— А что она должна такого понять?

— Понять… Понять то, что я люблю ее, но жить так, как мы жили, дальше не намерен и не могу. Я готов быть для нее кем угодно: мужем, любовником, охранником, в крайнем случае — жилеткой для слез, лишь бы ко мне не относились как к предмету интерьера. Я не могу играть роль любимого комода или карманной болонки.

— Слушай, я чего-то не врубаюсь: а как ты докатился до жизни такой? И почему ты считаешь, что она ценит тебя на уровне мебели?

— Я? Как докатился? А просто! Берег ее от всего, потакал всем желаниям, даже малейшим, лишь бы радовалась, лишь бы смеялась. Обогревал, так сказать, Снежную королеву за счет всех имеющихся в распоряжении внутренних ресурсов. Вот и получил то, что получил. Она перестала воспринимать меня как человека. Мои потребности, мой мир ее совершенно не волнуют. Чистейшей воды потребитель получился. Как же это получше-то выразить? Во! Эгоцентристка! Когда весь мир вокруг нее, а она вещь в себе.

— А ты уверен, что она тебя любит? Или любила когда-то?

— И да, и нет. Уверен, что раньше она меня любила. По крайней мере, так, как могла. А вот что она чувствует ко мне сейчас — об этом я даже думать не хочу. Неприятно становится, аж мурашки по коже. Ты, наверное, слушаешь, и подсмеиваешься про себя: вот мужик докатился, на работе бандюков вовсю гоняет, а откровенно поговорить со своей девушкой не может, от страха в штаны наложил.

— Да нет, чего тут смеяться? Или думаешь, у меня ситуация лучше?

— Да мне и думать нечего: я про тебя, можно сказать, вообще ничего не знаю. То, что ты альпухой не просто так решил заняться, и это как-то связано с твоей девушкой — факт. Но сам понимаешь: ты ничего не говоришь, а лезть с расспросами не хотелось. Олег, правда, обмолвился, что твоя девушка ушла жить с другим.

— Да это, собственно, вся история, больше рассказывать нечего. Я после того, как узнал обо всем, живу, словно по инерции, словно ничего не произошло, а внутри пустота. И кляну себя последними словами.

— За что?

— За то, что поздно понял, насколько я ее люблю. За то, что не смог удержать. Да и, откровенно говоря, все мои попытки завоевать ее были какие-то детские, несерьезные. Я ее ни в чем не виню. Она, безусловно, права. Но как жить дальше — тоже не представляю. Жду чего-то — сам не знаю чего.

— А если начать заново? Плюнуть на все, жить на полную катушку! Незаменимых людей не бывает. Еще встретишь свою половинку!

— Ага. Ты мне только одно скажи: если Кристина от тебя уйдет, ты это вот прямо так просто и позволишь? Распрощаешься и отправишься на поиски новой «половинки»? Да ладно, не отвечай, и так все понятно. Только не надо меня утешать общими фразами, я их и сам великое множество могу привести. Просто есть один факт: мне нужна Янка и я буду за нее бороться. Как — еще не знаю. Но буду. И если ради этого надо будет лазать по горам, как ящерица, я научусь это делать.

— Думаешь, это именно то, что ей нужно?

— Я ничего не думаю. Просто пока у меня нет других вариантов. Блин, что он творит, козел?! Черт!!! Ни хера не видно!!!

— Твою мать!!!

По глазам нестерпимо больно рубанул дальний свет несущейся по встречной полосе машины. Рефлекторно Иван и Сергей на какую-то долю секунды зажмурились, а в следующую секунду на собственной шкуре прочувствовали, каково приходится кубикам льда в шейкере. Ослепленные, они не заметили поворот, и запоздалая попытка Ивана выкрутить руль уже не могла ничем помочь: Волга ушла в кювет. Семь-сорок больно стукнулся обо что-то головой и на неопределенный срок потерял себя во времени и пространстве.

* * *

Ликвидатор сидел на костре организаторов и праздновал окончание соревнований. Народ бурно делился впечатлениями сегодняшнего дня, не забывая, впрочем, о выпивке и закуске. Ликвидатор чувствовал себя своим среди всей этой веселой гомонящей братии, мог назвать каждого по имени и по нику, помнил у кого какая марка машины, но вся эта информация не могла дать ему ни малейшего основания назвать хоть одного из присутствующих сейчас на костре людей другом. Хорошие знакомые — да, безусловно. Но и не более того.

Посиделки у костра достигли уже той стадии, когда люди начинают делиться на микро-группы по интересам и обсуждать что-то свое, не особенно прислушиваясь к остальным. Поскольку особой тяги к общению у Олега сегодня не наблюдалось, он просто сидел и наслаждался общей атмосферой, отличающей джиперские состязания от любых других. Кроме как «автоманьяки» или, культурнее, «горячие энтузиасты своего дела», назвать этих людей было сложно. Тратить приличные средства и время на вот такие испытания себя и автомобиля на прочность — это не каждый поймет, и уж тем более не каждый на это пойдет. В принципе, Олег уже давно подумывал о том, чтобы тоже попробовать свои силы именно как участник, отказавшись от судейства, но останавливала банальная нехватка ресурсов, резко обострившаяся с появлением Саньки. Сейчас, после ухода Ленки, эта возможность стала чуть более реальной, но почему-то не сильно грела душу. Да еще эти разборки с Семь-сорок и Лесничим…

Нет, хорошо, что они уехали. Если бы остались, пришлось бы напрягаться, думать, как избежать прямого столкновения. А так никто не мешает гулять, не лезет с советами и не раздражает своим присутствием в радиусе ближайших пятидесяти метров. А друзей он себе и среди джиперов найдет. Было бы желание. Просто сейчас он немного устал и поэтому его не тянет к тесному общению. А так — никаких проблем. Его здесь тоже все знают и уважают, с организаторами он давно на ты, и вообще, если так поглядеть, все просто замечательно. День был классный, хотя и помотаться пришлось на всю катушку, вокруг собрались очень приятные люди, закуска тоже удалась — что еще надо?

