Сэл запрыгнул в самолет в Южную Америку сразу после того, как решил свои дела, и встретил нас здесь. Нам нужно было путешествовать отдельно, на всякий случай. Никто из нас не беспокоился о полиции. Они не будут выслеживать убийцу местного преступника со списком приводов длиною в километр. А то, что я нажал кнопку тревоги на выходе, стало моим тузом в рукаве.

Копы прибыли как раз вовремя, чтобы поймать некоторых из людей Хэви, но деньги все равно ушли. Сейчас деньги у Хэви, но не думаю, что это надолго. Двое парней, которых копы забрали, будут петь как соловьи, как только узнают, какой срок их ждет, и именно благодаря им полицейские вскоре постучатся в дверь Хэви.

Банк вернет свои деньги, Хэви и его банда отправятся в тюрьму, а я давно скрылся. Не совершенно свободный, но планирую провести остаток своей жизни здесь с Тессой, поэтому не беспокоюсь о том, как выгляжу с точки зрения закона.

Прошло три дня с тех пор, как она проснулась, но это не принесло ничего хорошего. Я подумал, что если она забеременеет, то передумает. Пересмотрит всю ситуацию и поймет, что все было сделано во благо. Что все, что имеет значение, это только мы, вместе.

Я пытался объяснить ей это, пока она сидела на балконе и смотрела на океан, но она не хотела слышать ничего, о чем я говорил. Я пытался дать ей пространство. Но отсутствие ее прикосновений съедало меня изнутри.

Боль все растет внутри меня, потому что я уже так долго стараюсь ее поддержать и показать, что все в порядке. Я не хочу ее принуждать, но просто не вижу другого пути. Она должна вырваться из тумана, в котором сейчас находится, иначе я потеряю ее навсегда.

— Сегодня я собираюсь пойти на рыбалку. Удачи, Шон, — с этими словами Сэл уходит, оставляя меня в одиночестве.

Я иду на задний двор, откуда открывается вид на песчаный пляж. Здесь так красиво, но чувствую, что что-то умирает внутри меня. Мне нужна Тесса, чтобы вернуть это к жизни. Мне нужен ее свет, чтобы моя тьма исчезла.

Невероятно, как кто-то может проникнуть вам под кожу и растворится в вас так быстро, но это случилось.

Без нее нет меня, и знаю, что без меня нет ее. Эти чувства взаимны, и сколько бы она ни обижалась на меня, я знаю, что все еще нужен ей.

Я знаю, даже если она никогда не простит меня, я могу любить за нас двоих. Хоть внешне я сильный, все равно слаб без нее. Я не могу быть целым человеком без нее.

Решившись, я разворачиваюсь и ухожу из патио в сторону нашей спальни. Тесса может драться со мной и ненавидеть меня, но я заставлю ее увидеть. Я заставлю ее вспомнить, что у нас было, и что я сделал то, что сделал, только потому, что люблю ее.

Я собираюсь напомнить ей о нашей связи, о чем-то особенном. Напомнить ей, как она желает моего прикосновения, и что прощение — единственный выход. Я болен, все внутри умирает без ее прикосновений, и даже если она просто ударит меня, я приму это.

Я приму даже самый маленький клочок ее внимания. Я просто отчаялся.

Глава 22

Тесса


— О, Боже.

Это лучший сон в моей жизни… Я снова в постели с Шоном, его голова между моих ног, его язык растягивает мою тугую киску, а борода царапает внутреннюю поверхность моих бедер. Он ласкает меня, пока пальцами доводит до кульминации.

Все остальное кажется неважным. Это просто он и я, все еще в наши прекрасные выходные.

— Кончи для меня, Лисенок. Ты нужна мне, — бормочет он мне, прежде чем облизать мою киску. Затем возвращается к моему клитору, начиная его сосать.

Двумя пальцами он проскальзывают внутрь меня, нащупывая мою точку G, и отправляет меня через край. Дрожь проходит по моему телу, я стону его имя, и меня захватывает оргазм.

Во сне я пытаюсь сжать ноги, но Шон сильнее, он прижимается своим лицом ко мне, слизывая каждую каплю моего оргазма.

Слишком быстро оргазм отступает, и я лениво открываю глаза. Вот тогда я вспоминаю.

Предательство.

Смерть.

ОН использовал меня, чтобы попасть в банк, а затем убил человека прямо на моих глазах.

Все это обрушивается на меня. Я смотрю на него, сидящего на стуле в углу комнаты и облизывающего губы от оргазма, который он мне только что подарил.

Это был не сон. Это был он. Я переворачиваюсь, чтобы смотреть в другую сторону. Не хочу смотреть на него.

Я ненавижу то, как я к этому отношусь. Чувствую, что это разрывает меня пополам. Часть меня любит его, а другая настолько сердится, что у меня нет слов. Я ненавижу ту часть, которая его любит, но она все еще во мне.

У любви нет кнопок «включить» и «выключить». Я узнала об этом за последние несколько дней. Я полюбила его прежде, чем поняла, что происходит, и эта любовь, похоже, не собирается исчезать с появлением новых знаний. Я не уверена, на кого я больше зла: на себя или на него.

