Барбара Картленд - Вор и любовь

– Конечно, в виду этих обстоятельств, – продолжала миссис Деранж, – Лью и я не сможем поехать в Сан-Себастьян сегодня вечером. Между нами, я нисколько не сожалею об этом.

– Я лучше позвоню миссис Картрайт сейчас же.

– О, у тебя много времени. Одновременно обзвони всех этих людей по списку и пригласи их сегодня к нам на вечерний коктейль. Мы устраиваем прием, вместо того, чтобы идти куда-то. Здесь все номера местные, так что это не займет у тебя много времени.

– Очень хорошо, – сказала Элоэ. Миссис Деранж взглянула на нее.

– Я очень довольна тобой, Элоэ, правда, – сказала она. – Пользуясь случаем, хочу тебе сказать, что, на мой взгляд, ты работаешь весьма удовлетворительно как в качестве моего секретаря, так и в качестве компаньонки Лью. Я не возражаю против того, чтобы признаться тебе, – продолжала миссис Деранж, – в том, что я слегка волновалась, как Лью отнесется к этому браку с герцогом. Конечно, я не ожидала, что «Шато» окажется таким величественным, и не скажу, что это не было решающим фактором. Но мы с Лью немного поболтали вчера вечером, и она сказала мне, что считает, что я поступила мудро, не позволив ей выйти замуж за Стива Вестона. Она мне также сказала, что он пытался увидеться с ней в Лондоне, но ты отослала его. Это был очень правильный поступок с твоей стороны, Элоэ, хотя я считаю, что ты должна была мне доложить о том, что он приходил.

– Я толком не знала, что делать. Он просил о встрече с Лью исключительно наедине с ней.

– Что же, я думаю, в какой-то мере твоя тактичность и чувство разума предотвратили Лью от действий, которые бы я не одобрила, – произнесла миссис Деранж с щедрым видом.

Элоэ чувствовала, что она принимает похвалу, которую не заслужила, но, прежде чем она успела что-либо сказать, миссис Деранж продолжила:

– Я очень счастлива сегодня утром, Элоэ, я не побоюсь этого слова. Свершилось то, над чем я так долго работала. Это мечта, которая, как я иногда думала, могла бы никогда не осуществиться. Я всегда хотела, чтобы у Лью был титул. Я хотела, чтобы она стала важной персоной, чтобы она заняла свое место в европейском обществе. Но этот «Шато»! У меня при его виде действительно захватило дух. Герцогиня мне также сказала в личной беседе, что фамильные драгоценности являются самыми лучшими во всей Франции. Она пообещала показать их Лью, когда мы приедем туда погостить.

– Надеюсь, что Лью будет очень счастлива, – пробормотала Элоэ.

Даже произнося эти слова, она почувствовала глубокое сострадание и жалость к этой американской девушке, которая никогда не испытает те чувства, которые испытывала сейчас она сама; которая никогда не узнает, что это значит, любить кого-то без оглядки, исключив из жизни все, или быть готовой бросить все ради одного человека, который взамен может не принести ей ничего, ничего, кроме самого себя.

– Ну, так, – сказала миссис Деранж. – Нужно еще много сделать; у нас все еще много планов, которые необходимо выполнить. Сейчас беги к Лью и спроси ее, не хочет ли она еще кого-нибудь включить в список приглашенных на коктейль, а затем я тебе дам остальные мои письма.

Элоэ послушно встала. Она вышла из комнаты миссис Деранж и постучала в дверь Лью.

– Входите.

Лью сидела в кровати и завтракала. На ней был маленький домашний жакетик, отделанный нежно-розовым тонким шелком, а ее темные вьющиеся волосы в беспорядке ниспадали ей на лоб.

Она выглядела очень привлекательно и улыбнулась, когда Элоэ вошла в комнату.

– Доброе утро, Элоэ! Какие волнения нас ждут сегодня?

– Твоя мать хочет отменить ужин сегодня вечером в Сан-Себастьяне.

– Очень хорошо. Картрайты потрясающие зануды. Моя бы воля, я бы ни одного вечера не потратила с ними.

– А вместо этого, – продолжала Элоэ, – она предлагает устроить вечер коктейлей здесь. Она дала мне список приглашенных и хочет узнать, не желаешь ли ты пригласить кого-нибудь еще.

– Ни одно имя не приходит мне в голову, – ответила Лью безразлично.

Она покончила с завтраком, отодвинула в сторону поднос и взялась за стопку газет.

– Ненавижу, когда нет свежих, сегодняшних газет, – воскликнула она. – Посмотри, «New York Times» трехдневной давности.

– Лондонские газеты вчерашние.

– Я знаю. Но меня интересуют новости только из Америки. В то же время в этих новостях есть что-то омертвелое, когда ты знаешь, что они произошли так давно.

Она взяла в руки французскую газету.

– Вот местный клочок. Мама послала туда список приглашенных на ужин, который мы давали позапрошлым вечером. Она думает, это произведет на кого-то впечатление, но бог знает, на кого.

Она перелистнула страницы.

– Мне зачитать тебе список приглашенных на вечер коктейлей? – спросила Элоэ.

Лью, казалось, ее не слышала. Она рассматривала фотографии, помещенные во французской газете, одна из них в особенности поглотила все ее внимание.

