Люди начинают выходить, поэтому я встаю и жду перед толпой, пытаясь разглядеть пучок маминых волос. Светлые волосы сложно будет пропустить. Брат однажды сказал мне, что помнит её с рыжими волосами, когда был ещё маленьким, но она упорно это отрицает. Я достаю телефон, чтобы проверить, нет ли пропущенных звонков или сообщений от неё, но ничего не нахожу. Она всегда пишет мне, когда прилетает. Мой желудок скручивает от боли. У меня очень странное ощущение. Что, если Лия сделала какую-нибудь глупость? От неё можно ждать чего угодно. Уже собираюсь набрать номер матери, как загорается экран телефона. На нем незнакомый номер.

— Алло?

— Калеб Дрэйк? — женский голос, тихий и с придыханием, словно она не хочет, чтобы её подслушали.

Меня бросает в дрожь. Вспоминаю последний раз, когда получал такой звонок.

— Меня зовут Кларибэль Васкез. Я консультант в Южном Медицинском центре Боки, — её голос обрывается, и я с бешено стучащим сердцем жду, когда она закончит фразу.

— Произошел несчастный случай, — объясняет она. — Ваши родители… ваша дочь. Они…

— Они живы?

Она замолкает. Такое чувство, что прошел час, десять часов. Почему она так тянет с ответом!

— Была авария. Полу…

— Эстелла? — спрашиваю я.

— Она в критическом состоянии. Ваши родители…

Не хочу, чтобы она продолжала. Я сажусь, но так как подо мной ничего нет, то сползаю по стене и падаю на пол, прикрыв лицо рукой. Я едва могу держать телефон: так сильно меня трясет.

— Её мать там?

— Нет, мы не смогли связаться с вашей бывшей женой.

— Эстелла, — говорю я. Это всё, что могу из себя выдавить. Слишком боюсь спросить.

— Её около часа назад привезли из операционной. Обширное внутреннее кровотечение. Сейчас она под наблюдением врачей. Было бы замечательно, если бы вы приехали.

Я отключаюсь, даже не попрощавшись, и иду прямо к кассе. Рейс через три часа. У меня есть время заехать домой, взять паспорт и вернуться назад. Я не думаю. Просто бросаю несколько вещей в сумку, ловлю такси назад в аэропорт и сажусь на рейс. Я не сплю, не ем, не думаю. «Ты в шоке, — говорю я себе. — Твои родители мертвы». Но потом напоминаю себе, что не надо думать. Нужно попасть домой, к Эстелле. Позже буду их оплакивать. Прямо сейчас я должен думать только об Эстелле.



Из аэропорта я еду на такси. Звоню Кларибэль, как только закрываю дверцу. Она говорит, что состояние Эстеллы не изменилось, и она встретит меня в холле больницы. Когда я забегаю в двери, Кларибэль ждет меня. Она очень маленького роста, и я вынужден наклониться, чтобы посмотреть на неё.

— Она всё ещё в критическом состоянии, — сразу же сообщает мне. — Нам так и не удалось связаться с Лией. Есть еще номера, по которым нам стоит позвонить?

Я качаю головой.

— Может быть, её матери. Пробовали ей позвонить?

Кларибэль качает головой. Я протягиваю ей свой телефон.

— Записана как тёща.

Она берёт телефон и ведет меня к лифту.

— Также стоит позвонить Сэму Фостеру. Если кто и знает, где она, так это он.

Она кивает и заходит внутрь со мной. Мы нажимаем на кнопку интенсивной терапии. Я смотрю на свет на этажах, мимо которых мы проезжаем. Когда мы останавливаемся на пятом, Кларибэль выходит первая и проводит ключ-картой по сканеру рядом с дверью. Пахнет антисептиком, хотя стены окрашены в теплые тона. Это должно немного поднять настроение, но где-то вдали я слышу плач. Быстрым шагом мы идем к палате номер 549. Дверь закрыта. Она замирает и кладет свою маленькую ручку на мою.

— Увидеть её будет сложным испытанием. Примите во внимание, что на её лице ещё много отеков.

Я глубоко вздыхаю и вхожу внутрь. Свет приглушен, в палате звучит симфония медицинских аппаратов. Я медленно подхожу к её кровати. Мой маленький комочек укрыт одеялом. Когда я встаю над ней, то начинаю плакать. Маленькая прядка рыжих волос выбилась из-под бинтов. Только так я могу её узнать. Её лицо так сильно опухло, что если бы она проснулась, то едва ли смогла бы открыть глаза. Повсюду трубки: в носу, на шее, на её крошечных, покрытых синяками ручках. Как она пережила это? Как её сердце всё ещё бьется?

Кларибэль стоит возле окна и вежливо отворачивается, когда я плачу рядом с моей дочкой. Мне страшно прикоснуться к ней, поэтому я провожу мизинцем по её мизинцу, единственной части тела, не покрытой синяками.

Через несколько минут приходят доктора, чтобы поговорить со мной. Доктора. Их несколько, потому что у неё политравма. К тому моменту, как рейс 747 приземлился на американской земле со мной на борту, моя трехлетняя дочь пережила операцию. Я слушаю, как они говорят про её органы, шансы на поправку, месяцы реабилитации, которые ей предстоят. Когда они уходят, я смотрю на их белые спины и чувствую ненависть. Кларибэль, которая вышла на несколько минут, возвращается в палату с телефоном в руке.