— Тебе надо поесть, детка, — я игнорирую его. И делаю это с тех пор, как попала сюда. Не хочу говорить с ним, потому что моя способность противостоять ему не так уж и велика. Единственная стена, за которой я могу чувствовать себя спокойно, это молчание. А сломать ее можно быстро, даже при том, что я все знаю. Это делает меня жалкой? Знать, что он использовал меня, но все равно хотеть его? На руках, которые держали меня в объятиях всю ночь, кровь. На руках, которыми он держал мое лицо, когда целовал меня.

— Ты не можешь и дальше морить себя голодом, — снова пытается Шон. Он говорит о еде со вчерашнего дня. Если честно, то я даже не поняла, что не ела. Думаю, что из-за длительных рыданий я просто не чувствовала голода. Я даже не проголодалась.

Но теперь, когда я знаю, как сильно его беспокоит то, что я не ем, я делаю это нарочно. Это глупо и незрело, но я не могу найти в себе силы прекратить. Возможно, это по-детски, но мне нравится видеть страдание на его лице. Я хочу, чтобы он был таким же несчастным, как я. Он сделал это с нами. Он разорвал нас на части и разрушил все.

Шон забрал у меня все: мою жизнь, работу, тех немногих друзей, что у меня были, и человека, в которого я влюбилась. Он заставил меня полюбить его, чтобы потом использовать. Затем забрал меня из единственного дома, в котором я когда-либо жила.

Я слышу, как он двигается, подходит к другой стороне кровати, поэтому оборачиваюсь и снова смотрю на него. Он опускается на колени рядом с кроватью.

— Если ты не будешь есть, то заболеешь, — он замирает на секунду, запустив пальцы в волосы. У меня возникает желание протянуть руку и поправить прическу, но я сжимаю ладонь в кулак, удерживая себя.

— Это убивает меня, детка. Я люблю тебя. Просто…

Не хочу его слушать. Стены, которые я построила, уже дают трещину. Несчастное выражение лица Шона меня убивает. Я ненавижу его, но не могу заставить себя отвергнуть.

— Если ты перестанешь говорить, я поем.

Шон сжимает челюсть, но кивает, затем встает и выходит из комнаты.

Он возвращается через несколько секунд с подносом в руках. Должно быть, он стоял прямо за дверью. От вида блинов и бекона мой живот начинает громко заурчать. Шон хмурится от этого звука, словно мой голод его злит.

— Это твоя вина, что я не ела. Если бы я была дома, я бы уже поела, — говорю я, защищаясь. Хотя это, наверняка, не так. Скорее всего, я бы лежала в постели калачиком и плакала о том, что Шон оказался не тем, кем я считала.

Страшно думать о том, что произошло бы, если бы он меня оставил. Я больше никогда бы его не увидела. Эта мысль приносит бо́льшую боль, чем нынешняя ситуация.

Я сажусь, разрешая поставить поднос себе на колени. Шон возвращается в кресло в углу, сидит там и молчит, как я и просила. Я хочу заставить его уйти, но он вряд ли это сделает. Мне нравится, когда он рядом, даже если я хочу врезать ему.

Когда первый кусочек блина и сладкого сиропа попадает мне в рот, я стону. Я вовремя бросаю взгляд на Шона, чтобы увидеть, как он ерзает в своем кресле. Его эрекцию видно даже из другого угла комнаты. Он облизывает губы, и мне интересно, думает ли он о еде или все еще ощущает мой вкус на губах.

Я съедаю половину порции, когда тишина начинает давить.

— Почему я здесь? — наконец спрашиваю я. Может быть, если буду задавать вопросы, то смогу контролировать разговор.

— Потому что я не могу жить без тебя, — его голос такой хриплый, что я просто не могу не посмотреть на него. Мое сердце замирает от его слов. Я не могу жить без тебя. Боже, я хочу вскочить и запрыгнуть ему на колени. Эти слова гораздо серьезнее, чем простое «я люблю тебя».

Я не могу жить без тебя.

— Ты — лжец. Я не могу доверять тому, что ты говоришь, — произношу это, желая, чтобы его слова стали правдой. Я хочу, чтобы он заставил меня поверить ему.

— Я никогда не лгал тебе.

— Ты сказал, что пришел в банк, чтобы стать клиентом, — он никогда не собирался открывать счет у нас, он просто использовал эту ложь, чтобы поговорить со мной.

— Нет, я сказал, что пришел в банк по работе. Ты восприняла это как то, что я хочу стать вашим клиентом. Я никогда этого не говорил.

Я бросаю вилку на тарелку.

— Это была ложь. Как бы ты это ни произносил. Мой аппетит снова пропал, но я съела половину порции, что ты принес.

Он глубоко вздыхает и откидывается на спинку кресла.

Снова опускается тишина.

— Почему ты это сделал? — шепотом спрашиваю я. Разве не было другого способа получить необходимую информацию, если он так хочет меня? Или ограбление банка было более важным, чем я?

— План уже был запущен в действие, прежде чем я встретил тебя. К тому времени я уже не мог остановить все. Было слишком поздно. Я мог сделать только то, что сделал.

— Я не знаю, что это значит, Шон. Если это вообще твое настоящее имя! — я срываюсь на крик в конце. Даже не знаю, реален ли человек, в которого я влюбилась.