— Давай, малыш. Папе нужен буфер.

Подняв своего маленького мальчика, я располагаю его на своем бедре и иду к входной двери. Когда Артур не плачет, я не чувствую желания убивать того, кто стоит с той стороны, но все еще раздражен тем, что девушка вернулась. Что она там говорила про этого жутко огромного плюшевого медведя? Не могу вспомнить, потому что не обращал внимания на ее слова из-за Артура, кричавшего до хрипоты, и крови, пульсировавшей у меня в ушах.

Сделав глубокий вдох, я открываю дверь, ожидая увидеть плюшевого медведя, и оказываюсь лицом к лицу со стройной миниатюрной рыжеватой блондинкой с ободком из маргариток в волосах, которая держит в руках нечто, похожее на дюжину пакетов из продовольственного магазина.

— Привет, — говорит она, кивает мне головой и широко улыбается что-то лепечущему Артуру.

Я смотрю на нее, но не здороваюсь в ответ.

— Хорошо, — выдыхает девушка. — Как бы мне ни хотелось стоять тут и слушать тишину, но у меня была долгая смена, и мне еще нужно повидаться со своей кроваткой. Поэтому, если бы вы могли показать мне, куда положить этот груз, — она трясет пакетами, подчеркивая свои слова, и пара-тройка из них чуть не падает, — то я пойду по своим делам и не буду вам досаждать.

Девушка продолжает широко улыбаться, но в ее улыбке появляется нервозность. Она выгибает брови с тонким намеком на вызов, как будто желая сказать: «Хлопни дверью перед моим лицом еще разочек. Слабо?»

— Па-па. Па-па, — возбужденно кричит Артур, пытаясь вырваться из моих рук.

Когда поворачиваю голову, взглянуть на то, что привлекло его внимание, то замечаю того самого гигантского медведя, прислоненного к стене дома.

— Может быть, па-па занесет его тебе в дом, малыш, — нежно говорит девушка с маргаритками в волосах, но я слышу нотку сарказма в ее голосе. — А потом, может быть, па-па сможет взять у меня все эти пакеты с покупками, в пользу которых я отказалась от сна, чем оказала услугу своему боссу, и я, наконец-то, смогу заползти в свою кровать и поспать.

Поворачиваю голову, и мы встречаемся взглядами. У нее карие глаза оттенка самого темного шоколада, который я когда-либо видел.

Я продолжаю молчать.

— Хм, — недовольно хмыкает она, перекладывая пакеты из руки в руку. — Может быть, па-па не нуждается в моей помощи, и я просто брошу их, — она тут же выпускает пакеты из рук и их содержимое вываливается на пол. Стеклянные бутылки звякают, и как минимум одна разбивается. Фрукты и овощи катятся по дорожке вокруг ее ног, — прямо здесь, чтобы па-па мог решить, что с этим делать, в свое собственное драгоценное время, конечно же.

— Па-па, па-па, — восторженно кричит Артур, хлопая своими пухлыми ручками и прибывая в восторге как от беспорядка под нашими ногами, так и от огромного медведя, который тихонечко сидит в сторонке. Теперь малыш является свидетелем того, как его отцу надрала задницу какая-то девчонка с маргаритками в волосах.

— Приятно было познакомиться, малыш, — она машет ручкой Артуру, прежде чем повернуться и осторожно перешагнуть через беспорядок, который ее окружает.

А я так и стою, не проронив ни слова.

Смотрю в тишине, как девушка с длинными волосами цвета бледного заката и цветами на ободке у нее в волосах, отходит от дома по направлению к обшарпанному Фольксвагену. Не оглядываясь, она заводит ржавую бледно-зеленую машину, надевает солнечные очки и уезжает от нас, высунув руку в открытое окно и разрезая ей теплый воздух.

— Па-па, — счастливо отвечает Артур единственным словом, которое у него получается говорить, и эти звуки он употребляет по отношению ко всему. Абсолютно.

Бросив последний взгляд на продукты на полу и вымученно вздохнув, я разворачиваюсь, хватаю огромного мишку за ухо и волочу его за собой в дом. Артур всю дорогу радостно прыгает у меня на талии. Посадив их обоих там, где я их могу хорошо видеть, возвращаюсь к входной двери, чтобы подобрать сумки и вывалившиеся продукты.

Еда, пиво, подгузники, влажные салфетки, свежие фрукты и овощи. Назови все что угодно, и поймешь, что она купила это. Для нас. Для моих детей и меня. А я что сделал? Злопнул дверью у нее перед носом в первый раз, а во второй таращился на нее так, будто у нее выросла вторая голова. И ни разу не поблагодарил ее, не спросил ее имени и даже не улыбнулся. Нет, я просто пялился на нее. Более того, положа руку на сердце, признаюсь, мой взгляд был совсем не дружелюбным.

Плевать, что ее попросил помочь ее босс, сделав одолжение Нейту и Лив. Плевать, что она пошла по магазинам вместо того, чтобы пойти домой и лечь спать после длинной смены в клубе Нейта. Плевать, как ее зовут или что у нее длинные загорелые ноги и красивые карие глаза.

Мне все равно, потому что я приехал сюда, чтобы сбежать от людей. От их жалости и помощи. От их заботы и сочувствия. Но в основном от воспоминаний о Лоре, которые нарисованы на их лицах.

