Дни шли за днями. Селию поглощали школа и тридцать пять учеников, которых она успела полюбить. Лучшей ученицей была Тина, умная девочка, жадно внимающая ее словам.

Но Селия полюбила и хорошенькую малышку Айко с ее осторожными вопросами, и одиннадцатилетнюю красавицу Мелани, Кавео и Кеони, детей местных жителей, и Хамада, маленького японца, который каждый день клал цветок на стол учительницы.

А сколько языков звучало в школе! Гавайский смешивался с ломаным английским, на котором говорило большинство детей. Трое младших детей Чанга Лю с одинаковой легкостью болтали по-китайски и на гавайском. У некоторых родным языком был японский, у других – самоа, и почти все объяснялись по-английски.

Но именно гавайский язык – нежный, певучий, музыкальный – больше всего нравился детям. Селия вскоре уже понимала отдельные фразы. «Кау-кау» означало «еда», а говоря «я пау» и потирая живот, ребенок давал понять, что он сыт.

Слово «пиликиа» выражало как мелкие неприятности, вроде разбитой коленки, так и ужасные катастрофы.

«Макай» – «на море», а «маука» – «в горах». Слова, указывающие направление, очень важны на островах. Селия узнала, что она «хаоле», то есть «белая иностранка», а ее двое учеников-полукровок – «хапа-хаолез», или «полукровки». «Канака» – «мужчина», «вахине» – «женщина», а «ребенок» – «кеики». «Сахарный тростник» назывался «ко».

В те дни, когда в школе не было занятий, Селия ездила верхом на Мисти, сером мерине Джона, привыкшем к крутым тропам острова. Она изучала границы плантации, пробираясь вдоль тростниковых зарослей чуть ли не до самого побережья, побывала в гавайской деревне, пересекала глубокие овраги, покрытые зарослями, осматривала пещеры, оставшиеся после выхода лавы, и даже наткнулась однажды на каменный «хеиау», или храм, где местные старики приносили жертвы своим богам.

Она собирала и сушила листья для гербария, заказала в Гонолулу книги по истории Гавайев. Но несмотря на все это, Роман по-прежнему не шел у нее из головы. Ну когда же он приедет в Маунтен Вью? Она так устала ждать!

Однажды утром к ней в дверь постучали Кинау и Леинани и предложили пойти купаться.

Селия взглянула на девушек, одетых в длинные яркие платья, которые слегка обрисовывали их формы, на их бархатистую смуглую кожу.

– Купаться? С удовольствием! Но что мне надеть?

Леинани слегка толкнула Кинау, и обе улыбнулись.

– Все, что захотите, – весело ответила Кинау. – Но сегодня мы собираемся не на море, а к заводи Пеле.

– К заводи Пеле?

– Там красиво и прохладно, вы сами увидите.


Через полчаса они отправились в путь, гавайские девушки – на старых тощих кобылах, которых, по мнению Селии, пора было отправить на отдых. По дороге Кинау остановилась, чтобы свить венок из белых цветов для себя, и обе девушки украсили своих лошадей цветочными гирляндами «леи».

Через некоторое время тропа круто повернула к скалам, ущелья между которыми достигали двухсот футов глубины. Мерин Селии следовал за кобылой Кинау.

– Вам нравится работать в Маунтен Вью? – спросила Селия девушку.

Кинау взглянула на нее через плечо:

– Я работаю там не все время, иногда живу в Лахаина. Но, по-моему, Джон Бернсайд – хороший хозяин. Он даже дает мне читать книги.

Они ехали легким галопом, непринужденно болтая.

– Вы любите читать? – Кинау пожала плечами:

– Когда больше нечем заняться. Мне не нравится бездельничать.

Тропа вилась вдоль ущелья, и наконец за последним поворотом они увидели заводь, похожую на чашу. Ее образовала трещина в лаве. В кристально чистой воде отражались папоротники и дикое растение таро. В заводь впадал ручей, напоминая маленький водопад, а где-то вдали слышался грохот большого водопада.

От первозданной красоты у Селии перехватило дыхание.

– Великолепно!

– Это место принадлежит Пеле, – сказала Кинау.

– А кто такая Пеле?

– Богиня вулканов, самая страшная, которая может поразить огнем все, что пожелает. Она живет в кратере Килауеа на острове Гавайи, но часто бродит и по другим островам. Иногда она выглядит ужасной, безобразной, отвратительной старухой. А порой предстает как красивая молодая женщина. Именно в таком обличье Пеле посещает эту заводь, ее любимое место.

Селию очаровала сказка о красивой молодой богине, купающейся в чистой заводи. По примеру гавайских девушек она спешилась и привязала мерина к ближайшему дереву. Кинау и Леинани уже раздевались. У них были смуглые тела и полные груди с темными сосками. В венке из белых цветов Кинау походила на экзотическую принцессу.

Селия изумленно смотрела на них.

– Вы что, вот так и собираетесь купаться? – Девушки кивнули и засмеялись.

– Но…

– А как же еще плавать? Так купаются все женщины, – сказала Кинау. – Иди сюда, Селия, чего ты ждешь?

Леинани тем временем взобралась на скалу у края воды и собиралась нырнуть – полная молодая нимфа с ямочками на ягодицах. Нырнув, она поплыла. В ту же секунду Кинау тоже бросилась в воду, и ее роскошные черные волосы заколыхались, как водоросли.

