– И вы сейчас едете домой?

– Вроде того.

Она подумала: «Это меня не касается, я не должна его допрашивать». Однако ее раздирало любопытство, и не только потому, что он был по природе скрытным, а еще и потому, что она подозревала его в причастности к чему-то такому, что не выдержало бы ни одного расследования. Машина, деньги, его портсигар, его одежда.

Как же ей соотнести все это с человеком, который был готов рисковать свободой ради каких-то там украшений или побрякушек в гостиничном номере? За всем этим что-то стояло, и рано или поздно она должна это выяснить, несмотря на страх перед тем, что она может узнать при этом.

Элоэ слегка вздохнула. Дикс взглянул на нее с опаской.

– Вам уже наскучило? – поинтересовался он.

– Нет, нет, конечно, нет. – Она улыбнулась. – Я как раз сейчас думала о том, как это все отличается от моей прежней жизни.

– Надеюсь, у вас не начинает входить в привычку ужинать с проходимцами? – спросил он провокационным голосом.

– Я не это имела в виду, – быстро ответила она. – У меня вообще нет привычки обедать с кем бы то ни было, если уж на то пошло.

– Вы что, серьезно? Думаете, я поверю, что у вас нет возлюбленного?

– Нет, конечно, нет. У меня не было возможности встречаться с мужчинами в Лондоне, а когда я жила дома, мы вели очень скромный образ жизни и виделись с ограниченным кругом людей, за исключением разве что охотничьего сезона. Тогда охотничьи домики заполнялись, и, хотя их владельцы очень мило к нам относились и часто приглашали нас на обед по воскресеньям, пока не удили рыбу или не охотились в лесу, все равно вы их больше не увидите до следующего сезона.

– Итак, вы уехали в Лондон. Чтобы найти мужа? Элоэ приняла более холодный вид. Дикс моментально наклонился к ней, извиняясь.

– Простите меня, – сказал он, касаясь ее руки. – Я не должен был этого говорить. Я просто хочу сказать, что в это трудно поверить – вы с вашей внешностью и никогда не имели мужчин, которые бы приглашали вас на обед, на ужин, на танцы и на всякие другие развлечения.

– Они не могли меня приглашать, потому что не знали меня, – ответила Элоэ. – А живя в общежитии, действительно уже никого не встретишь в свободное от работы время. Иногда я выходила в кино с одной из своих соседок, один или два раза сходила в театр в одиночестве, но обычно я просто сидела дома и читала.

– А вам не казалось, что вы что-то упускаете в своей жизни?

– Думаю, что казалось. Но я ничего не могла изменить.

– Кто не рискует, тот ничего не достигает!

– Я не знала, в чем мне рисковать, – засмеялась она.

– Значит, вы никогда не были влюблены?

– Нет.

– Предположим, вы влюбитесь в кого-нибудь, что тогда?

– Тогда, я надеюсь, смогу выйти за него замуж. Что же еще?

– Действительно, что же еще! – повторил он. – Так сказать, логическое завершение путешествия.

Она озадаченно взглянула на него, слегка нахмурившись.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я пытаюсь вас понять. Я нахожу невероятным то, что такая привлекательная и хорошенькая девушка, как вы, могла так долго уходить от реальности.

– Все зависит от того, что вы называете реальностью, – ответила Элоэ. – Если под реальностью вы подразумеваете любовь, тогда вы правы. Если вы имеете в виду жизнь, тогда я не согласна с вами. Я не думаю, что люди, с которыми я познакомилась в Лондоне, коренным образом отличаются от тех, с которыми я была знакома в Шотландии. Они все жили в своих проблемах и заботах. Все они сражались и стремились к чему-то – не важно к деньгам ли, к положению или к чьему-либо расположению.

– А вам ничего этого не нужно?

– Вы пытаетесь навязать мне роль занудной резонерши, – заявила Элоэ. – Конечно, я всего этого хочу. Я хочу зарабатывать кучу денег, я хочу добиться такого положения, чтобы мои отец и мать могли гордиться мной, я хочу влюбиться до безумия, до сумасшествия в кого-то, кто бы влюбился в меня.

– Вы думаете, это может случиться без какого-либо усилия с вашей стороны. Просто ничего не делать, а только сидеть дома и читать книгу?

– Если этому суждено быть, то так оно и будет. Как говорила одна старая деревенская женщина, когда я была ребенком: «Суженый когда-нибудь придет. Ни один из ветров, дующих с моря, не сможет этому помешать».

– Потрясающий фатализм! – воскликнул Дикс. – Мне интересно, может быть, у нас, во Франции, дело поставлено лучше?

– Вы имеете в виду… Выходить… Брак по расчету?

– Так вы знаете и об этом? – улыбнулся Дикс.

– Да, конечно. А почему нет, миссис Деранж… Она неожиданно остановилась, вспомнив, что это был не ее секрет и она не должна излагать ее личные дела абсолютно чужому человеку.

– …Миссис Деранж говорила мне об этом, – закончила она. – Я понимаю, что во Франции даже сегодня в очень хороших, самых лучших семьях браки все еще устраиваются по расчету.

