Бо провел у себя шесть дней, отказываясь отвечать на записки и пользуясь только услугами Чанг Лю.

Мак-Рори несколько раз приходил в дом, чтобы увидеться с Бо, и злился, слыша от Селии, что того нельзя беспокоить.

– Ну, ему самому пора побеспокоиться, – вскипел он, придя в очередной раз и глядя на Селию с таким выражением, словно виновата она. – Что он вообразил? Что он маленький царек, позволяющий себе лишь наблюдать за тем, как его царство обходится без него?

– Нет, я убеждена, что он…

– Что вы об этом знаете, мисси? Простите меня, вы такая милая и хорошенькая, но понятия не имеете о переработке сахара, как и ваш расчудесный супруг, провалиться мне на этом месте!

– Что вы имеете в виду?

Мак-Рори потер широкое вспотевшее лицо, сплошь изборожденное морщинами:

– Рабочие недовольны. Им не нравится новый «луна», которого нанял Бо. Тот жестоко обращается с ними, и их раздражение растет.

– Понимаю, – сказала Селия.

– Нет, вы не понимаете. Эти японцы очень хорошо работают, но эти сукины дети, простите за выражение, мисси, могут сильно разозлиться. Джон Бернсайд это знал. Он твердо управлял заводом, но был справедлив и знал что к чему. А Бо вообще не управляет Маунтен Вью.

Селия тяжело вздохнула. Бо ходил в контору несколько раз в неделю и важно рассуждал о благотворных переменах на плантации.

– Я сама займусь этим и поговорю с мужем, мистер Мак-Рори. Уверена, мы быстро решим этот вопрос.


Но, когда она отправила мужу записку с Чангом, Бо вернул ее нераспечатанной.

– Чанг. – Она остановила китайца. – Почему муж не ответил на мою записку? Он болен, с ним что-то не в порядке? Почему он не показывается? Это дело касается плантации, оно очень важное.

– Миста Бо ни с кем не говорить, – ответил Чанг.

– Но с кем-то он должен общаться, не может же он заживо похоронить себя в своих комнатах и целыми днями рисовать!

Узкие глаза китайца не выражали никаких эмоций.

– Он сказать, что не хотеть говорить с женщинами. И с Мак-Рори, и с кем-то еще. Вы должны примириться, мисси.

– Но это касается Маунтен Вью, сахарной плантации! – растерянно пробормотала Селия.

Чанг усмехнулся, показав белые ровные зубы.

– Сахар, – повторил он. – Миста Бо ненавидеть сахар.

Селия уставилась на повара:

– Но он любит Маунтен Вью! Он больше всего на свете хотел стать его хозяином!

Чанг отвел глаза.

– Миста Бо ненавидеть сахар, – повторил китаец.

Чуть позже Селия отправилась сообщить Мак-Рори, что Бо не покинет свои апартаменты даже из-за проблем на заводе.

Мак-Рори сердито пожал плечами:

– Я этого ожидал. Бо – просто лентяй, бездельник. Опасения Джона подтвердились. Его сын не более пригоден управлять плантацией, чем собака Хили.


В тот вечер, поужинав с Тиной и Гаттерас, Селия рано отправилась к себе, устроилась в постели с книгой в руках под мягким светом масляной лампы. Как страстно стремился ее муж стать хозяином Маунтен Вью. Теперь это осуществилось, Бо занял место Отца, женился на его невесте, сидит в конторе, отдает распоряжения рабочим.

Помимо воли, она вспомнила слова Романа о том, что Бо разорит Маунтен Вью за полгода.

Правда ли это? Здесь все, от самой простой служанки до сотен рабочих сахарного завода, зависели от того, как Бо будет управлять Маунтен Вью. Кроме того, другие плантаторы привозили сюда свой урожай сахарного тростника на переработку.

Почему Бо потерял интерес к плантации?

Селия не могла сосредоточиться на романе, дважды закрывала книгу и выходила в коридор, ведущий в западное крыло дома, собираясь поговорить с Бо и решить вместе с ним эти проблемы.

Что-то неосознанное удерживало ее. Из-за Бо дела в Маунтен Вью шли из рук вон плохо, но Селия не могла противиться своему внутреннему голосу.

На следующее утро Селия поднялась рано и, к своему удивлению, увидела Бо на веранде с чашкой кофе. Перед ним стояла нетронутая тарелка с яйцами и ветчиной.

– Бо! Ты уже встал! Ты пойдешь сегодня и контору?

– Думаю, да, – хмуро ответил он.

– Уверена, это обрадует мистера Мак-Рори, – сказала она. – Он уже несколько дней пытается увп деть тебя: возникла проблема с рабочими. Он говорит…

– Хватит, Селия. Я же пришел. – Бо злобно оттолкнул тарелку. Он похудел и осунулся, в глазах появилось какое-то странное, отсутствующее выражение. Бо смотрел вдаль и словно совсем не замечал жену. – Разве тебе недостаточно того, что я спустился вниз и завтракаю с тобой? Чего еще тебе надо?

– Завтракаешь? Да ты не притронулся к еде! Я хочу, чтобы ты соблюдал приличия. Вот все, что мне надо.


Дни тянулись медленно, и даже ученики казались Селии такими же непослушными, как в первый день школьных занятий. Селии пришлось строго с ними поговорить. Она поставила Кавео, их лидера, возле двери, пока он не успокоился и не начал читать и считать.

– Я не обязан вам подчиняться, – заявил ей Кавео, вздернув подбородок. – Я могу быстро найти работу на заводе. Так говорит миста Григгс.

