Таррин Фишер - Вор (ЛП)

— У меня не было причин сомневаться. Она не хотела разводиться. Тогда ей было бы выгоднее позволить мне верить, будто Эстелла моя.

— О, Калеб, — она прикладывает руку ко лбу. — Разве вы не видите, что произошло? Вы пришли и сбросили на неё пару бомб, и на каком-то этапе разговора она решила, что вы ей не нужны, и она просто хочет мести. Именно это и произошло.

Я уставился на движение за окном, понимая, что это правда. Но почему я раньше этого не заметил? Если бы кто-то другой рассказал мне эту историю, я бы рассмеялся над его глупостью. Почему людям так сложно объективно оценить то дерьмо, которое происходит в их жизни?

— Таким образом, она ударила вас по больному месту, Калеб. Нет никаких доказательств произошедшего той ночью. Но есть свидетельства того, что последние три года вы не видели ребенка, не платили алименты и не боролись за опеку. Лия обвинит вас в этом. И сейчас, прекрасно это понимая, она вернулась, чтобы рассказать, что Эстелла ваша, но вся власть у неё.

Боже.

— Что я должен делать?

— По предписанию суда вы сделаете тест на отцовство. Это займет некоторое время. А затем мы будем ходатайствовать о посещениях. Сначала они будут проходить под наблюдением, но чем дольше вы будете соблюдать правила и хорошо относиться к Эстелле, тем быстрее мы сможем начать добиваться совместной опеки.

— Я хочу полную опеку.

— Ага, конечно, а я хочу быть моделью купальников. Но это не изменит того, что я пухленькая и вчера съела чизбургер на ужин.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Делайте то, что считаете нужным. Что бы это ни было. Но есть ли хоть какой-то способ увидеть Эстеллу?

Это глупый вопрос, но я должен был задать его. Нет ни единого шанса, что Лия позволит приблизиться к дочери. У меня нет доказательств, но я снова считаю её своей. А было ли когда-нибудь по-другому?

Мойра смеется.

— Нет. Просто наберитесь терпения и позвольте мне делать мою работу. Скоро мы вернем вас в её жизнь, но прежде придется немного побороться.

Я киваю.

Выхожу из её кабинета и иду прямо к Оливии. Когда я захожу туда, она, одетая в шорты и майку, с раздраженным видом моет полы. Прислонившись к стене, рассказываю ей о разговоре с Мойрой. Она усердно натирает полы, а я знаю, что так она пытается отвлечься. На столе стоит миска с чипсами, и она постоянно подходит к ней, забрасывая снэки в рот. Что-то случилось, но даже если я спрошу, она не расскажет.

— Делай то, что она говорит, — вот и весь ответ Оливии. Несколько минут мы молчим. В комнате слышен только хруст.

— Она не выглядела раскаявшейся, — наконец, произносит Оливия. — Это самое странное. Она просто появилась в моем кабинете, чтобы все рассказать, прекрасно зная, что я передам её слова тебе. Мне это кажется таким зловещим.

— Она что-то задумала, — соглашаюсь я.

— Может, у неё нет денег, и она решила, что нуждается в алиментах.

Я качаю головой.

— Её отец воздвиг империю. Эта компания — лишь малая часть того, на что распространяются его интересы. Лия не нуждается в деньгах.

— Тогда Мойра права — она хочет отомстить. Что ты собираешься делать?

Я пожимаю плечами.

— Бороться за Эстеллу. Даже если она не моя, я хочу бороться за неё.

Она перестает мыть полы. Прядка волос выбилась из неряшливого пучка на её голове, и она заправляет её за ухо.

— Не заставляй меня любить тебя ещё сильнее, — произносит она. — Мои часы тикают, а ты тут говоришь о ребенке.

Я стискиваю зубы, чтобы не улыбнуться.

— Давай заведем своего, — говорю я, делая шаг в её сторону.

Её глаза расширяются. Она прячется за шваброй.

— Не надо, — предупреждает она. Потом тянется к миске с чипсами, не отрывая от меня взгляда, но обнаруживает, что та пуста.

— Как думаешь, у нас был бы мальчик или девочка?

— Калеб…

Я делаю ещё два шага, прежде чем она опускает швабру в ведро и брызгает водой мне прямо в живот.

Я с открытым ртом смотрю на мокрые вещи. Она знает, что произойдет дальше, поэтому бросает швабру и бежит в гостиную. Наблюдаю, как она хватается за мебель, скользя по мокрому полу. Я бегу за ней, но она так помешана на чистоте, что практически превратила пол в ледовый каток. Восхитительно. Я падаю на задницу.

Так и сижу там, а она выходит из кухни, неся две бутылки с колой.

— Предлагаю мир, — она протягивает мне одну.

Я беру бутылку и хватаю её за руку, притягивая к себе на пол.

Мы садимся спина к спине, прислонившись друг к другу и вытянув ноги. А потом болтаем о всяких пустяках. И нам так хорошо.

