Мечтая поскорее сбежать из города, я свалила на подругу дело, которое мы пытались закрыть. Вообще-то на меня это не похоже. Я никогда не перекладывала на нее свои обязанности, не оставляла ни одного договора неподписанным, работала допоздна, лишь бы Сюзанна смогла освободиться пораньше – особенно теперь, когда она была на восьмом месяце беременности.

С замиранием сердца я включила первое сообщение. Подруга говорила быстро и твердо:

«Привет! Это Сюзанна-коллега. Помнишь, как ты улизнула из офиса на примерку платья? Перезвони, когда получишь мое сообщение. Я тебя ненавижу».

Во втором сообщении голос у нее звучал мягко и мелодично.

«Привет! Это Сюзанна-подруга. Помнишь, как ты улизнула из офиса на примерку платья? Перезвони, когда получишь мое сообщение. Я тебя люблю».

Я как раз собиралась ей перезвонить, когда завибрировал телефон. Бен, подумала я – он уже оставил мне несколько сообщений. Но оказалось, что это Томас Ник, его деловой партнер.

Томас находился сейчас в Лондоне – обустраивал офис к приезду Бена. Он собирался прилететь в Штаты на нашу свадьбу и хотел, чтобы к этому моменту все было готово.

– Привет, Джорджия! Ну что, как продвигается переезд?

Переезд… Я присела на краешек кровати и плотнее закуталась в полотенце. У меня совершенно вылетело из головы, что мы с Беном сегодня переезжаем. Все наши вещи покинут Сильвер-Лейк и сначала фургоном, а потом самолетом отправятся в Лондон – в наш новый дом на краю Ноттинг-Хилл. Дом моей мечты. Он стоял на живописной, мощенной булыжником улочке неподалеку от Уэстборн-Гроув – самой классной улицы Лондона. Сам дом тоже был бесподобен: много света, белые книжные полки в гостиной, большие окна на кухне. А главное – дверь. Красная парадная дверь, как в доме родителей.

– Я сейчас стою в вашем доме. Он великолепен. Великолепен, но пуст. Нужно, чтобы ты приехала и создала здесь уют. Не хватает твоей руки. Понимаешь, о чем я?

Простая любезность. Бен – вот кто действительно умел создавать уют. Он мог превратить любое помещение в такое место, откуда не хочется уходить. Переехав в Лос-Анджелес, Бен переставил нашу кровать в заднюю комнату. Вообще-то она предназначалась под библиотеку, но Бен сразу понял, как приятно будет просыпаться под большим эркером. Неужели только вчера я проснулась там рядом с ним? Сердце у меня защемило.

– Томас, я вообще-то спешу…

– Понимаю. Я, собственно, хотел поговорить с Беном. Возникли сложности с проектом «Мальборо», нужно кое-что согласовать… Он рядом?

– Нет.

В трубке повисло недоуменное молчание.

– А ты знаешь, где он? – спросил наконец Томас.

– Ты не звонил матери его ребенка? Может, он с ней?

– Матери его ребенка?..

Когда Томас повторил эти слова, время словно замедлило свой ход.

Должно быть, он счел меня ненормальной.

Однако вместо того, чтобы объяснить, я просто нажала на отбой.

* * *

Я всегда знала, что отец любит виноградник. Но по-настоящему почувствовала силу этой любви, когда мама с Бобби и Финном уехала в гости к родителям, и мы целую неделю прожили вдвоем. В биодинамическом виноделии время посадки зависит от фазы луны и расположения звезд. На той неделе я поняла, что отсюда следует. Папа разбудил меня в полночь и дал выпить кружку горячего шоколада, а потом я ходила за ним по пятам, пока он укоренял саженцы и сеял семена. Папа был настолько поглощен каждым действием, словно от того, что он сделает или не сделает, зависело все. Никогда не видела, чтобы кто-нибудь так сосредоточенно чем-то занимался. Я смотрела и думала: это и есть любовь.

* * *

Я надела джинсы с футболкой, села в машину и поехала вниз по шоссе номер сто шестнадцать – извилистой дороге, ведущей из одного мира в другой, из Сономы в долину Напа и ее одноименную столицу.

В Напе есть все, что должно быть в большом городе: развлекательная индустрия, роскошные отели, дорогие рестораны.

На свой двадцать первый день рождения я приехала домой из колледжа, и мы всей семьей отправились в самый роскошный ресторан Янтвилла – городка к северу от Напы. Назывался он «Французская прачечная». На его месте когда-то действительно стояла прачечная. В этом ресторане, одном из лучших в мире, подают девять перемен блюд и самое прекрасное вино, какое вам только доводилось пробовать. Мы не просто отмечали мой день рождения: незадолго до того «Френч лондри» включил в свою обширную винную карту вино отца. «Блок четырнадцать». «Пино нуар» 1992 года. Двести пятьдесят долларов бутылка. Любимое «пино» отца. Виноград, из которого его производили, по-прежнему выращивался только на самом первом участке в десять акров. От мысли, что наше вино будут пить люди со всего света, кружилась голова. Папа заказал две бутылки в надежде, что это поможет «Блок четырнадцать» остаться в меню.

