Другая легенда была еще более поразительна. Она утверждала, что Иосиф приходился Иисусу из Назарета дядей и однажды привез юного племянника в Англию, Они прибыли в Гластонбери, и там Иисус, сын плотника, помогал строить церковь. Несомненно одно — в аббатстве стояла маленькая древняя церковь, и говорили, что это место чудес.
Такое святое место, ее так сильно тянет туда, но она никогда его не увидит, никогда не помолится в той церкви. Глэдис всю жизнь проведет в Роузуэлле и никогда не выйдет за его пределы. Она еще не приняла постриг, в Роузуэлле это делали в двадцать пять, но она это сделает. Потому что обеты нестяжания, целомудрия и послушания, которые она дала в пятнадцать лет, можно снять только с позволения семьи и аббата из Гластонбери.
Случалось, что у семьи появлялась неожиданная необходимость в незамужней дочери, но Глэдис такого избавления ждать нечего. Ее отдали в монастырь, как только отняли от груди, чтобы она, следуя семейной традиции, могла молиться за родных и их дела. Ничто не изменится.
И зачем думать об избавлении? Роузуэлл — ее единственный дом, тихое, безмятежное место, полное красоты и честной работы.
Она больше не позволит себе лихорадочного волнения, тоски по внешнему миру и, главное, смутных грез о мужчине. Глэдис заставила себя сосредоточиться на радостях простой жизни, молча повторяя знакомые молитвы. Постепенно они помогли ей уснуть.
Крик петуха разбудил ее с первыми лучами солнца. Приветствуя рассвет, грянул птичий хор. Через несколько мгновений зазвонил колокол, призывая на утреннюю молитву.
Мысли Глэдис скользнули было к грезам, но она твердо направила их на благодарность за новый день.
Сестры в спальне быстро одевались. Глэдис надела поверх сорочки, в которой спала, платье из некрашеной шерсти, затянула пояс, завязала сандалии. Сняв ночной чепец, она провела гребнем по коротким волосам, потом накинула на голову платок. Подтянула его вниз, чтобы край оказался вровень с бровями, перекрестила длинные концы на горле, закинула на спину, перекрестила там, потом снова перекинула их вперед.
Сестры оглядели друг друга, проверяя, все ли в порядке. Потом выстроились в маленькую процессию и отправились на утреннюю молитву. Перед лицом восходящего солнца они пели Господу хвалу за новый день. Зимой это становилось тяжелым испытанием, но летом это было для Глэдис любимым занятием.
После молитвы маленькая община занималась уборкой, потом сестры завтракали и расходились по своим делам.
Роузуэлл вот уже четыре столетия предоставлял женщинам убежище, совершенно отделенное от остального мира, поэтому они сами производили для себя почти все необходимое. Сами выращивали себе еду, готовили питье, даже ремонтировали жилища.
Роузуэлл был специально построен так, чтобы оградить монахинь и послушниц от мира мужчин. Если нужно было что-то извне, то это приносили в монастырь женщины. Священники, прибывавшие сюда из Гластонбери, всегда были пожилыми.
Тогда как она могла грезить о мужчинах? О воинах? Как?! Глэдис сообразила, что, задумавшись, остановилась и смотрит на вершину высокого холма, словно он мог дать ей ответ.
Нет! Она повернулась и поспешила к пивоварне.
Роузуэлл походил на деревню, окруженную частоколом. Ограда не была защитой, она немного выше самой высокой сестры в монастыре, но оберегала сад и огород от животных. Некоторые сестры выходили сейчас в открытые ворота, отправляясь на работу в поля, сады, к рыбным прудам.
Настоящей границей Роузуэлла была лесная чащоба, окружавшая его земли. Это был предел, за который не переступала ни одна из сестер. Деревья заслоняли от взгляда внешний мир, за исключением вершины Гластонбери-Тор.
Отмахнувшись от этих мыслей, Глэдис поспешила к открытой двери пивоварни. Ей нравилась эта работа. Господь превратил воду в вино, и это настоящее чудо, но и обычный процесс был для Глэдис не менее чудесным. Кислое ячменное сусло становилось прозрачным напитком, который питал тело и просветлял ум.
Войдя, она поприветствовала свою начальницу, сестру Элизабет, энергичную худую женщину с большим носом. Она годилась Глэдис в матери, была жизнерадостной и доброй.
— Есть какие-нибудь особые дела сегодня? — спросила Глэдис, надевая большой фартук.
— Ничего особенного, милая. Затворяй новый эль, пока я заканчиваю закваску. — Она окунула в чан очередную веточку, осторожно вытащила ее обратно, теперь покрытую сероватым налетом, и повесила сушиться. Закваска сохранит свою силу до тех пор, пока не понадобится. Когда ячменное сусло будет готово, веточку погрузят в него, и закваска снова оживет.
Очередное чудо.
Сестра Элизабет принялась разводить огонь под котлом, Глэдис подбросила дров, потом приладила специальную трубу к отверстию в крыше, чтобы выводил дым.
— Сегодня переменчивый ветер, — сказала она.
— Переменчивые времена, — ответила сестра Элизабет. — Новое сражение на востоке. Король Стефан осадил Ипсвич, в ответ герцог Генрих атаковал Стэмфорд.
