В изящно убранной комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая только тихим тиканьем часов на каминной полочке. Мрачные предчувствия, словно тисками, сдавили сердце Дэниела. Он ощущал под ногами мягкий ковер. Аромат свежесрезанных роз, которые украшали низкий столик, щекотал его ноздри. Только несколько шагов отделяли его от Лорелеи, но стена холодного отчуждения была воздвигнута между ними. Дэниел с тревогой смотрел на бледное, закаменевшее лицо своей жены.

— Ты сегодня встречалась с Жозефиной, — заметил он.

— Да.

— Ты консультировала ее по просьбе Бонапарта?

— Да.

— Но вы еще обсуждали и другие дела. — Действительно, обсуждали.

Ее односложные ответы и холодный взгляд подтвердили все опасения Дэниела.

— Что тебе сказала Жозефина? — заставил себя спросить он.

Лорелея вцепилась руками в ткань платья.

— То, что мне должны были сказать уже очень давно.

Он мысленно ушел в прошлое, вспоминая ложь и полуправду, которые говорил ей за эти месяцы. Так много всего. Чертовски много.

— Расскажи мне, Лорелея.

В ее глазах было столько душевной боли, что Дэниел невольно отвел взгляд.

— И ты все это время знал правду обо мне, не так ли?

— О Боже!

Своим признанием Жозефина решила отравить их совместную с Лорелеей жизнь, а возможно, и разрушить ее. Очень эффективный способ. Он подошел к буфету и налил бокал вина.

— Значит, она все рассказала тебе, сучка. И как много она тебе наговорила? — зло усмехнувшись, спросил Дэниел. «Все? Даже истинную цель моего прихода в приют прошлой весной», — с тоской подумал он.

— Ты не смеешь оскорблять ее, — гневно крикнула Лорелея. — Она единственная, кто поддержал меня, когда я едва не умерла от стыда и горя, узнав, что я — внебрачная дочь Людовика XVI.

Он глубоко вздохнул, испытывая огромную горечь.

— Я собирался все рассказать тебе. Но никогда не подворачивалось подходящего момента…

— Ох! Для тебя и не могло его быть. Ты пришел в приют с целью соблазнить меня, чтобы я вышла за тебя замуж.

Значит, Жозефина не сказала ей всей правды; вероятно, не хотела выдавать себя.

— Бонапарт по твоей просьбе поженил нас, — возразил он.

— Тогда зачем ты пришел в приют? Скажи, зачем?

При мысли о новой лжи ему стало дурно. Но и правды он не мог ей сказать. Отвернувшись, Дэниел заметил на стойке у двери свежий выпуск «Монитора». На первой странице помещалось сообщение, что сегодня вечером устраивается бал в честь триумфального возвращения Бонапарта в Париж.

— У меня были политические причины, — ответил он. — Будь проклята Жозефина.

— Можешь ругать ее сколько захочешь, Дэниел, но я благодарна ей за то, что она без утайки рассказала мне все. Это моя жизнь, Дэниел, и я не могу отворачиваться от правды.

— Не надо наделять ее столькими добродетелями, — проговорил он, повернувшись к ней лицом. — Ее целью было опозорить тебя.

— Опозорить или нет, но я имею право узнать, кто мой отец.

Дэниел посмотрел на ее расстроенное лицо.

— А тебе не приходило в голову, Лорелея, что правду скрывали от тебя из хороших побуждений? Признание твоей подлинной личности грозило бы тебе большой опасностью. Наверняка ты понимаешь это.

— О, прекрати. Ты получил то, что хотел — жену, в жилах которой течет королевская кровь. Без сомнения, ты хотел использовать это в своих корыстных интересах.

— Сейчас республиканское правление, — напомнил он ей. — Какая мне польза от твоей королевской крови? — Поставив свой бокал, он подошел к ней и обнял за плечи: — Ты можешь вспомнить хоть один случай, когда я пытался шантажировать тебя? Хоть раз я использовал для достижения своих целей твою принадлежность к королевскому двору?

Лорелея с сомнением посмотрела на мужа. Но вновь ее лицо стало суровым, и она вырвалась из его рук.

— Нет. Но вот еще что. Я совсем не вижу тебя в Париже. Куда ты ходишь каждый день?

— Мои встречи касаются Жана Мьюрона. Это все, что я могу сказать тебе, Лорелея.

— Опять тайны? — с горечью произнесла она, отвернувшись к окну и глядя на улицу через слегка развевающиеся занавески. — Как ты, должно быть, смеялся надо мной, когда притворился, что потерял память.

Воспоминания о первом обмане словно ледяной водой окатили его, заставив сжаться.

— Да, ты притворялся, не так ли? — обвинила она, снова поворачиваясь к нему лицом. — Это был отличный способ завоевать мою симпатию, мое доверие.

— Я никогда не собирался навредить тебе своим обманом. Я был ранен. Я не мог уйти. Мне нужно было защитить самого себя и тебя.

— А зачем понадобилось знаменитому Ворону помогать мне? Какой хозяин купил твои угрызения совести?

Он медленно проглотил комок в горле, раздумывая над ответом.

— Решение защитить тебя было только моим собственным, Лорелея. Клянусь.

— Отчего ты решил, что прежде всего я подвергаюсь опасности?

