Дэниел взял у отца Дроза веревку и опустил вниз один конец, который закачался в нескольких футах над головой ребенка. Даже если девочка и смогла дотянуться до веревки, она была слишком напугана и очень мала, чтобы удержаться.

— Я спущусь к ней, — сказал Сильвейн.

Дэниел посмотрел на бледное лицо послушника и длинную царапину на его виске.

— Лучше я, — сказал он. И, прежде чем Сильвейн смог что-то возразить, добавил: — Мне понадобятся твои сильные руки, чтобы вытащить нас наверх.

Минуту они смотрели друг на друга. Если Сильвейн был убийцей, Дэниел предоставлял ему редкий шанс. Послушник мог просто отпустить веревку и послать Дэниела в пропасть.

Дэниел обвязал веревку вокруг пояса. Черт, этого ему только не хватало. Но ему было необходимо, чтобы Лорелея увидела то, что он делает. Дэниел развернулся и начал спускаться, травя веревку. В глубокий овраг полетели камни, комья земли, куски льда.

Внезапно Дэниел почувствовал, что его тело накренилось. Он падал слишком быстро, чтобы попытаться удержаться на крутом склоне. Потом веревка натянулась, впилась в талию, падение прекратилось.

Он вытер застилающий глаза пот и посмотрел вверх. Боже. Неужели Сильвейн сделал это специально?

Отбросив свои подозрения, Дэниел взглянул в глубокий овраг. На расстоянии вытянутой руки сидела малышка и немигающими, полными ужаса глазами, смотрела на него.

Он выругался, надеясь, что девочка не понимает по-французски. Упершись ногами в каменистый склон, Дэниел протянул ей руку.

— Держи мою руку, — сказал он по-итальянски. — Я помогу тебе.

Девочка еще крепче ухватилась за ветки и покачала головой.

— О, Господи, — разозлился Дэниел.

— Тише, — крикнула Лорелея. — Неужели ты не видишь, что она напугана?

— Ради Бога… — начал Дэниел. Но увидев, что девочка вздрогнула, он спросил: — Почему ты дрожишь, малышка?

— Я боюсь, — тоненьким голоском пролепетала она. — А ты такой смешной.

— Конечно, я смешной, — согласился Дэниел. — Любой выглядел бы смешным, болтаясь на конце веревки над пропастью.

— А что случилось с твоими волосами?

— Моими волосами? — он сделал глубокий вдох, стараясь сохранить терпение. — Послушай, малышка. А ты умеешь хранить тайны?

Она кивнула.

— Я волшебный принц.

— Ты?

— Я. Это белое пятно на моих волосах означает, что я заколдованный. Меня может спасти только прикосновение маленькой девочки.

— Может?

— Совершенно верно. Просто протяни руку и дотронься до меня. Хорошая девочка…

Она медленно потянулась к нему. Большая рука Дэниела обхватила маленькое тельце.

— Он спас ее, — закричала женщина. — Слава Богу!

Все мышцы дрожали от напряжения, когда Дэниел начал поднимать девочку с ее опасного места. Его едва зажившая рука протестующе заныла от боли. Уцепившись как обезьянка за его одежду, девочка выжидающе смотрела Дэниелу в лицо.

— Ты не превратился в принца.

— На это требуется время.

Через несколько минут они уже достигли каменистой дорожки. В тишине раздавались молитвы матери. Дэниелом вдруг овладело удивительное чувство от того, что он держал в руках теплое, здоровое тело ребенка.

— Все еще не превратился, — серьезно сказала девчушка.

— Чары нельзя снять без поцелуя, — возразил Дэниел.

Малышка запечатлела влажный поцелуй на кончике его носа.

И Дэниел Северин, соблазнитель женщин на пространстве от Парижа до Женевы, покраснел до корней волос. Он робко взглянул на Лорелею. На ее лице было восхищенное выражение. Мысль о том, что он снова вернул доверие Лорелеи, заполнила радостью его сердце.

— Грегорио! — послышался от поворота дороги громкий крик. — Черт возьми, Грегорио ди Лидо, почему ты бросил меня одну?

Отец Бьянки хлопнул себя ладонью по лбу:

— Санта-Мария! Баронесса! Я совсем забыл о ней.

Дэниел напряженно уставился на окутанную туманом дорогу. Из белых клубов вышла одинокая коренастая фигура, двигавшаяся с плавной грацией. На ней была накидка путешественника, а на голове красовался тюрбан.

— Баронесса, — проговорил Ди Лидо, спеша женщине навстречу. — Простите меня. Произошло несчастье…

— Все это проклятое путешествие — сплошное несчастье с тех пор, как ты потерял мою скамейку.

Она воткнула в землю свой посох и посмотрела на каноников и собак.

— Вижу, что мы добрались до приюта, — женщина улыбнулась, обнажая желтоватые, крупные, как у лошади, зубы. На хорошем французском она произнесла: — Я Жермин, баронесса де Штайль Хольштайн.

Вечером в здании капитула Жермин де Штайль, самая возмутительная писательница из всех, которые когда-либо встречались в Европе, описывала свои приключения восхищенной аудитории.