– Среди крестьян и средних слоев населения, я думаю, это как правило, – ответил Дикс. – Некоторые аристократы, из тех, что стали космополитами, избавились от подобных пережитков, но большинство все еще остается приверженным традициям прошлого.

– А что вы думаете о таких браках? – спросила Элоэ.

– Мне известны некоторые такие браки, которые были чрезвычайно удачными. Но, конечно, в этих случаях обычное явление – вступать в брак, зная, что муж и жена будут идти своим путем во всем, что касается сердечных дел.

– Вы имеете в виду, что они будут любить других, не разрывая уз брака? – поинтересовалась Элоэ.

– Да. Муж заведет любовницу, жена – любовника, и ни одна из сторон не будет возражать.

– Я думаю, что это неправильно и ужасно. А предположим… Предположим, девушка полюбит всем сердцем мужчину, который просто дает согласие на подписание брачного контракта, организованного его родителями? Что тогда?

– Это будет контрактом и для нее. Если она в него влюбится, возможно, ей повезет, если она сумеет добиться от него ответной любви.

– Это неправильно! – воскликнула Элоэ. – Совершенно, совершенно неправильно. Любовь должна быть единственной причиной брака.

Он улыбнулся на то, с каким жаром она это произнесла.

– Предположим, – сказал он, – у вас появилась возможности выйти замуж за человека, занимающего очень высокое положение в обществе, который смог бы дать вам все, чего бы вы пожелали, смог бы оказать заботу вашим родителям, который был бы добр и любил вас, но вы знали бы, что у вас никогда не появится к нему ничего, кроме, возможно, уважения и привязанности? Что бы вы тогда сказали?

– Я бы сказала «нет». Я никогда не выйду замуж до тех пор, пока не полюблю сама.

– С другой стороны, – продолжал Дикс, – предположим, вы влюбились в кого-то, кто ничего не может вам дать, не вызывает одобрения со стороны ваших родителей, не может по-настоящему вызывать у вас уважения или восхищения, но вы, тем не менее, независимо от себя влюблены в него. Что тогда?

Элоэ показалось, что ресторан вдруг затих, как будто все разом замолчали и ждут ее ответа. Вопрос, казалось, повторялся и повторялся вновь у нее в голове, как будто его там высекли огненными буквами. И шепотом она ответила:

– Я не знаю! Я не знаю!

Глава 5

Сидя за рулем, при свете лучей утреннего солнца Элоэ почувствовала себя так, будто она впервые видит Францию.

Накануне она сильно нервничала, ее пассажир так отвлекал ее своим поведением, со всеми вытекающими отсюда последствиями, что она не могла наслаждаться изумительным сельским пейзажем с его утонченными красками лесов и полей и маленькими выбеленными деревушками с их древними церквями. Только теперь она стала замечать красоту во всем, что видела: в серых замках, стоящих поодаль и огороженных коваными железными воротами, а иногда перед ее взором мелькали и более грандиозные впечатляющие здания, окруженные деревьями, сквозь листву которых поблескивала мерцающая гладь озер.

Она примечала пары великолепных белых першеронских лошадей, работающих в полях, коз, пасущихся вдоль дороги, священников, в их широкополых шляпах. Было столько всего нового, на что можно было посмотреть, что Элоэ сожалела о том, что ей нужно к вечеру попасть в Биарриц и нельзя потратить больше времени на путешествие.

Дикс, однако, настоял на совместном ленче в Бордо. – Я вас так угощу, что вы будете наслаждаться. А вино там такое, что вы его никогда не забудете, потому что оно сделано в самом сердце страны виноградников, – пообещал он.

Элоэ чувствовала себя неловко, принимая его знаки гостеприимства. Вчера вечером, когда принесли счет в ресторане, он так и не дал ей на него взглянуть.

– С вас одна тысяча, – заявил он.

– Этого не может быть! – запротестовала Элоэ. – Вы только подумайте, что мы тут съели. Пожалуйста, вы должны быть справедливы в этом вопросе. Я знаю, вы не можете себе такого позволить.

Он улыбнулся ей такой обезоруживающей улыбкой, противостоять которой было чрезвычайно трудно.

– С вас ровно одна тысяча, – повторил он, протягивая руку.

Он отказался спорить, обсуждать это дальше, и в конечном счете она робко протянула ему тысячную банкноту, притворяясь, что она не видит, сколько еще он доложил под свернутые в трубочку чаевые.

Дикс отвез ее в отель довольно рано. Она легла в постель, но заснуть не смогла. Вместо этого, она лежала и перебирала в памяти все, что было сказано за ужином, волнуясь, потому что она почувствовала, как изменилось его отношение к ней после того, как она отказалась дать ему прямой ответ на его вопрос о браке. Сейчас до нее дошло, насколько она была глупа. Он же не спрашивал ее о том, что бы она сделала в том или ином случае, даже если вопрос и был сформулирован именно так.

Что он действительно хотел узнать, так это есть ли у него возможность жениться на порядочной девушке, которая полюбила бы его ради него самого. Какая же она была дура, чтобы не понять этого!