Моя дочь появилась на свет третьего марта в 15:33. Она родилась с поразительно рыжими волосами, которые стояли торчком, как у игрушечных троллей из 90-х. Я провел пальцами по её волосикам, улыбаясь как дурак. Она была прекрасна. Лия убедила меня, что у нас родится мальчик. Она погладила меня по лицу и смотрела так, словно я был для неё богом, и промурлыкала:

— Твой отец зачал двоих сыновей, а твой дед — троих сыновей. Мужчины в твоей семье давали жизнь мальчикам.

Я тайно хотел дочь. Она открыто говорила, что хочет сына. Было что-то фрейдистское в наших предпочтениях, но свои я не выражал, а жена «на всякий случай» обставила детскую в зеленых и желтых тонах. Несмотря на это, среди детских вещей я заметил прорезыватель для зубов в форме грузовичка и комбинезончик в виде бейсбольной формы. Поскольку в колледже я играл в баскетбол, выбор бейсбольной формы мог быть обусловлен только тем, что её отец не пропускал ни одной игры «Янкиз» по телевизору. Она обманывала меня, прикрывая свою задницу. Поэтому я тоже решил играть не по правилам. Я покупал вещи для девочки и втайне от неё прятал их в своем шкафу.

В тот день, когда она поехала в больницу, мы планировали прогуляться по пляжу. Роды должны были начаться только через несколько недель, и я читал, что женщины, беременные в первый раз, часто перехаживают. Лия садилась в машину, когда из её горла вырвался жуткий звук. Я смотрел, как её загорелые руки сжимают живот, а белое платье сминается между её пальцами.

— Я думала, это всего лишь схватки Брэкстона-Хикса, но они происходят всё чаще. Нам придется поехать в больницу и отложить прогулку на другой день, — выдохнула она, закрыв глаза.

Потом прислонилась к приборной панели, завела машину и направила всё три кондиционера себе в лицо. С минуту я наблюдал за ней, неспособный понять, что происходит. Затем выбежал из машины и схватил в спальне сумку, собранную для больницы.

Я был шокирован, когда доктор громко объявил: «Девочка!», прежде чем положил её на грудь матери. Но не настолько, чтобы сдержать глупую ухмылку на лице. Я назвал её в честь Эстеллы из «Больших надежд» (Прим.: «Большие надежды» (англ.

Great Expectations) — роман Чарльза Диккенса, который был впервые издан в 1860 году.). В ту ночь, поехав домой, чтобы принять душ, я достал коробку с верхней полки шкафа. Месяцем раньше она появилась в почтовом ящике, без записки или обратного адреса. Я был сбит с толку, пока не открыл её.

Я разрезал оберточную ленту ножницами и достал из коробки одеяльце лавандового цвета. Оно было таким мягким на ощупь как вата.

— Оливия? — мягко произнес я. Но зачем ей отправлять подарок для моего ребенка? Я положил его обратно в коробку, а потом начал размышлять.

Я уставился на него с ухмылкой на лице. Она знала, что Лия отчаянно хотела мальчика, и отправила подарок для девочки, чтобы позлить её? Или она запомнила, как сильно я хотел дочь? Невозможно понять настоящие мотивы поступков Оливии, пока не спросишь. Но тогда она просто соврет.

Я взял одеяльце с собой в больницу. Увидев его, Лия закатила глаза. Её реакция была бы сильнее, если бы она знала, от кого оно. Я завернул свою дочь в одеяльце Оливии и почувствовал эйфорию. Я отец. Маленькой девочки. Лия выглядела менее взволнованной. Я списал это на разочарование от того, что родился не мальчик. Или, может, у неё началась депрессия. Или она просто ревновала. Было бы ложью сказать, что мысль о том, что жена ревнует меня к дочери, не закрадывалась мне в голову.

Я чуть сильнее прижал Эстеллу к себе. И уже думал о том, как буду защищать её от всего ужасного, что происходит в мире. Хотя никогда не думал, что буду размышлять о том, как защитить её от собственной матери. «Но так уж сложилось», — с грустью подумал я. Большую часть её детства родители Лии были эмоциональными черными дырами. Ей стало лучше. Я помог ей. Любовь исцеляет.

Когда мы ехали домой из больницы, её настроение заметно улучшилось. Она смеялась и флиртовала со мной. Но когда мы вошли в дом, и я передал ей дочь для кормления, её спина так напряглась, словно она получила удар между лопаток. В тот момент мое сердце сжалось так сильно, что пришлось отвернуться, чтобы она не видела выражения моего лица. Совсем не на это я надеялся. Оливия бы так не поступила. За всей её искусственно созданной жесткостью пряталась доброта и умение воспитывать. В случае с Лией мне всегда казалось, что доброта в ней… пряталась за тем, что сделали с ней родители. Может, я просто думал, что она способна на большее? Но, как уже было сказано, если у тебя есть вера размером с горчичное зерно, она может сдвинуть горы… или смягчить жестокость… или исцелить кого-то любовью. Боже. Что я натворил?

Позже ночью я выбираюсь на пробежку. Но заходя в вестибюль своего дома, замедляю шаг. Сначала я его не узнаю. Он выглядит не так хорошо, как в последнюю нашу встречу. Что происходит с мужчинами, когда они отказываются бороться, и их сердце разбито? Черт. Как это происходит? Я провожу рукой по шее, прежде чем подойти к нему.