– Кто такой мистер Григгс?

– Это «хаоле нуи», новый «луна». Он считает, что я буду хорошим возчиком. И он прав!

– И это все, кем ты сможешь быть, Кавео, если не научишься читать лучше, чем сейчас, – разочарованно заметила Селия.

Мальчик удивленно посмотрел на Селию, и вдруг на его глаза навернулись слезы.

– О Кавео, прости меня. – Селия обняла его.

– Я не могу, – прошептал он. – Я не уметь правильно видеть буквы, мисси. Они куда-то уходить.

Ей стало очень жаль мальчика:

– Тогда мы будем проходить буквы не так быстро, Кавео. Мы постараемся изо всех сил, и ты научишься. Хочешь, еще часок позанимаемся после уроков? Только ты и я, вдвоем?

– О да, мисси! – обрадовался мальчик.

В тот день Селия пошла домой мимо завода, где, как обычно, бурлила жизнь: по пыльной дороге тащились воловьи упряжки, груженные тростниковыми стеблями, возницы кричали на животных и щелкали в воздухе длинными кожаными кнутами. Несколько японцев сливали патоку в чаны. Сегодня, однако, все это не выглядело таким же мирным, как обычно. Несколько недовольных, озлобленных рабочих о чем-то разговаривали, до Селии доносились сердитые возгласы.

Вспомнив слова Мак-Рори о недовольстве рабочих, Селия осторожно приблизилась к ним.

– Никто не смеет трогать меня, никто, даже «хаоле»! – крикнул один.

Селия увидела двух мужчин, смотрящих друг на друга с нескрываемой яростью. Это были Григгс, новый «луна», или старший мастер, и Гензо, японец, которого Селия учила английскому языку.

– Ты, маленький желтый выродок, поклоняющийся дьяволу! – Крупный Григгс угрожающе наступал на японца. Судя по акценту, он был уроженцем южных штатов. – Когда я приказываю тебе работать ты должен подчиняться, а не бить поклоны твоим языческим божкам!

– Вы ошибаетесь. – Гензо изъяснялся на отличном английском. – Я просто произносил молитву…

– Меня не волнует, кому ты молился. Я не потерплю, чтобы мои рабочие ленились! Ты переведен на половинный рацион.

– Я работаю так же усердно, как и все.

– Неужели? – Григгс поднял хлыст и ударил им Гензо. Хлыст рассек тому предплечье, выступила кровь. – Это ты-то человек? Нет, ты – мерзкая жаба. Да, маленькая желтая…

Рабочие взволновались.

– Григгс! – голос Селии прозвучал так гневно, что южанин обернулся. – Оставьте Гензо в покое!

«Луна» нахмурился:

– Я выполняю свой долг, миссис Бернсайд.

– Долг? Разве ваш долг – бить рабочих? – Селия не помнила себя от бешенства. Она учила Гензо читать и писать и знала, что это воспитанный, исполнительный, очень вежливый человек. Как Григгс смеет оскорблять его, бить хлыстом? Бо, подумала девушка, нанял этого ужасного человека. Джон Бернсайд никогда не обращался плохо с рабочими и никому этого не позволял.

– Женщина не может понять, что здесь происходит, миссис Бернсайд. Извините, что я так говорю. – Отойдя от рабочих, Григгс опустил хлыст и стоял ухмыляясь. – Хозяин завода – ваш муж, а он предоставил мне право делать то, что я считаю нужным.

– Разрешил вам так обращаться с нашими людьми? Не вижу в этом необходимости, – твердо возразила Селия. – Если я еще раз увижу подобное, обещаю вам принять меры. Вы будете уволены!

Но Григгс лишь засмеялся в ответ и высокомерно отвернулся. Рабочие, опустив головы, разошлись по своим местам. Гензо с гордо поднятой головой шел отдельно от них.

Рассерженная Селия направилась в заводскую контору. Взойдя на деревянное крыльцо, она вспомнила Джона. Когда-то это были его владения, а еще раньше – Амоса Бернсайда. Здесь было средоточие власти Маунтен Вью.

Она толкнула дверь и, не постучав, вошла в контору.

За столом сидел Бо. Красивый, худой, скуластый. Он пристально посмотрел на жену:

– Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно с тобой поговорить. – Он раздраженно усмехнулся:

– О чем? Ты же видишь, что я занят. – Селия огляделась. Контора состояла из двух комнат. Одну из них приспособили под склад. Главная комната, где прежде сидел Джон, была забита бухгалтерскими книгами. Раньше, как помнила Селия, здесь всегда было чисто. Сейчас повсюду валялись бумаги, бухгалтерские книги, залитые кофе, обрывки бумаги с набросками углем. Казалось, Бо, утомленный делами, решил порисовать. Все покрывал слой красноватой пыли.

Может, Бо и часто приходит сюда, сердито поняла Селия, но он здесь не работает.

– Занят?! – Ее терпение лопнуло. – Чем занят, позволь спросить? Рисуешь полуобнаженных женщин? Разве ты не слышал, что среди твоих рабочих зреет недовольство из-за мастера-чужестранца, который их оскорбляет и бьет? Что нам делать, если рабочие уедут из Маунтен Вью? А ведь так и случится! Уверена, что Джеймс Мак-Ки из Улупалакуа будет счастлив нанять их, и он не станет…

– Не станет что, Селия? – с вызовом спросил Бо.

За окном проехала воловья упряжка.