– Так лучше, верно?

Лучше?! Когда они были нагими и свободными, какими только могут быть мужчина и женщина.

Селия огляделась. В приемной было абсолютно чисто, на застекленных полках лежали хирургические ножи, пинцеты, пилы и другие инструменты, о предназначении которых она могла только догадываться, стоял высокий стол, на котором, видимо, Роман делал операции, пахло карболкой и чем-то еще.

Роман подошел к небольшому зеркалу в дубовой раме, висевшему на стене, и продолжал бриться, намыливаясь кисточкой. Селия, как завороженная, следила за ним.

– У вас в приемной так интересно, – сказала она первое, что пришло ей в голову. – Вы много оперируете?

– Довольно много. – Роман откинул голову и стал брить шею.

– А где вы живете? – спросила девушка. – Здесь так мало места.

Он усмехнулся:

– Да, я бы не стал спать на операционном столе. У меня квартира под приемной. Может, хотите посмотреть ее, прежде чем взять настойку опия, за которой вы приехали? У меня там и аптека.

– Если не возражаете, – ответила, вспыхнув, Селия.

Роман привел ее в квартиру, в которой было четыре комнаты, застеленные соломенными циновками, плетеная мебель, обитая ситцем, и бамбуковые занавески, спасающие от тропического солнца. На стенах висело гавайское оружие. Роман принялся рассказывать о нем, о войнах между племенами и их бесчисленных жертвах.

– Как-нибудь я одолжу вам некоторые образцы, чтобы вы показали их вашим ученикам, – сказал он, улыбаясь. – Уверен, им понравятся эти трагические истории об отважных людях.

Селия вздохнула:

– Я не хочу вас беспокоить. Боюсь, больные уже ждут вас.

– Вообще-то я только что от больного. – Роман, нахмурился. – Бедняга матрос умер от гангрены. Поранился гарпуном, и мне не удалось его спасти.

Он выглядел усталым. Селия подумала, что Роман, наверное, ушел рано утром, поэтому и не успел побриться.

– Я приехала за настойкой опия для тети, – торопливо повторила девушка. – Если можете приготовить немного, я передам ее, и тетя будет вам очень благодарна. Я привезла деньги.

– Денег я не возьму, но, если подождете, приготовлю настойку.

Роман зашел в кабинет, оставив дверь открытой. Селия увидела множество пузырьков, коробочек с порошками, баночек с притираниями; на всем были надписи. Роман порылся в лекарствах, достал большую бутыль, отлил из нее настойку в пузырек и заткнул его пробкой.

– Этого должно хватить, но не давайте слишком много, Селия, если только у Гаттерас не будет бессонницы. Опий вызывает привыкание, а это очень неприятно.

– Я ее предупрежу, – сказала Селия. – А теперь мне пора возвращаться в Маунтен Вью, пока не стемнело.

Роман нахмурился:

– Вы не успеете добраться до наступления темноты. Уже поздно, Селия.

– Я…

Конечно, он говорил правду. Она отправилась в путь, совсем не подумав, как опасна тропическая непроглядная ночь. Почувствовав на себе любопытный взгляд Романа, девушка покраснела. Неужели он решил, что она нарочно все это выдумала, желая соблазнить его? Да, видимо, так он и подумал.

Она поднялась:

– Я взяла с собой фонарик, так что со мной все будет в порядке. Если вы решили, что я приехала сюда из-за вас, Роман Бернсайд, то глубоко заблуждаетесь! Я бы не… Я никогда…

– Вы красивая маленькая ведьма, Селия, и уверен, всегда добиваетесь того, что вам нужно.

– Вы мне не нужны! – Она крепко сжала пузырек с настойкой опия. – Тем не менее, – насмешливо добавила девушка, – спасибо за лекарство для тети. Я передам ей ваши пожелания.

– Да, пожалуйста.

Спокойный тон Романа сводил ее с ума. Выходя из его квартиры, она хлопнула дверью. Ей пришлось остановиться у магазина и купить фонарик.


Гаттерас страшно рассердилась, что Селия одна ездила в Лахаина и вернулась поздно ночью.

– Какой бес в тебя вселился, Селия Гриффин? Отправиться так далеко одной… Лошадь могла оступиться, повсюду снуют разбойники. А если бы ты заблудилась… Иногда мне кажется, что тебя не мешало бы как следует выпороть.

– Я… я очень сожалею, тетя Гаттерас.

– Да уж конечно! Селия, я глупая старая женщина, но очень хорошо знаю, что сломанное бедро – безнадежный случай. Обычно стараются лишь облегчить жизнь больному. Я благодарна Роману Бернсайду за все, однако признаюсь, он беспокоит меня.

– Чем?

– Ты в него влюблена? – Вопрос застал Селию врасплох. Она, покраснев, взглянула на тетку. – О девочка моя, не надо так краснеть! Я наблюдала за тобой, когда вы закрепляли на моей ноге это деревянное приспособление. Каждый раз, когда он смотрел на тебя или случайно к тебе прикасался, ты вздрагивала. Ты никогда не реагировала так на Джона Бернсайда. А ведь Джон – твой жених, и ты обещала выйти за него замуж. Предполагается, что ты любишь его.

Селия взглянула на столик у кровати, там лежало неоконченное письмо вдовцу из Калифорнии:

– Я… помогала Роману как доктору.