И Ликвидатор, внезапно по-молодецки вскочив на бревно, на котором только что сидел, пританцовывая, во всю мощь своей луженой глотки заорал песню, тут же подхваченную на костре:


Сердце ёк-ёк-ёк, за углом пивной ларек.

Мы шагаем по дороге — руки тоже стали ноги.

Дай на маленькую, дай на беленькую

На большую не прошу, дай на маленькую…


Потом были «грязные танцы» в единственной обнаруженной в окрестностях лагеря луже — доморощенный вариант рестлинга — Ликвидатор уложил всех, но попутно сам изгваздался по уши; ликер «дебошир» с большим содержанием спирта и сгущенки; несколько раз проорали любимую песню про мамонта на сковородке — «мало водки, мало водки и закуски мало нам». В общем, хорошо погуляли. Как он попал в свою палатку, и произошло ли это событие самостоятельно или с привлечением сил добровольцев, Ликвидатор уже не помнил.

* * *

Когда Семь-сорок открыл глаза, то обнаружил себя лежащим в траве около трассы. Иван стоял над ним и водил над лицом противно пахнущим кусочком ваты, от которого слезились глаза и очень хотелось чихать.

— Ну что, оклемался?

— Вроде того. Что произошло? А то я и врубиться-то толком не смог.

— Какой-то кретин по нам дальним светом шарахнул. Как раз из-за поворота вылетел, паскуда. В глазах сразу сияние, я и сориентироваться не успел. Наверняка этот дебил еще и специально так фары развернул, чтобы народ «наказывать» — есть такая славная мода среди отдельно взятых водил. Мы с тобой аккурат на этом повороте и ушли в кювет. Я пытался рулем поиграть, но куда там…

— А как я здесь оказался?

— Ты ж ремень не пристегнул, вот и изобразил из себя Гагарина с запуском в стратосферу через лобовое. Я когда сам очухался, смотрю — ты на капоте загораешь. Подбегаю — ты ни тпру, ни ну. Пришлось стащить тебя на травку. Достал аптечку, достал нашатырь…

— И долго я был в отключке?

— Да вроде недолго. Но когда вернемся, обязательно к медикам обратись. Наверняка сотряс мозга, и хорошо, если легкий. Перед глазами как — ничего пока не плывет?

— Да кто его разберет? Вот сяду, там видно будет.

— Не, так не пойдет. Лучше скажи, сколько пальцев на руке? — Лесничий растопырил перед физиономией Сергея сложную комбинацию с двумя загнутыми и тремя прямыми пальцами.

— Отстань, у меня с арифметикой всегда нелады были. Да ладно, ладно, шучу я. Три.

— Ну, по крайней мере, уже не тяжелое сотрясение. Это радует.

— Что с машиной?

— Еще не смотрел. Но морда в какую-то елку уперлась, так что минус жестянка, лобовик ты, понятное дело, собой вынес. Блин, на вид такой тщедушный, а как летел, как летел… Низенько, к дождю, видать.

— У тебя, кстати, на лице кровь идет.

— Да ерунда. Осколками слегка посекло. До свадьбы заживет. Ты, между прочим, тоже живописно смотришься. Лежи, не дергайся. Сейчас промою твои царапины, а то еще подхватишь какой-нибудь столбняк по дури. Лечи тебя потом!

— Блин, щиплется зараза! Надеюсь, это не зеленка? Хотя йод меня тоже не радует, учти! Не хочу ходить расписным, как пасхальное яйцо!

— Поздняк метаться. По поводу зеленки — я тебя пощадил, но по поводу йода — уж извини. И где я тебе другой антисептик ночью найду, а? Запасы во фляжке мы с тобой еще вчера осушили, так что не обессудь.

— Ну все, теперь мною только детей и старушек пугать. Учти, отомщу и мстя моя будет самой адекватной. Я тебе твои царапины обработаю. Как ты мои.

— А куда ж ты денешься! Так, вроде все: попробуй сесть. Ну, как ощущения? Обратно прилечь не тянет?

— Да нормально все, не суетись. Лучше отдавай мне аптечку, буду над тобой издеваться, как ты надо мной. Блин, ты ж на меня почти весь йод извел! Думаешь, тебя это спасет? Наивный, ха-ха три раза! Давай, подставляй морду. М-да, живописно выглядишь, живописно. Словно со стаей диких кошек дрался. Ох, и опухнет у тебя физиономия к утру!

— Хорош болтать! Давай, заканчивай побыстрей свое гнусное дело, садист. Пошли лучше на машину поглядим, а то меня уже трясти начинает.

— Это, батенька, называется шок. Ну, все вроде. Только еще вот эту ссадину замажу, и пойдем. О, классический Франкенштейн получился!