Если Айви говорит что-нибудь смешное, у них появляется определенное выражение лица, которое так и гласит: «Лора бы так гордилась».

Если Артур учится чему-то новому, они улыбаются со слезами на глазах, их мысли и чувства как на ладони: «Если бы только Лора могла его видеть».

Не хочу, чтобы их воспоминания преследовали меня. У меня своих достаточно — миллион чувств, тысячи мыслей, несчетное количество воспоминаний. Те самые, которые я прячу в бронированный ящик на время ясных солнечных дней, чтобы вытаскивать их один за другим, только когда наступает бесконечный мрак ночи.

Мы не способны ценить особенные моменты, пока проживаем их, и понимаем их истинную ценность, только когда они становятся воспоминаниями. Для многих эти кадры особенных моментов бесценны. Для меня они — мука, и как наркоман, жаждущий очередной дозы, я открываю свой тайник во мраке ночи, когда никто не сможет помешать мне использовать их как оружие. Когда никого не будет рядом, чтобы видеть, как я вырезаю каждое воспоминание на своей коже. Когда тону в боли от самобичевания за каждый день, час, минуту и секунду, которые провел рядом со своей женой.

Воспоминания — мое излюбленное оружие для причинения себе боли; кому нужно разрезать плоть ножами или бритвами, если только одно воспоминание, где есть она, протыкает мне сердце.

Лора улыбается.

 

Глава 7

Холли

Что за ненормальный придурок. Мудак. Козел. Говнюк.

Когда Рейчел, моя лучшая подруга и администратор в «Авроре» — клубе, где я работаю, по окончании моей рабочей смены попросила об одолжении, даже не думала, что все кончится тем, что я потрачу два часа своего драгоценного времени, отведенного на сон, на покупки для одного неблагодарного идиота.

Хотя, у него очень милый маленький мальчик.

А от него так и исходили волны душевной боли.

Все равно он тот еще засранец.

«Мужчина потерял жену», — шепчет мне моя совесть, пока я с трудом преодолеваю три лестничных пролета до своей квартиры, в которой живу вместе с Рейчел и Зои, вспоминая трагедию, которая случилась в семье Нейта в прошлом году.

— Мне все равно, через что ему пришлось пройти, — бубню я себе под нос, когда усталыми ногами быстро проскакиваю последние ступеньки. — Нельзя так обращаться с людьми, особенно если они задницу рвут, чтоб помочь тебе.

— Ну и кто тут задницу рвет? — слышится голос Зои, которая кричит из открытой двери нашей квартиры. Смотрю вверх через последний лестничный пролет и вижу, что она стоит там и ждет меня.

На ней лишь бикини, аппетитное тело блестит от масла, а длинные темные волосы, собранные сзади в беспорядочный пучок, подчеркивают ее поразительные экзотические черты лица. Мать Зои была цыганкой индийского происхождения, которая ушла из своего кочующего табора, когда влюбилась в беженца из Сомали. Табор ее матери отвернулся от них, поэтому они осели в северной Англии, и вскоре появилась Зои. Внешне она взяла все самое лучшее от обоих родителей: гладкая кожа кофейного цвета и безупречное телосложение. У нее поклонников больше, чем у других девушек, и она с легкостью отмахивается от всех попыток познакомиться с ней, потому что для Зои существует только один человек, который заставляет ее сердце биться быстрее.

— Выходной? — догадываюсь я, когда замечаю у нее на плече висящую пляжную сумку и полотенце.

— О да, он самый, — отвечает она с ослепительной улыбкой на пухлых губах. — Я пыталась убедить Рейчел пойти поваляться со мной на солнышке, но она сразу же завалилась в кровать.

Человек, который заставляет трепетать сердце Зои — наша соседка по комнате, моя лучшая подруга и наш прямой начальник, Рейчел Майлс.

— Ну, она только что пришла с двенадцатичасовой, а зная Рейчел, то с четырнадцатичасовой смены в клубе. Нельзя ее винить в том, что она хочет завалиться в кровать в своей прохладной комнате с кондиционером.

Зои кусает свою губу, на ее лице написана неуверенность. Эта девушка совсем не знает, какая она необычная, как снаружи, так и внутри. Проблема в том, что Зои влюблена в ту, с кем ей никогда не быть вместе. Рейчел предпочитает мужчин. Вот так обстоят дела, но любовь Зои к ней перевешивает этот факт. Для Зои любовь — это когда ты не можешь перестать смотреть на того, кого любишь, даже если в ответ на тебя никогда не посмотрят.

— Да, думаю, ты права, — бормочет девушка и пожимает плечами. — Ты тоже пойдешь на боковую? Выглядишь измотанной.

— Так и есть, — отвечаю я, пока тащу свое тело через последние несколько ступенек и, проходя мимо Зои, быстро чмокаю ее в щеку. — Сегодня у меня выходной, и, думаю, что просплю двадцать четыре часа к ряду.

Мы меняемся местами, и теперь я прислоняюсь к дверному косяку, в то время, как Зои стоит на верхних ступеньках.

— Я могу вылезти из своей норы, чтобы купить какой-нибудь еды, хотя, если ты хочешь испечь еще печенья с кешью, которое делала на той неделе, я не буду против.