— Я разговаривала с Сэмом, — мягко говорит она. — Лия в Таиланде. Вот почему никто не смог дозвониться до неё.

Мои глаза сужаются.

— Почему?

Кларибэль прочищает горло с хрипящим звуком.

— Всё в порядке, — говорю я. — У меня нет к ней никаких чувств.

— Она уехала со своим парнем. Потому что вы должны были остаться с Эстеллой на Рождество.

— Боже, и она никому ничего не сказала? Он смог с ней связаться?

Она крутит своё ожерелье и хмурится.

— Он пытается.

Закрываю глаза ладонями. Я не ел и не спал тридцать часов. Потом снова смотрю на Эстеллу.

— Её мать должна быть здесь. Сообщите мне, когда что-то узнаете.

— Я попрошу принести раскладушку. Вам следует поесть. Вам нужно быть сильным для Эстеллы, — говорит она.

Я киваю.

Я не ем. Но засыпаю на стуле рядом с её кроватью. А когда просыпаюсь, медсестра в палате проверяет её показания. Я провожу рукой по лицу, всё плывет перед глазами.

— Как она? — спрашиваю я. Мой голос охрип.

— Показания стабильные, — она улыбается, когда видит, как я потираю шею. — Ваша жена спит на раскладушке.

— Извините. Кто? — как Лия смогла так быстро вернуться?

— Мать Эстеллы, — отвечает она. — Она была здесь.

Я киваю и направляюсь к двери. Хочу знать, какого черта её не было рядом, когда наша дочь чуть не лишилась жизни. Когда у тебя есть ребенок, нельзя просто уезжать из страны, не говоря никому ни слова. Она должна была очутиться здесь еще раньше меня. Почему бы ей просто не оставить номер моим родителям… я останавливаюсь. Может, она так и сделала. Они не в силах это подтвердить. Может, поэтому моя мать так странно разговаривала со мной. Или, может, она знала, с кем Лия уезжает из страны, и расстроилась. «Моя мать. Подумай об этом позже», — повторяю я себе, наверно, в тысячный раз за этот день. Я снова иду. За угол, в главный коридор, где расположена стойка медсестер. Звук клавиш… запах антисептика… я могу слышать приглушенные шаги и голоса, писк пейджера докторов. Вспоминаю о плаче, который слышал до этого, и думаю о том, что случилось с тем пациентом. Это были слезы страха, или горя, или сожаления? Прямо сейчас я могу плакать сразу из-за всего этого. Ищу глазами рыжие волосы, но не нахожу. Проведя рукой по шее, я встаю посреди коридора, не зная, куда идти. Чувствую себя оторванным от мира, словно проплываю где-то над моим телом, вместо того, чтобы быть внутри. Воздушный шар на веревочке. Так, наверное, выглядит утомление: всё размыто и приглушенно. Внезапно я решаю, что не хочу никого искать. Поворачиваюсь, чтобы вернуться в палату Эстеллы, и тогда вижу её. Мы стоим на расстоянии нескольких ярдов, оба замерли, глядя друг на друга, удивленные и в тоже время нет, что оказались в одном коридоре. Я чувствую, как лопнул шарик, и внезапно возвращаюсь в своё тело. Снова могу ясно мыслить. Звуки, запахи, цвета, всё становится четким. Я снова нахожусь в привычном состоянии.

— Оливия.

Она медленно направляется ко мне, но не останавливается в нескольких шагах, как я предполагал. А идет прямо в мои объятия и прижимается ко мне. Я держу её, уткнувшись лицом в её волосы. Откуда у такой крошечной женщины может быть столько силы, чтобы я восстановился, просто глядя на неё? Я вдыхаю её в себя, чувствую её в кончиках пальцев. Знаю, знаю, знаю, я спичка, а она бензин, и друг без друга мы просто два предмета, которые никак не реагируют.

— Это ты была в палате?

Она кивает.

— Медсестра сказала, что мать Эстеллы была там. Я искал ее рыжие волосы…

Она снова кивает.

— Она так решила, а я не стала её переубеждать. Сэм позвонил Кэмми, Кэмми позвонила мне, — объясняет она. — Я сразу же приехала, — а потом прикасается ладонями к моим щекам. — Давай вернемся и посидим с ней.

Я вдыхаю воздух, стараясь сдержать переполняющие эмоции: облегчение от того, что она здесь, страх за мою дочь и злость на себя. Мы идем к Эстелле и, не произнося ни слова, садимся рядом с ней.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Настоящее

Оливия остается со мной на три дня. Она кормит меня, приносит одежду и сидит с Эстеллой, пока я принимаю душ в маленькой ванной, прилегающей к палате. Я не спрашиваю, почему она приехала, или где её муж. Вместо этого отбрасываю все вопросы и позволяю нам быть вместе в худшие дни моей жизни. Помимо Лии, неизвестно где пропадает и мой брат Сэт. Когда я в последний раз общался со Стивом, тот упоминал, что брат собирался на глубоководную рыбалку. Интересно, смогла ли Кларибэль с ним связаться, и знает ли он о том, что наша мать и отчим мертвы? Затем на меня обрушивается вся странность этой ситуации. Лия и Сэт одновременно исчезли, а моя мать перед поездкой в Лондон с моей дочерью странно себя вела. Может, она узнала, что Лия и Сэт вместе? Я пытаюсь не думать об этом. Пусть делают, что хотят.