– У меня повреждено бедро, а не глаза, и я кое-что заметила. Бо тоже в тебя влюблен.

У Селии перехватило дыхание.

– Он слишком далеко зашел, – наконец проговорила она.

– У Бо горячая кровь, – заметила Гаттерас. – Трое мужчин… – Она задумалась. – Бо. Джон. Роман. Ты затеяла опасную игру, Селия, и рано или поздно тебе придется выбирать между ними. Надеюсь, ты к этому готова?


Пришло время сбора урожая. В начале лета побеги тростника едва доходили до уровня груди человека, а сейчас в его зарослях мог скрыться всадник.

– В этом году мне повезло, – с удовлетворением заметил Джон, глядя на зеленое поле. – Ни болезней, ни ураганов, и уровень сахара в тростнике, кажется, довольно высок. Надеюсь, мы получим не меньше десяти тонн с акра.

– Наверное, рабочие да и вы тоже будете очень заняты, – предположила Селия.

– Это быкам придется перевозить тростник, дорогая. А они передвигаются со скоростью одной мили в час, так что нам понадобится много повозок.

Однажды утром Селия проснулась от удушливого запаха дыма. В панике девушка вскочила с кровати, натянула платье и подбежала к двери.

«Тина! – подумала она, и сердце ее бешено забилось. И Гаттерас, беспомощная, в своем тяжелом деревянном каркасе».

Однако тетка лежала в постели и ела тост, между тем как Леинани расчесывала ее длинные седые волосы. У нее в ногах расположилась Тина с книгой о Тибете. Рыжие кудри рассыпались у нее по щекам. Никого из них, казалось, ничуть не беспокоил запах дыма, проникающий в занавешенные окна.

Селия остановилась:

– Тетя Гаттерас! Что-то горит! – Тина засмеялась.

– Конечно, дорогая, – спокойно заметила тетка. – Сахарный тростник, акры сахарного тростника. Начался сбор урожая, и Джон сжигает старые листья, чтобы добраться до стеблей. – Селия покраснела, чувствуя себя глупо:

– Я… я понимаю.

– Он поджигает листья рано утром или поздно вечером, когда пассат дует не слишком сильно и меньше опасность пожара.

Горящие листья тростника, от которых поднимались клубы дыма, на много дней наполнили воздух запахом гари. Он наполнял дом и впитывался в одежду, постели и еду. Каждый день раздавались скрип колес, крики возчиков и свист кнута. Сотни повозок катили, нагруженные стеблями тростника, направляясь на сахарный завод.

В эти дни Селия редко видела Джона. Он вставал с рассветом, чтобы проследить за тем, как горит тростник, и возвращался после наступления темноты. Его лицо, темное от загара, стало еще темнее.

Бо, которого не пускали в заводскую контору, слонялся по Маунтен Вью с мольбертом, Селия видела его последнюю картину, изображавшую горящий тростник. Эта мрачная картина со всполохами огня и клубами дыма напоминала сцену из ада.

Полотна Бо были очень экспрессивны. В таланте юноши Селия не сомневалась, но яркие краски пейзажей и персонажи портретов казались отражением темных сторон его души. «Хорошо, что я не согласилась позировать Бо», – подумала девушка.

На третий день сбора урожая Бо заперся в своих апартаментах, расположенных в западном крыле усадьбы и отделенных от других помещений кладовкой и длинным коридором. Селия видела, как Чанг Лю относит Бо еду на подносе, накрытом салфеткой.

Она послала слугу узнать, не заболел ли Бо. Туземец вернулся, усмехаясь:

– Бо лоло. – Слуга повертел пальцем у лба.

– Лоло?

– Он лоло, – повторил слуга и вышел.

– Что случилось с Бо? – спросила Селия Джона вечером, ибо молодой человек не появился к обеду.

– Он просто не в духе. Временами Бо отсиживается у себя, если у него дурное настроение.

– Может, ему хотелось бы помочь вам? – предположила Селия.

– Помочь?! Я пытался его привлечь к работе, дорогая, но мне это не удалось. У Бо такой темперамент, что рабочие отказываются иметь с ним дело. Он не может снискать их уважения, а рабочих здесь не хватает, и я не хочу их терять. Маунтен Вью принадлежит мне, и я знаю, как его сохранить.

Селия кивнула. Джон и Роман владели Маунтен Вью совместно. Тем не менее Джон настойчиво называл поместье своим, и она не сомневалась, что именно так он и считал. Неудивительно, что Джон и Роман часто ссорились. Так же, впрочем, как Джон и Бо. Как это соперничество все осложняло в Маунтен Вью!

– Вы готовы к большому празднику? – спросил Джон.

– У нас будет праздник?

– Обязательно! Я устрою его, как только закончится сбор урожая. Приглашения уже разосланы.

Джон назвал имена плантаторов с Мауи, а также с островов Кауаи и Гавайи.

– Многие из нас посещали школу Пунахое в Гонолулу. А вы хотите кого-нибудь пригласить, Селия?

Девушка задумалась. У нее было много знакомых в Гонолулу, но она не считала их настоящими друзьями.

– Мы можем пригласить мою кузину Ребекку, – ответила она. – Бекки проделала долгий путь на Кауаи, чтобы выйти замуж за человека, которого никогда не видела. Не знаю, счастлива ли она.

– Тогда пошлем ей приглашение. Вам полезно с ней встретиться.