– Посмотри! – вскричала она.

В ее голосе было что-то завораживающее, что-то такое, что заставило Элоэ быстро подойти к ней. Она склонилась через ее плечо.

На снимке, плохо напечатанном, был изображен самолет, с которого снимали человека. Это был небольшой мужчина, сидящий в кресле на колесах, которое несколько служащих помогали спускать на землю.

Элоэ посмотрела на снимок, затем прочитала заголовок внизу, на который указывали блестящие отполированные ногти Лью.

«Герцог де Ранж-Пужи прибывает на аэродром в Биаррице, куда он вернулся из Баден-Бадена, где принимал лечение», – прочитала Элоэ.

– Он калека! – сказала Лью странным голосом. – Калека! – Ее голос неожиданно повысился до крика. – Калека! – повторила она.

Затем, так ужасно, что Элоэ хотелось заткнуть уши руками, она начала смеяться.

Лью резко оборвала смех, и глаза ее стали жесткими, когда она зловеще повторила:

– Калека!

Откинула одеяло и встала с кровати. Не говоря больше ни слова, она просунула руки в рукава красиво сшитого розового атласного пеньюара, который был наброшен на спинку стула, затем прошла через спальню в бархатных шлепанцах на высоких каблуках, держа газету в руке.

Элоэ знала, куда она направлялась, и у нее возникло чувство сострадания к миссис Деранж. Она знала, что все надежды и устремления этой женщины были сконцентрированы на том, что Лью станет герцогиней. Она чувствовала, что не вынесет зрелища того, как будет рушиться мечта всей ее жизни только лишь из-за какой-то фотографии в газете. Невольно она протянула руку вперед.

– Подожди, Лью! Подумай немного.

Но Лью, казалось, не слышала ничего. Наоборот, она шествовала к материнской спальне. Только, когда она дошла до двери, она остановилась на секунду и повернулась к Элоэ.

– Пойдем со мной, – попросила она. – Я хочу, чтобы ты слышала, что я собираюсь сказать.

Элоэ хотела отказаться: лучше оставить мать и дочь наедине для выяснения такого вопроса; но интуиция ей подсказывала, что сейчас не время спорить с Лью или предаваться своим собственным эмоциям.

Поэтому, покорно, ничего не говоря, она проследовала за Лью в спальню миссис Деранж, остановившись в дверях и стараясь быть как можно менее заметной, так как она была смущена.

Лью подошла к кровати матери и положила перед ней раскрытую газету.

– Посмотри на это, – сказала она.

– В чем дело? – спросила миссис Деранж.

Она протянула руку, неловко нащупывая свои очки в роговой оправе, которыми она обычно пользовалась, когда читала.

– Посмотри на это! – повторила Лью.

Миссис Деранж нашла очки и водрузила их на нос. Лью наблюдала за лицом матери.

– Фотография герцога, – через минуту сказала миссис Деранж. – Должно быть, ее сделали вчера днем по его возвращении из Баден-Бадена.

– Ты его видишь? – спросила Лью. – Ты видишь, на кого он похож? Ты говорила мне, что он привлекательный, красивый. Ты мне все наврала про него. Теперь ты видишь правду?

– Он был болен, – сказала миссис Деранж, но в ее голосе не чувствовалось уверенности.

Лью выхватила газету из ее рук.

– Ты знала, – обвиняющим голосом произнесла она. – Ты все это время знала.

– Ну же, Лью, не волнуйся… – начала было миссис Деранж.

– Скажи мне правду, – перебила Лью. – Ты знала, что он калека, да?

Вид у миссис Деранж был несчастный.

– Мать, как ты могла со мной так поступить? – спросила Лью, слегка повысив голос. – Я думала, что ты души во мне не чаешь, я думала, что ты меня любишь, а ты так меня обманула. Ты считаешь, что мне достаточно полмужчины в качестве мужа? Ты считаешь, что я проведу остаток жизни, толкая перед собой инвалидное кресло с этим маленьким созданием?

Миссис Деранж побледнела, однако Элоэ отметила, что держалась она с достоинством.

– Тебе незачем так говорить, Лью. И незачем выходить замуж за герцога, если ты не хочешь.

– Не хочешь! – воскликнула Лью. – Ты считаешь, я могу захотеть такого мужа?

– Ты же еще его не видела, – урезонивала ее миссис Деранж. – Газетные снимки печально известны тем, что они из кого угодно сделают карикатуру. Я видела некоторые твои снимки, и, безусловно, там нечем было гордиться.

– Ты знала, что он калека, – упорно повторяла Лью.

– Я не знаю, что он калека, и не вижу смысла подозревать это только лишь потому, что мы увидели его в инвалидном кресле. Возможно, это временно.

– Ты пытаешься убедить меня в том, что он попал в аварию?

– Я не знала. Единственное, что мне сказала герцогиня, это то, что он был болен. Она однажды упомянула в своих письмах, что он не может вести очень активный образ жизни и что у него очень слабое здоровье с детства. Тот факт, что он изображен на этой фотографии в кресле на колесах, для меня явился таким же откровением, как и для тебя.

– Ты никогда не говорила мне, что у него слабое здоровье, – сказала Лью.