— У нас тоже был мальчик-сосед, — задумчиво проговорила Луиза. — Пол Фишер.

— Я помню. Ты напоила его допьяна в родительском караван-прицепе, когда ему было всего тринадцать. Он оборвал бретельку у твоего бюстгальтера, ты дала ему оплеуху, и он свалился на приставной столик.

— Ну а что Фергюс? — спросила Луиза, снова принимаясь за еду.

— Фергюс… он очень славный. — Салли задумалась. — Привлекательный, искренний, чуткий. Культурный, самолюбивый, хорош в постели, богат. — Салли кивнула Луизе. — С хорошим чувством юмора, независимый…

Луиза уронила ложку, пытаясь за один прием переложить с блюда половину деликатеса, именуемого «саг алу», себе на тарелку.

— Очаровательный, умный, вдумчивый, титулованный. Я не упоминала раньше об этом? Его отец граф такой-то, не знаю точно. Получил титул на прошлой неделе.

— Врешь.

— Ладно, может, не граф, а просто сэр или еще что-то. Фергюс стильный, привлекательный…

— Это уже было сказано.

— Он много думает обо мне. Он считает, что у нас с ним есть будущее.

Салли умолкла и побледнела.

— И?

— Не столько «и», сколько «но».

— Ладно, что это за «но»?

— Но… — Салли выпятила губы и уставилась на оклеенную обоями стену.

— Но… не говори мне. Увы, он не знает слов «Отеля «Калифорния».

— Нет-нет, ничего столь тривиального. Это просто…

— Чего ты, собственно, ждешь? — Луиза уставилась на подругу почти со страхом. — Как можешь ты сравнивать это с пятым классом? Ты заполучила мужчину, который обладает всем, чего только может пожелать девушка, и ты еще произносишь свое проклятое «но». Чего ты хочешь, ответь, Бога ради!

— Может, я чересчур привередлива. Может, это потому, что я очень долго была одна. Мне все время кажется, будто здесь что-то не так.

— Привередлива? — Луиза швырнула салфетку на скатерть. — Черт побери, Сэл, если бы я встретила человека, обладающего хотя бы одним из таких качеств, я бы скончалась от потрясения. Давай попробуем взглянуть на это с точки зрения перспективы. Я получала отбросы, которые не стали бы даже держать на складе в магазине, торгующем бракованными вещами, а ты получила корзины от «Фортнума и Мэйсона»[13]. Причем ты их даже не заказывала. Так не жди от меня сочувствия.

Салли выпрямилась и одернула жакет.

— Я надеялась, что ты меня поймешь. Я знаю, ты не устроена, верно? Когда ты была с Джоном, ты ведь была не только с ним, или я не права?

— Что именно ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать… — Салли наклонилась к Луизе, чтобы та ее слышала, потому что компания в белых футболках хором завела «Как только я твое лицо увидел в первый раз», не особо заботясь о стройности пения. — Я всего лишь хочу сказать, что ты не устроена.

— Начала, так уж лучше тебе закончить, — проворчала Луиза, чувствуя, что лицо у нее горит.

— Послушай, я не имею в виду ничего обидного. Особенно теперь. Дело в том, что ты говорила мне о некоторых… вещах.

— Я не говорила с тобой целый месяц до того, как позвонила и сообщила тебе об этом, припомни, — возразила Луиза. — Ты не можешь строить никаких умозаключений.

— Я понимаю.

— Джон повел себя как самый настоящий мерзавец. Когда я говорила с тобой? — Салли не ответила, только приподняла брови. — Ладно, он всегда вел себя как мерзавец. Мне следовало думать о другого склада людях.

— Я знаю.

— Итак…

— Итак, — подхватила Салли. Она теперь осторожничает, подумала Луиза, после того как ступила на минное поле. — Итак, ничего на самом деле.

— Эй, Абдул, неси нам пикули, да поживей, не то я дам тебе затрещину!

Требование сопровождалось взрывом хохота. Луиза повернула голову к столу, занятому буйной компанией, и замерла в страхе, встретив взгляды полудюжины мужчин.

— Ой, блондинка, иди сюда и скажи, что любишь меня!

Луиза поспешила отвернуться.

— Ну, видишь? Оказывается, твои волосы не так уж плохи, — сказала Салли суховато. — Мужчин к тебе тянет. Так было всегда.

— Я просто в восторге, — ровным, бесцветным голосом ответила Луиза. — Сейчас мне это особенно необходимо. Поразвлечься с шайкой из шести пьяных висельников.

— Ну что ж. — Салли повернулась лицом к Луизе. — Можно попросить счет или заказать тебе еще что-нибудь необыкновенное под занавес?

Луиза виновато промолчала, держа на поднятой торчком вилке обернутый вокруг зубцов последний кусочек шпината. Салли улыбнулась. Луиза расслабилась и улыбнулась в ответ.

— Я благодарна тебе, Салли, за угощение. Ты знаешь, что я сейчас не могу себе такого позволить.

— Что-то я не припомню времени, когда ты могла себе такое позволить, — ответила Салли и повернула голову, чтобы привлечь внимание официанта. — Тебе надо бы помнить об этом. Если ты когда-нибудь собираешься жить по современным стандартам, позаботиться об этом следует сейчас. Пока не поздно.