— Бонапарт снова выслал меня из Парижа, — смеясь, сказала она. — Я давно уже не навещала отца в Коппе, поэтому решила сделать одолжение маленькому корсиканскому червяку. — Она протянула кружку: — Превосходный напиток это вино из Аосты. — Когда Дэниел наполнил кружку, она добавила: — Я думала навестить друзей в Милане, но город превратился в военный лагерь. Мне нужна была охрана, а Грегорио — работа.

— Для честного человека больше нет работы, — подал голос Ди Лидо. Он послал Жермин воздушный поцелуй. — Вы были для меня просто находкой, баронесса.

Баронесса запрокинула голову и разразилась смехом:

— Как меня только не называли за всю мою жизнь, но только не так.

Необычайно красивые, искрящиеся весельем глаза баронессы привлекли к себе взгляды присутствующих. Эти глаза светились проницательным умом, таким же острым, как и кончик ее знаменитого пера.

Дэниел нервно наблюдал за нею. Не хватало еще, чтобы Жермин де Штайль узнала правду о Лорелее.

— Единственное, на что я надеюсь, это что мы найдем, где поселиться после того, как доставим баронессу в Коппе, — сказал Ди Лидо.

— Я напишу губернатору Валле-Д’Аоста, — пообещал отец Джулиан Грегорио. — Он даст тебе работу.

— Он старый страж Савойя, — добавил отец Эмиль. — Будь уверен, он тебя не обманет.

Отец Гастон нахмурился:

— Он благородных кровей и очень справедливый.

Жермин внимательно посмотрела на каноников. Под ее проницательным взглядом они, казалось, почувствовали себя неловко и замолчали.

Донесшийся с кухни вой разрядил внезапно возникшее напряжение. Дэниел бросился узнать, что случилось. За ним последовали сеньора Ди Лидо и Жермин.

На корточках перед девочкой сидела Лорелея.

— У тебя вот здесь маленькая ссадина, Бьянка. Я должна промыть и перевязать ранку.

Бьянка бросилась к Дэниелу.

— Я боюсь, — захныкала она. Наклонившись, он вдохнул ее особенный, нежный, присущий только маленьким детям, аромат.

— Будь хорошей девочкой, — сказал он, — и позволь Лорелее делать свое дело. Это не больно.

— Ты солгал мне, что ты принц, и теперь снова обманываешь.

— Это же для твоей пользы, — ответил он. Лорелея закатила глаза, давая понять Дэниелу, что логика и доводы взрослых ничего не значат для испуганной шестилетней девочки.

— Если я позволю ей это сделать, — спросила Бьянка, — ты расскажешь мне сказку на ночь?

— Я не знаю никаких сказок, — он перехватил умоляющий взгляд Лорелеи и добавил: — Ну ладно. Может быть, только одну.

Лорелея продолжала ласково разговаривать с девочкой. Ее лицо светилось. Она была в своей стихии: лечила и утешала.

— Превосходно, — сказала Жермин. — Бьянка, передай мне мою сумку. Я хочу сделать сеньоре подарок.

— Прошу вас, не надо, — запротестовала Лорелея. — Коробка для пожертвований…

— Это не годится в коробку для пожертвований, — из своей сумки баронесса достала вышитую шелковую блузку.

— У меня никогда не было такой красивой вещи, — воскликнула Лорелея. — Я высоко ценю ваш подарок.

— Ради Бога, не надо ценить. Просто носи ее.

— Буду. Обещаю, — Лорелея провела пальцами по изящной вышивке. — Что это за герб? Я никогда не видела такого раньше.

— Здесь изображен жезл и чертополох — мой герб. Я украсила им одну из комнат в Коппе.

Глядя на Лорелею с гербом Жермин де Штайль на груди, Дэниел задумался. Петля затягивалась. Высланная из Парижа за помощь роялистам, покинувшая Республику, Жермин наверняка была бы заинтересована новостью о том, что Людовик XVI оставил после себя незаконнорожденную дочь.

— Я буду с гордостью носить ее, — Лорелея благодарно посмотрела на Жермин и добавила: — Я надеюсь скоро получить письмо от барона Неккера.

Жермин потерла подбородок:

— Ты знаешь моего отца?

— Нет. Но не так давно я послала ему свою работу о тифе, — она нервно сплела пальцы. — Надеюсь, он обсудит ее с другими учеными.

— Можешь не сомневаться, — заверила Жермин. — Я прослежу, чтобы он это сделал.

Дэниел, заинтригованный, наблюдал. Странно, но обе женщины были в чем-то схожи.

Зазвонил колокол. Мадам де Штайль присоединилась к каноникам, направляющимся к вечерне.

— Я не хочу идти спать, пока ты не расскажешь мне сказку, — сказала Бьянка, когда мать выводила ее из комнаты.

Лорелея выжала полотенце, посмотрела на Дэниела и рассмеялась. Второй раз за этот день у него покраснели уши.

— Что? — недоумевая, спросил он.

— Ты хорошо ладишь с детьми.

— Я ничего не знаю о детях. Да и не хочу.

— Ты не можешь не выполнить своего обещания ребенку.

— Посиди со мной, — Дэниел протянул ноги к огню и начал рассеянно потирать свое колено. Перед его глазами стояло хорошенькое личико Бьянки. Он нахмурился. — Наверное, мне нужно придумать какую-то историю. Может быть, о сентябрьской резне?

— И ребенку приснятся кошмары. Придумай что-нибудь другое. Что-нибудь с хорошим концом.