Какая удача, что устав Роузуэлла не требовал молчания! Сестра Элизабет любила слушать новости от женщин, приносивших в монастырь необходимые товары. У нее были причины для особого интереса. Она пришла в монастырь в двенадцать лет и сохранила ясные воспоминания о своей семье, которую непосредственно затрагивало нынешнее противостояние.
Глэдис попала в монастырь младенцем и не имела никаких воспоминаний о доме. Сейчас, однако, она интересовалась военными новостями не меньше сестры Элизабет. Из-за своего рыцаря. Ей ненавистно было слышать о сражениях. Она хотела, чтобы он был невредим.
— Новости доходят медленно, — сказала она. — Возможно, сражение уже закончилось.
— Закончилось здесь, так начнется где-нибудь еще.
Глэдис выкатила большую бочку.
— Герцог Генрих мог отправиться домой. У него много земель — Анжу, Нормандия, а теперь, после женитьбы на Элеоноре Аквитанской, он получил и ее земли.
Сестра Элизабет фыркнула:
— Таким, как он, всегда мало. — Она печально улыбнулась Глэдис: — Ты так горячо жаждешь мира, милая, и всегда его хотела, но сомневаюсь, что Англия скоро его увидит. Восемнадцать лет стычек посеяли столько вражды, что настоящие проблемы больше не имеют значения.
Глэдис схватила жесткую щетку и ведро с водой. Ах, если бы весь мир было так же легко очистить от грязи, как этот сосуд!
Восемнадцать лет назад, когда Глэдис была в колыбели, король Генрих умер, оставив корону своему единственному законному ребенку — дочери Матильде. Она была женой графа Анжуйского. Несмотря на клятву поддержать ее, многим английским баронам не нравилось, что ими будет править женщина, особенно вышедшая за чужеземца, и они призвали на царство Стефана Блуаского, племянника покойного короля. Жестокая война сейчас стихла и сменилась стычками и междоусобицей, но король Стефан слаб. Многие бароны правили своими землями как принцы, и единственным законом был закованный в железную перчатку кулак.
Теперь сын графини Матильды достиг совершеннолетия и может предъявить претензии на трон, мать передала ему право наследования. В ноябре Генрих, граф Анжуйский и Аквитанский, высадился в Англии и возглавил своих, сторонников. С тех пор Англия страдала от стычек, осад, сражений и разрушений. Хрупкий мир рухнул, перемирие объявлялось и нарушалось. Заполонившие страну наемники грабили народ, когда им не платили. Горели города, гибли люди, обычные, ни в чем не повинные люди.
Возможно, это и неудивительно, что ей пригрезилась битва.
— Кто принес последние новости? — спросила Глэдис, ополаскивая бочку.
— Марджори Купер. Она вчера принесла новый бочонок. Ты тогда ушла срезать ветки.
Жена медника была надежным источником информации. Глэдис скребла и споласкивала бочку.
— Король и герцог зимой заключили мир. Почему они его не соблюдают?
— Потому что ни того ни другого мир не устраивает, как ты понимаешь.
— Да, — призналась Глэдис.
Это соглашение было вынужденным для обеих сторон. Генрих Анжуйский получит трон после смерти короля, но до этого могут пройти годы, Стефану только пятьдесят семь. Покойный король Генрих прожил на десять лет больше. Король Стефан унаследовал его трон, но лишил права наследования собственного сына.
— Если король и хочет соблюдать соглашение, его сын принц Эсташ — никогда.
— Эсташ Булонский. — Глэдис почти выплюнула это имя. Ужасный человек, в двадцать три года он погряз в пороках.
— Да, Марджори говорит, что многие бароны, которые поддерживают короля Стефана, переходят на сторону герцога Генриха только из-за Эсташа. Они не хотят видеть этого юнца на троне.
Глэдис резко подняла взгляд:
— Возможно, это дает надежду на мир. И герцог Генрих, похоже, благочестивый человек. Помните, когда его войска грабили в окрестностях Оксфорда? Он приказал, чтобы все добро вернули.
— Благочестивый или умный, — сухо сказала сестра Элизабет, — но все равно лучше, чем Эсташ. Вода кипит.
Глэдис поставила тяжелую бочку у котла, потом пошла за продуктами для солода.
Война, активная или тлеющая, всю ее жизнь раздирала Англию, погружая в хаос, и Глэдис трудно было поверить в возможность мира или даже вообразить, какой может быть мирная жизнь. Она жила, защищенная от ужасов войны, но слышала о них: уничтожались деревни, горели города, войска разрушали и грабили. Сильные притесняли слабых, и не было действенного закона, чтобы остановить злодеяния, бесконечные распри и вражду.
Мир казался таким же фантастическим, как Святая чаша, которую Иосиф Аримафейский спрятал в Гластонбери и которую невозможно найти. Глэдис слышала рассказы о том, как по ночам люди прокрадывались к холму в поисках Святой чаши и чудесного дара, приносимого, как говорят, ею.
Глава 2
"Ворон и роза" отзывы
Отзывы читателей о книге "Ворон и роза". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Ворон и роза" друзьям в соцсетях.