Настасья Карпинская - Вопреки

Вернер был трудоголиком; это впечатляло, удивляло и вызывало восхищение. А я не была истеричной дурой, которая устраивала бы скандалы из-за его занятости. Я сама была одержима своей работой и от того ценила и уважала его расстановку приоритетов. Но некоторые трудности это все же вызывало.

— Мы так и будем дружить, словно пионеры, Марк Генрихович? Нет, я как бы ни на что не претендую, но все же, — произнесла, заканчивая у зеркала макияж, и наблюдая, как у Марка, развалившегося на моем диване, растянулись в улыбке губы. Отложив в сторону телефон, который почти не выпускал из своих рук последние два часа, он с грацией сытого кота направился ко мне.

— Готов исправить сие упущение хоть сейчас, — губами по нежной коже шеи, обрывая мой вдох и множа силу импульсов, оседающих внизу живота, разливая горячую и густую негу по моему телу, подталкивая уступить и поддаться.

— Вернер, я только привела в порядок волосы и лицо. Если сейчас начнем «исправлять ситуацию», я боюсь, что мы успеем только к разгару веселья: там, где пьяные гости и драка с похищением невесты. Поэтому придержи коней, я все же решила, что хочу заценить платье Миланы.

— Женское коварство все же не знает границ, — и снова дорожкой поцелуев по моему плечу. — Я уже жду окончание этого дня.

— Надеюсь, сегодня ты не оставишь меня одну в собственной постели и не исчезнешь на сутки, — повернулась в его руках лицом к лицу.

— Нет, обещаю. Отключу на х*р телефон. Только ты…

— Ловлю на слове. И придержи свой пыл, — с улыбкой убирая его руки, которые уже соскользнули со спины ниже. — Тебе еще с моими родителями знакомиться, — и прихватив сумочку, направилась в прихожую.

Оказавшись у ЗАГСа и собственными глазами увидев счастливую пару молодоженов, я осознала, что мое понимание ситуации ровным счетом ничего не стоит. Сколько бы я не повторяла себе о правильности отойти в сторону, о морали, о плате за свои поступки, внутри все равно болезненно сжималось, заставляя при этом, сжав зубы и сглатывая ком в горле, улыбаться. Со стороны я, наверное, была похожа на зарвавшуюся высокомерную сучку, возомнившую о себе слишком много: пренебрежительный взгляд; горделивая осанка с высокоподнятой головой и полуулыбка на губах: вынужденная, натянутая, скрывающая ото всех собравшихся здесь, что все еще болит. Уже не имея никакого шанса, полностью похоронив надежду, понимала, что, даже если сам Калинин ко мне придет, я откажу несмотря на то, что все внутри болит.

После ЗАГСа отправились в ресторан: средненький, но довольно приличный.

— Кать! — папа, протиснувшись через толпу гостей, подошел к нам, стоявшим чуть поодаль от основного входа, пока все ожидали жениха с невестой, чтобы отдать дань традициям, которые давно уже претерпели множество изменений, и осыпать новобрачных лепестками роз.

— Привет, пап! — впервые за эти часы я вполне искренне улыбнулась, обнимая отца.

— Ты умница, — тихий шепот мне на ухо со смыслом, понятным только нам, и мне еле хватило сил сдержать незваные слезы, так некстати подступившие.

— Добрый день! — произнес Марк, стоило мне отстраниться от отца, и протянул руку для рукопожатия.

— Добрый! Станислав Игоревич, — папа представился и ответил на приветствие.

— Марк.

— Ой, Катя! — словно из ниоткуда перед нами появилась моя мать. — Я и не заметила тебя! Столько людей, столько приглашенных! Стас, я тебя уже полчаса ищу, — мало того, что она щебетала не переставая, так еще и вцепилась в папину руку словно клещами.

— Это — моя жена Лариса Михайловна и мать Кати, — не забывая про приличия, представил ее отец.

— Приятно познакомится! Марк, — Вернер, излишне галантно на мой взгляд, взял руку моей матери и прикоснулся губами к тыльной стороне ладони, вызвав подобным жестом румянец на ее щеках.

Смущенный и жеманный флирт Ларисы Михайловны я еле выдержала, благо подъехала машина с Калининым и его Миланой, и все внимание переключилось на них.

Далее все проходило по отработанной схеме, благо всем заправлял опытный организатор, ориентируя и направляя людей, помогая ведущей и напоминая родителям заглянуть на кухню.

— Неплохая партия, — произнесла мама, уловив момент, когда Марк оставил меня одну, углубившись в разговор с неким мужчиной. — Мне тут шепнули, что это сын того самого Вернера, который владелец местной трикотажной фабрики, — сообщила она это так, словно я должна была подскочить от этих слов на месте и весело захлопать в ладоши. Радость-то какая!..

— Марк сам управляет предприятием, — произнесла я сухо, припадая к бокалу с вином.

— А его отец?

— Он давно отошел от дел и проживает уже много лет в Германии. Что-то еще, мам? Какие подробности тебе еще интересны?

— Не рычи! Мы не дома, чтобы раздувать скандал. Я просто радуюсь, что ты выбрала достойную для себя партию.

Как же быстро вы переобулись, Лариса Михайловна. Вроде, совсем недавно с железной уверенностью вещали о том, что за любовь надо бороться. Но, видимо, общественные регалии, социальный статус и прочее мнение нашего завистливого общества сделали свое грязное дело. А жаль… Некоторых людей можно уважать за твердость своей позиции, даже несмотря на то, что эту самую позицию ты не разделяешь, но тут видимо совсем не тот случай.