Проезжая мимо «Френч лондри», я мысленно вернулась в тот день. Бобби объявил, что хочет сделать Маргарет предложение. Финн раскричался и обозвал брата сумасшедшим: Маргарет, конечно, красавица, но жениться в таком возрасте все равно безумие. Тогда Бобби признался, что она беременна. Даже две бутылки вина не спасли тот вечер.

Через две недели мы с Беном собирались пригласить всю мою семью в тот же ресторан – отблагодарить родителей за то, что разрешили отпраздновать свадьбу у себя дома. Теперь ничего этого не будет – ни обеда, ни свадьбы…

С Вашингтон-стрит я свернула налево – на боковую улицу, где располагалась штаб-квартира «Марри Грант». Машину поставила на одно из двух парковочных мест; второе занимала старенькая «Хонда».

Я глянула в договор, который умыкнула из домика винодела: хотела проверить, не ошиблась ли адресом. Непохоже, что мне сюда.

Винодельческий регион Северной Калифорнии – это маленький мир, четко разделенный на две фракции: тихую сельскую Соному и коммерциализированную долину Напа. Кое-кто утверждает, что граница между ними постепенно стирается: Сонома тоже начинает производить вино на промышленный лад. Однако пока граница все еще существует: маленькие винодельни Сономы по-прежнему выглядят Давидом рядом с корпоративными Голиафами Напы.

Как ни странно, штаб-квартира «Марри Грант» занимала не зловещий комплекс огромных бетонных коробок. Подобное здание вполне можно встретить где-нибудь в Себастополе: незаметный с улицы второй этаж, увитая виноградными лозами лестница, окна с ярко-зелеными ставнями, на каждом подоконнике – растения с красными, желтыми и оранжевыми листьями. Скорее похоже на дом художника, чем на корпоративный офис.

Я постучала в затянутую сеткой дверь.

– Открыто! – послышалось откуда-то изнутри.

Я вошла в приемную. Ни стульев, ни дивана. Только голый стол, над которым висит очень симпатичная картина – зеленая груша. Почему-то я не могла отвести от нее глаз. Ярко-зеленый цвет груши притягивал, казался чуть ли не волшебным.

– Завораживает, правда?

Я обернулась. На пороге кабинета стоял молодой мужчина в джинсах и кашемировом жилете на молнии, из-под которого торчал галстук. Незнакомец был по-своему хорош собой, хотя далеко не так хорош, как воображал. Он имел нахальный вид уроженца восточного побережья – совсем как некоторые мои однокурсники, считавшие себя повелителями вселенной. На его губах играла самоуверенная однобокая улыбка.

– Сколько ни пытался, так и не смог понять, что в этой груше особенного. Думал, я просто необъективен – в конце концов, ее нарисовала моя мама. Но картина завораживает не только меня. Значит, что-то в ней все-таки есть.

Незнакомец оторвал взгляд от груши и впервые посмотрел на меня.

– Это же вы! – воскликнул он.

– Что, простите?

– Невеста из бара.

Я удивленно уставилась на него.

– Еле узнал. Тогда волосы у вас были собраны в узел… В разваливающийся узел.

Я дотронулась до своих распущенных волос, которые уже начинали кудрявиться.

– Что вы хотите этим сказать?

– Такая прическа идет вам гораздо больше.

Он указал на свою густую шевелюру, как будто ждал, что я отвечу комплиментом на комплимент. Я одернула футболку. Надо было одеться более строго. Впрочем, незнакомец, похоже, не обратил внимания на мой костюм – его занимало только мое свадебное платье.

– Я был в баре, когда вы пришли. Сидел за маленьким столиком у камина.

Незнакомец сложил руки треугольником и ткнул сначала в указательный палец – где сидела я, – потом в большой палец другой руки – где сидел он.

– Вернее, так: я был там со своей девушкой, которая рассказывала мне о чиа. Она обожает семена чиа. Сыпет их, куда ни попадя: в салат, в овсянку, в макароны. Якобы очень полезно. Вы знали?

Я кивнула. В модных ресторанах Лос-Анджелеса склизкие семена чиа считались хитом сезона. Однако я бы предпочла начать разговор совсем по-другому. Как же вышло, что тему задает он, а не я?..

– В общем, я не хотел пробовать чиа, поэтому глазел по сторонам. И тут появились вы. А теперь вы здесь. Странно, правда? Вам так не кажется?

– Нет, – ответила я.

Хотя действительно странно. Кто этот человек? Что он делал в баре моего брата в пятидесяти минутах езды отсюда? И почему меня запомнил? Впрочем, тут как раз ничего удивительного: в конце концов, я была одета несколько торжественнее, чем остальные посетители.

– Почему вы сбежали со свадьбы?

Я ошарашенно уставилась на него.

– Я не сбежала со свадьбы!

– Я тоже однажды так поступил. Если точнее, так поступили со мной.

Я подняла перед собой руки, пытаясь прервать этот разговор.

– Я не сбежала со свадьбы, понимаете вы или нет?

– Хорошо-хорошо. Понял. Вы не сбежали.

– Благодарю.

– А почему на вас было свадебное платье?

– Я сбежала с последней примерки, а это далеко не то же самое.

Он задумчиво кивнул.

– Пожалуй.

– Не пожалуй, а точно.

– Ваша правда. Во-первых, вы не унизили жениха в тот день, которому полагается стать самым счастливым в его жизни. Во-вторых, вам вернут задаток. Практически за все.