— Поздно для чего? — спросила Луиза, глядя, как подруга достает из кожаного бумажника кредитную карточку. В голове у нее вдруг промелькнула картина: Салли вышагивает по Оксфорд-стрит, неся на себе щит-сандвич с нацарапанной на нем надписью «Конец близок».

— Для всего. — Салли с мрачным видом поставила локти на стол и наклонилась к Луизе. — Тебе и думать нельзя, чтобы сохранить беременность. Но за весь вечер ты не сказала об этом ни слова. У тебя уже есть план?

Луиза помотала головой.

— Чем больше времени пройдет, тем тебе будет труднее. Поверь мне, ты должна действовать быстро. Ты должна получить два заключения, а после этого — направление. И зарезервировать время на случай возможных осложнений.

— Откуда ты так много знаешь об этом?

— Такое случилось с девушкой у нас на работе, и она мне все рассказала. Уверяла, что только мне может довериться.

— О Господи.

— Смирись с этим, Луиза, — сказала Салли. — Дай мне знать, где мне быть и когда. Они должны мне несколько дней отпуска. Я приеду и буду спать у тебя на диване.

— Спасибо, Сэл. — Луиза накрыла руку Салли своей; та как раз подписывала чек и подняла на подругу удивленный взгляд. — Хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я никогда этого не забуду.


Оливия вздрогнула, увидев перед глазами руку, держащую плоский коричневый конверт. Она, оказывается, целиком погрузилась в собственный мир. Завтра начинается декабрь. А там и до Рождества недалеко. Она размышляла об этом весь день, хотя Сара поминутно напоминала о себе вопросами, почему это Оливия выглядит такой отрешенной и смотрит куда-то вдаль, как будто они не работают совсем рядом. Оливия каждый раз делала строгое лицо, но у нее это плохо получалось. Сара всегда умела попасть в точку и говорить о том, о чем все они думали.

Шел уже седьмой час, и последней личностью, которую Оливия ожидала увидеть в офисе, был Шон. Она радовалась тому, что осталась наконец в одиночестве, без Кэрол, которая нависала над ней на своих каблуках, словно некий мстительный хомяк, и без Сары, размышляющей о странной сыпи на левом яичке Нила. Холодный, сильный дождь барабанил по окнам, и это успокаивало. Приятно было погрузиться в собственные мысли, слушая чьи-то шаги в офисе на верхнем этаже или звук затворяемой двери где-то в коридоре. Это совсем не то, что сидеть одной у себя дома.

Оливия взяла конверт у Шона. Тот присел на краешек ее стола, чересчур бодро, как ей подумалось, покачивая ногой. Она взглянула на его физиономию. Шон был весь ожидание, а приподнятые лохматые брови выражали нечто вроде надежды.

— Что это, Шон?

— Кое-что специально для вас. Откройте конверт. Я обещал сделать это для вас, помните?

Оливия нахмурилась, соображая, в чем суть дела, и наконец вспомнила. Горячая волна залила ей шею.

— Хорошая головная боль! Неужели вы имеете в виду гороскоп?

— Именно! Это просто завораживает. Вся ваша жизнь перед вами как на ладони.

— О нет, я не могу это принять.

Оливия попыталась всунуть конверт Шону в руку. Он снова подвинул его к ней.

— Нет, можете. Мне это ничего не стоило сделать. Немножко времени, сущие пустяки.

Она снова попыталась отказаться и заметила, что Шон перестал бодро покачивать ногой. Сопротивление Оливии ослабло. Она ощутила укол совести: Шон может подумать, что она плохо к нему относится.

— Что ж, продолжайте, — произнесла она, скрывая смущение глупым смехом. — Дело в том, что я чувствую себя старой, а ваш поступок напоминает, что мне скоро шестьдесят.

— Не может быть, чтобы вы на самом деле так думали, — возразил Шон. — Возраст нематериален. Таково мое мнение. В счет идет только то, что вы чувствуете в душе. Кто вы. Чем живете. Чем занимаетесь долгое время. Надежды, страхи, страсти, амбиции, все, о чем вы никому не скажете ни слова, на тот случай…

Он говорил, обращаясь к углу комнаты, но вдруг опомнился и опустил глаза, как будто вспомнив, что Оливия здесь. Она слушала очень внимательно.

— На тот случай?

— На тот случай, что иначе вас могут посчитать глупой.

— Да. — Она сжала конверт в пальцах. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Верю. — Шон кивнул. — Потому мне и захотелось сделать вашу диаграмму. Я не предлагаю свои услуги кому попало.

Возможно, она слишком долго смотрела на него, потому что Шон вдруг сильно покраснел и опустил глаза. Покраснела и Оливия. Сара ответила бы Шону грубоватой шуткой, они оба расхохотались бы, но, едва Шон удалился бы из офиса, Сара, дождавшись, когда он отойдет подальше и ничего не услышит, сказала бы:

— Ну просто не знаю, гей он или нет? Не могу уяснить.

Наступила пауза. Шон явно дожидался, когда она откроет конверт, но Оливия вовсе не намерена была делать это в его присутствии, когда он вот так сидит, наклонившись над ней. Она была недостаточно наделена актерскими способностями, чтобы хорошо разыграть эту сцену. Когда-то в начальной школе она играла в спектакле роль Генри Хиггинса[14], однако даже наклеенные огромные усы не убедили зрителей.