— Дождь усилился, — заметил Шон, вставая и направляясь по непрямой траектории к окну. — И здорово холодает. Скоро Рождество. Ваши дочери встретят его вместе с вами в этом году?

Шон стоял спиной к Оливии, раскачиваясь с пятки на носок и обратно; при этом он внимательно следил за самыми крупными дождевыми каплями, стекающими по стеклу.

— Я в этом не уверена. Они обе очень заняты. Рейчел просто помешана на своей работе, к тому же ей надо заботиться о Холлеме и его детях. А Луиза тоже найдет себе дело, как всегда. У нее есть бойфренд. Очень умный молодой мужчина. Работает в торговле. Думаю, она проведет Рождество с ним. Они уже достаточно долго вместе.

Оливия встала и принялась укладывать по порядку бумаги на пластмассовом подносе.

— Вам он не нравится? — Шон повернулся спиной к окну. — Бойфренд Луизы. Вы говорили о нем таким тоном, что мне так показалось.

— Я видела его только один раз.

— И у вас нет внуков?

— Да, можно и так считать. Но я полюбила детей Холлема. Они очень славные.

— А родных внуков нет?

Оливия поставила поднос с бумагами в металлический шкаф у стены.

— Я стараюсь об этом не думать. У девочек собственная жизнь.

— Но вы бы хотели их иметь? — Шон сделал шаг вперед. — Моя мать твердит об этом постоянно. Быть может, все женщины в определенном возрасте мечтают о внуках?

Оливия решительно закрыла шкаф и заперла его.

— Я полагаю, это связано с чувством одиночества и сожалением, что некого побаловать. Когда ваши собственные дети вырастают, они в вас больше не нуждаются. А маленькие дети дают вам возможность почувствовать себя необходимой.

Шон направился к двери, когда Оливия натянула на себя плащ и взяла со стойки зонтик. Окинула хмурым взглядом опустевший офис. Она что-то забыла, это определенно. Шон остановился возле нее.

— Взяли гороскоп?

— Да. Он у меня в сумке.

— Хорошо.

Это все, конечно, потому, что Шон явился и нарушил привычную рутину. Оливия прошла между столами к самому большому из них у стены и опустила сиденье вращающегося стула Кэрол до крайнего нижнего предела. Похлопала рукой по сиденью, выпрямилась и весело улыбнулась Шону.

— Ну вот. Теперь все.

— А зачем это?

— На тот случай, если уборщица забудет.

— Вы собираетесь ехать автобусом в такую погоду? — спросил Шон, когда она выключила свет.

— Да, — ответила она и пошла рядом с ним по коридору.

— Дело в том, что я мог бы подвезти вас домой.

— Это очень любезно с вашей стороны. — Оливия похлопала его по руке. — Я стояла на автобусной остановке под дождем, ветром, дождем со снегом и когда шел град. Я буду там и сегодня вечером, как обычно. Мы, женщины определенного возраста, обожаем наши маленькие привычки.

В обществе Шона она вышла на улицу и помахала ему, когда его «ситроен» умчался прочь, словно темпераментная скаковая лошадь. Смотрела на задние габаритные огни его машины и спрашивала себя, не слишком ли упорно отказывалась от предложения подвезти ее. Уж очень холодно. В прошлом Боб заезжал за ней в такую клятую погоду. Теперь их старый «форд-эскорт» стоял в гараже как некий памятник. Она не возражала, когда Боб возил ее, но не хотела, чтобы это делали другие. Она бы чувствовала себя словно сумка с покупками.

Оливия шла по крутому спуску в город, шквальный ветер массировал ей икры. Нет, автобусом ехать лучше. Это значит, что ты сидишь рядом с другими пассажирами, любуешься сквозь залитые дождем окна картинами города, мимо которых проезжаешь. Ей нравилось мирное сообщество дорожных спутников.

Не дойдя еще до остановки, Оливия задержалась у освещенной витрины, которая привлекала ее внимание. Она стояла и крепко держала в руке зонтик, а машины, проносящиеся по Хай-стрит, обдавали брызгами ее светло-коричневые колготки. Стояла и вновь и вновь прочитывала фразу, которая занимала ее вот уже два месяца. Кто-то безусловно обладал чувством юмора.

«Почему ты не уезжаешь?»

Это было написано красным маркером на флуоресцирующей зеленой бумаге. Под надписью были разбросаны по дисплею белые карточки с обозначением низких проездных цен в любой пункт земного шара. В который уже раз Оливия прочитала их все, потом посмотрела на свои наручные часы. Если поторопиться, она успеет как раз к половине.


Луиза ждала в приемной у врача, лениво перелистывая журнал «Алло!» и стараясь не замечать малыша, который стоял возле ее колен и смотрел на нее.

— Иди сюда, Александр! — сердито прошипела женщина с младенцем на руках, которая сидела напротив. — Оставь эту леди в покое.

— Все в порядке, — успокоила ее Луиза. — Очень лестно стать объектом внимания мужчины. Даже если он немножко маловат.

Женщина посмотрела на Луизу весьма агрессивно. Луиза поспешила снова уткнуться в журнал.