— Спасибо, — сквозь зубы, наблюдая уже третий раз, как под крики «горько» Калинин целует свою белобрысую.

Спустя пару часов сосуд моего терпения опустел, как и бутылка красного вина, стоявшая на столе напротив меня.

— Поехали отсюда, — прислонившись к Марку, шепнула я, скользнув рукой по пряжке его ремня.

Вернер повернулся, читая по моему лицу, что вся эта атмосфера шизофренического веселья, приправленного алкогольными парами, меня порядком доконала, и я на грани взрыва. Полное понимание в его взгляде:

— Пятнадцать минут и уезжаем. Вызови такси, — и моя благодарность за это.

Последнее усилие над собой, выдавливая доброжелательность и внешнее веселье, соответствующее всеобщему тону настроения; публичное вручение подарков новой ячейке общества и, попрощавшись, с улыбкой на выход.

— Что было в коробке? — отчего-то с насмешкой в голосе спросил Марк, стоило нам оказаться за дверью ресторана.

— Кукла Вуду и пропитанный ядом платок, — ответила я, приподняв бровь и подкуривая сигарету.

— Все настолько серьезно?

— Марк, ты дебил? — подняла на него взгляд, уже начиная успокаиваться. — Комплект постельного и деньги в конверте.

— Постельное? — а вот это недоверие в его голосе даже как-то зацепило, и я никак не могла определиться, обидно или наоборот, можно поставить себе плюсик в карму.

— Ну, я все-таки текстилем для дома занимаюсь, по-моему, логично, — и снова странная усмешка по его губам. — Ну не было у меня времени что-то искать другое в подарок!

Марк, все так же улыбаясь, притянул меня к себе и поцеловал в волосы. Отбросив сигарету в урну, я направилась к подъехавшему такси.

— Все хотела спросить, откуда ты знаешь Калинина? Вы же с ним в разных кругах обитаете? — садясь в машину, обратилась к Вернеру.

Этот вопрос не раз возникал в моей голове оттого, что видимых пересечений между Калининым и Вернером не наблюдалось.

— Однокурсники, учились вместе, — всего одна фраза, и еще один пазл встал на свое место.

Квартира Марка, короткий, но жадный поцелуй в прихожей, и он, отстранившись, галантно предлагает вино. Соглашаюсь. Пока он роется в своем баре, принимаю душ, раздумывая, что, несмотря на вскипающие эмоции от близости, у нас с Вернером как-то все происходит излишне взвешенно, ровно, словно прописанная до мелочей сцена в сценарии фильма. Так же, витая в собственных мыслях иду по коридору, на секунду останавливаясь у зеркала, дабы убедиться, что смыла косметику.

— Чего крадешься? — от неожиданности я едва не отскочила в сторону, замерев на месте. Марк стоял у входа в комнату, прислонившись к косяку. — Я не кусаюсь.

А вот в этом я сегодня уверенна не была. Вид Вернера в одних брюках и без рубашки навевал совершенно противоположные мысли, а еще пробуждал аппетит, и это я отнюдь не про ужин.

Его пара шагов в моем направлении, и короткое:

— Пока не кусаюсь, — подтверждая мои мысли, еще шаг, и я резко выдыхаю от неожиданности, оказавшись прижатой к стене, — но могу…

От его бархатного голоса приятная дрожь, рассыпаясь по телу мурашками, поднимала градус уже вскипевшей в венах крови. Наши тела разделяла лишь махровая ткань полотенца, которая еще немного и свалится на пол. От его горячего дыхания и близости сердце билось, как у испуганной канарейки, и я, словно в дурмане, облизывая пересохшие губы и не отводя взгляда от его губ, наблюдала, как они медленно растягиваются в уже ставшей привычной самоуверенной усмешке. Жажда одолевала: приятная, горячая и тягучая, как сахарный сироп. Он заправил мою мокрую прядь волос за ухо и невесомо скользнул пальцами по коже, щеке, шее, плечу. От этой неожиданной ласки на мгновение закрыла глаза, предвкушая…

Сильные руки Марка тут же подхватили меня, как пушинку, заставляя обхватить ногами его бедра, а губы обрушились жадным поцелуем на мой рот, и в следующее мгновение мы уже на пути к кровати. Наши поцелуи становились похожи на борьбу; полотенце улетело в сторону, туда же остатки одежды Марка, и я с остервенением впивалась в его губы, получая ответные укусы. Его ладони бесстыдно скользили по моему телу, заставляя желать еще большего, разгоняя кровь по моим венам с такой скоростью, что в висках начало стучать, а кожа покрылась испариной. Маски приличия окончательно были отброшены в сторону, и даже подобие благопристойности уже уступило место дикому первобытному желанию обладать. Обхватив его тело сильнее ногами, пыталась перевернуть на спину, но у меня ничего не получилось; Марк не уступал, распиная меня на кровати, словно бабочку. И от этого собственного бессилия наслаждение лишь усиливалось, выстреливая в сознании острым и пьянящим импульсом. Выгнула спину, стараясь быть как можно ближе, теснее, впиваясь ногтями в его спину, кусая плечи и руки. Он ввел в меня пальцы, и с моих губ вырвался полустон, полукрик. Хотелось еще, еще больше… Откровенно виляла бедрами, и Марк не заставил себя долго ждать, впиваясь в мои губы, перекатился на бок, не отпуская меня, достал из тумбочки презервативы.