Селия, затаив дыхание, следила за этими молодыми гавайскими женщинами, завидуя их свободе и тому, что они не стыдятся своего тела. Она с детства была стыдлива, как каждая девочка, воспитанная в викторианскую эпоху. Между тем Селии, вспотевшей после долгой езды, мучительно хотелось искупаться. «Да здесь ведь Гавайи, – подумала девушка, – а это тысячи миль от Бостона».

Леинани засмеялась, видя сомнения Селии. Но та вдруг принялась решительно расстегивать пуговицы я, наконец раздевшись, ощутила сладостную свободу.

– Иди сюда! – Кинау брызнула на нее водой. – Мы научим тебя плавать. Мы сделаем из тебя такого же пловца, как «оно».

– Что такое «оно»?

Селия опустилась в прохладную воду, ее полные груди поднялись вверх, и все тело стало гибким, живым. Девушка поняла, как чудесно купаться обнаженной!

– «Оно» – это рыба. «Оно» означает «сладкий», Селия!

Кинау веселилась от души:

– Ты станешь для кого-то очень сладкой рыбкой!


Вечером, когда Селия переодевалась к обеду, к ней в спальню пришла Гаттерас. Надевая нижнюю юбку, девушка почувствовала на себе ее пристальный взгляд.

– Селия, ты слишком загорела. Тебе не следует этого делать. Ты остерегаешься солнца?

– Конечно, – солгала девушка.

– Сегодня в школе не было занятий? Я видела, как ты уехала верхом с двумя местными девушками.

– Да, мы ездили в горы к маленькой чудесной заводи.

– Чтобы посмотреть на нее? Ты должна проявлять осмотрительность, дорогая, общаясь со слугами. Местные жители, конечно, славные, но вы принадлежите к разным мирам. Скоро ты станешь хозяйкой в Маунтен Вью. Не забывай, какое положение ты здесь наймешь. И веди себя соответственно этому.

Тетка ошибается. Она не будет хозяйкой поместья. Селии покраснела:

– Не понимаю, почему мне нельзя ездить верхом вместе с Кинау и Леинани. Они очень симпатичные, а здесь нет больше ни одной моей сверстницы.

– Значит, надо кого-то найти. Уверена, здесь есть жены плантаторов, с которыми ты можешь общаться, раз выходишь замуж за Джона. Тебе придется вести светскую жизнь.

Селия посмотрела на тетку:

– Иногда вы говорите совсем как мама. – Гаттерас печально улыбнулась:

– Но я же сестра Лидии! Мы выросли в одном доме.


Позже в своей комнате Селия сидела у масляной лампы, сочиняя письмо Ребекке. Она обещала писать кузине и хотела сдержать слово. Однако за последнее время Селия все больше отдалялась от нее, ибо Ребекка напоминала ей о матери и скучных, ограничивающих свободу условностях Бостона. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как она в последний раз видела кузину. В своих письмах Ребекка писала о том, как живет с мужем в деревне, жаловалась на климат и «отсутствие цивилизованной жизни».

Поразмыслив, Селия написала: «Бекки, пыталась ли ты учиться плавать? Я пыталась, и мне очень понравилось. Сегодня мы ездили в одно место, которое называется «заводь Пеле». По рассказам местных жителей, его посещает богиня Пеле. Мы, однако, ее не видели…»

Она перечитала написанное. Что подумает об этих фантазиях Ребекка? Селия не могла представить кузину, купающейся нагой. Даже моясь, Ребекка не сразу снимала всю одежду, а по частям, чтобы не обнажаться полностью.

Селия решила закончить письмо в другой раз, размышляя о том, что заставило ее пренебречь строгими правилами бостонского воспитания. Было ли причиной тому долгое пребывание на солнце? Или всему виной свежий ветерок Мауи и серебряный свет луны, превращавший каждую ночь в волшебство? Может, все это ослабило ее волю, лишило разума?

Ночью Селия ворочалась и не могла уснуть, думая о Романе. Чувствуя странное напряжение в теле, она не могла его снять, как, впрочем, и жжение в паху.

Так прошло много недель, и за это время изменился только тростник. Стебли стали толще, листья тянулись кверху, так что заросли тростника теперь напоминали джунгли. По словам Джона, урожай созревал, но скоро ожидали засуху.

Селия и Гаттерас были предоставлены самим себе, поскольку Джон проводил все больше времени в заводской конторе. Женщины читали вслух, играли в шахматы, учили этой игре Тину. К восторгу Селии, Тина оказалась очень сообразительной. «Шах! И мат!» – радостно кричала она.

После одной из таких побед Селия крепко обняла девочку, гладя ее рыжие, теперь всегда причесанные волосы:

– Ты всех нас обыграешь, Тина! Ты так умна, что едва ли останешься здесь. Скоро ты уедешь с острова и поступишь в хорошую школу.

Тина прикусила губу:

– Я хочу, чтобы ты учила меня, Селия! Ты моя учительница! Я не хочу уезжать с Мауи. Я не поеду! Не поеду!

Как-то жарким днем Селия играла на зеленой лужайке с Тиной и Кинау в серсо. Они весело болтали, бросая кольца на врытый в землю столб. Селия даже не подняла глаз, услышав стук копыт. Здесь лошади были почти у всех.