Приемную врача постарались сделать очаровательным местечком. Луиза пришла сюда в третий раз и уже начала ощущать обаяние вещей. Она узнала, что в кабинете принимает семейная пара. Оба родом из Шри Ланки. Женщина, которая записывала пациентов, сообщила ей во время первого визита, что у него более легкая рука, чем у его жены. Луиза не рассчитывала увидеть в подобной роли врача-мужчину, и потому ее внесли в список пациенток доктора Баласингам женского пола. В то первое утро она дожидалась этой привилегии два часа, и ей было любопытно наблюдать, что каждой пациентке предлагали немедленную помощь доктора Баласингама мужского пола. И каждая отказывалась, предпочитая иметь дело с его женой.

Во время второго визита Луиза вдруг пожалела доктора Баласингама мужского пола. Она даже захотела, чтобы у нее оказалась какая-нибудь необычная хворь вроде кори или воспаления уха. Острое заболевание, требующее немедленного вмешательства. Ну мог бы хоть кто-то из этой кучи пациентов, сплошь выглядящих симулянтами, хоть из чистой любезности удостоить доктора Баласингама мужского пола своим доверием и предпочесть обратиться к нему. Ничуть не бывало!

Луиза сидела рядом с пожилой женщиной, которая тяжело дышала и каждые несколько секунд доставала из кармана ингалятор и брызгала себе в горло. Улучив момент, когда женщине вроде бы не угрожала неминуемая опасность задохнуться насмерть, Луиза наклонилась к ней и прошептала:

— С доктором Баласингамом что-нибудь не так?

Пожилая леди выгнула бровь и сделала многозначительную физиономию.

— Он немного эксцентричен. Миссис Бартон обратилась к нему по поводу мозолей, а получила совет изменить диету и питаться исключительно картофелем и чечевицей. В нем никто до конца не уверен.

— А, понимаю.

— Он не выписывает рецепты.

— Вот как!

— Тем более антибиотики. — Пожилая особа понизила голос и добавила с нажимом: — Никогда!

— Это ужасно.

— И отнимает у вас массу времени, а вам это вовсе ни к чему, верно? Целые часы трескучей болтовни. А вам только и нужно, что пузырек пилюль. И поскорее уйти домой.

— Совершенно справедливо.

— Но она очень хорошая. Да, очень. Эта молодая леди знает свое дело. Я не обращаю внимания на то, что болтают об иностранных докторах. Она очень хороший врач.

— Я понимаю, — кивнув, согласилась Луиза.

— Со мной она сотворила чудо, — заключила пожилая леди и разразилась таким приступом кашля, что все в приемной готовы были соскользнуть с пластмассовых стульев и оказать ей помощь — вплоть до дыхания рот в рот, если потребуется.

Однако сегодня Луиза явилась на прием, приготовившись прождать привычные два часа свидания с доктором Баласингам женского пола, но ей сообщили, что она не принимает. Здесь только он. Даже ассистентка в приемной казалась несколько обеспокоенной создавшейся ситуацией. Луиза подумала было, что следует отложить визит, но решила, что Салли права. Необходимо как можно скорей покончить с этой историей. И нет нужды в физическом обследовании. Нужно лишь рассказать о предыдущих беседах и сообщить врачу, что она приняла решение.

Отсутствие доктора Баласингам-женщины само по себе объясняло немногочисленность пациентов в приемной. Луиза искоса пригляделась к женщине напротив, мальчишка которой в данный момент колотил пластиковой игрушкой Луизу по ноге. Любопытно, кому из этих двоих больше необходим врач. До сих пор Луиза не замечала, чтобы кто-то из находящихся в приемной особо нуждался в лечении, за исключением пожилой женщины, страдающей астмой. Все были веселы, оживленны, вероятно, искали обычного внимания. Не то что она с ее проблемами и реальным состоянием.

Удары по лодыжке становились болезненными. Луиза посмотрела на ребенка с наивозможной для себя строгостью. Мальчишка попятился.

— Исчезни! — прошипела Луиза; мальчик сдвинул брови, пытаясь прочесть сказанное по губам. — Убирайся! — проговорила Луиза как можно отчетливей.

— Ты злая! — выкрикнул Александр и убежал в угол к кучке «лего».

Луиза снова принялась за журнал. У нее чесались руки дать озорнику шлепок. Она попробовала успокоиться.

Это знаменательно. Ведь кто-то ей уже говорил, что она не умеет обращаться с детьми. Она не понимала детей. Нет, даже проще. Она не любит детей. Тогда в чем же, черт побери, дилемма?

И тут ожил интерком. Послышался мужской голос, не особо выразительный, но приятный. Луиза подняла голову.

— Миссис Дэвершем, возьмите свою простынку и пройдите в комнату номер два на консультацию.

Интерком громко потрескивал.

— Как его выключают? Ох, я что-то…

Интерком умолк, тихо было и в приемной. Ассистентка за столом подняла голову движением не знающего снисхождения к чужим слабостям дворецкого и величественно кивнула женщине с ребенком на коленях. Та с трудом поднялась со стула и, сильно побледнев, пошла по коридору, а мальчишка, отродье Люцифера, крепко удерживаемый за руку матерью, тащился за ней, упираясь на каждом шагу.