— Новость об исповеди аббатисы из Ивердона достигла Парижа, — осторожно сказал он.

— Кто еще об этом знает?

— Отец Джулиан, конечно же. И отец Ансельм. Отец Гастон узнал это от аббатисы.

Она посмотрела на него погасшим взглядом:

— Я догадываюсь об этом. Без сомнения, он послал эту новость в Париж. В этой поездке с ним был Сильвейн.

— Он тоже знает.

— А отец Эмиль?

— Сильвейн говорил мне, что он ухаживал за отцом Гастоном, когда тот болел тифом, и мог тогда услышать правду.

— Будьте вы все прокляты.

— Лорелея…

— Я больше не желаю говорить об этом, — она пересекла комнату и потянула за шнурок звонка, вызывая Грету и других горничных. — Я должна привести себя в порядок к балу в честь возвращения Бонапарта, но ты можешь не сопровождать меня, — она ушла в свою комнату и закрыла дверь.

Дэниел допил свое вино. Сознание заволокло туманом, а ему сегодня как никогда раньше необходима была ясная голова. Куски головоломки не складывались в единое целое. Отец Гастон выдал себя как убийцу, но Дэниел нутром чувствовал, что он действовал не один. Кто-то отдал документы Жозефине. А сокровища короля Людовика спрятаны где-то в приюте, если только отец Джулиан уже не воспользовался ими. Оставалось все еще слишком много неясностей.

Пришел Сильвейн с запиской от Штокальпера и других швейцарцев: сегодня ночью, пока город будет праздновать возвращение Бонапарта, состоится побег Мьюрона.

Дэниел чувствовал, как две силы тянут его в разные стороны. Сердце подсказывало ему остаться с. Лорелеей, исправить зло, причиненное Жозефиной. Но он должен был участвовать в освобождении Мьюрона. Два вопроса, две тайны его сердца, которые сегодня ночью нужно было разгадать.

Люстры отбрасывали целое созвездие огней на сводчатый потолок галереи Дианы. В холле были установлены скульптуры древних римских героев. Здесь, вспомнил Дэниел, Людовик XVI устраивал свои пышные приемы.

Наполеон и Жозефина восседали во главе стола, установленного на помосте. Первый консул был одет в безупречного покроя консульский мундир, красный с золотым. На его жене было узкое, облегающее фигуру, платье золотистого цвета и нитка жемчуга, которая когда-то принадлежала Марии-Антуанетте.

Бонапарт рисковал всем. Сегодня и для прославленного Талейрана, и для изворотливого Фуше, и для большинства присутствующих победа в битве при Маренго была первым триумфом Бонапарта на посту консула Франции.

«Неужели они не видят, — удивлялся Дэниел, — что поддержка Бонапартом Республики была блестящим, шоу? Он не долго будет довольствоваться титулом первого консула. Его аппетиты невозможно утолить. Ему захочется единолично управлять государством. Уже сейчас у Бонапарта манеры и замашки не простого государственного деятеля, а монарха».

Но никто из присутствующих на веселом празднике, казалось, не понимал, что Республика, которую они построили на крови, очень быстро превратилась в военную монархию — империю Наполеона. Бонапарт не переписал историю. Он просто поменял игроков.

Дэниел оторвал взгляд от веселящейся толпы и посмотрел на парадную дверь. Почему Лорелея задерживается?

Он подошел к Сильвейну, который стоял у входа в галерею.

— Подходящая ночь, чтобы улететь на свободу, а? — прошептал Сильвейн.

Дэниел кивнул:

— Если все пойдет так, как мы задумали, наш герой покинет город до рассвета.

Он молил, чтобы Доминик Ларри исполнил свое обещание. Втягивать в это дело хирурга было рискованно, потому что Дэниелу пришлось признаться Ларри почти во всем. Но доктор Ларри не подвел Дэниела. Его гораздо больше заботило благополучие Лорелеи, чем государственные дела, и он согласился помочь. Он должен был прийти утром во дворец и предложить Лорелее экскурсию в госпиталь. Но вместо этого Ларри отвезет ее в порт Сен-Поль в восточной части города, где их будет ждать Дэниел. Они попытаются переправить Лорелею, хочет она того или нет, в самое безопасное для нее место — замок барона Неккера в Коппе.

Боже, как он стремился уехать из Парижа. Дэниелу хотелось увезти Лорелею от этой опустошающей душу и сердце праздной жизни при дворе Бонапарта и города, где за каждым углом притаились убийцы…

Дэниел снова вздрогнул, вспоминая нападение на мосту. Но из этого неприятного инцидента он сделал один важный для себя вывод. Дэниел узнал, что не его одного беспокоит безопасность Лорелеи. Оба — и Сильвейн, и Эмиль — защищали ее.

Обеспокоенным взглядом Дэниел снова осмотрел зал, стараясь разглядеть в толпе гостей знакомое лицо.

— Где, черт возьми, Лорелея? — спросил он Сильвейна.

— Грета, говорила о новом платье — подарке от Жозефины.

У Дэниела от ужаса волосы встали дыбом. Как неосторожно с ее стороны принимать подарки от волчицы, которая чуть не проглотила ее живьем. Своей агрессивностью она заразила и Лорелею, и ему оставалось только надеяться, что ее влияние со временем исчезнет.