Нет, она не фантазировала о том, как Неверов придёт в ярость или испытает разочарование. Больше всего боялась навредить ему своей опальностью. Репутация – тонкая штука. Но она скажет, непременно, и будет смотреть в его глаза, чтобы понять, что предпринять дальше. Сергей должен знать. В кармане её джинсов зазвонил телефон, и Кристина обречённо потянулась за ним. Вот её и настигли. Девушка приложила мобильник к уху и придала своему голосу усталости, отвечая подруге.

– Привет, Вер.

– Готова? – вместо приветствия спросила Одинцова.

– Нет, к сожалению, я ещё на работе, – Кристина даже вздохнула для большей убедительности, чувствуя себя сказочным Пиноккио.

– Твой начальник – скотина!

– Это совсем не так, – возмутилась девушка, – не смей его так называть, Вер.

– Чего это ты за него так вступаешься? – продолжила негодовать Вера, – он хоть знает, что ты…

– Одинцова, ты забыла, где я работаю? – спросила Кристина, а затем сдалась и прибавила, – после… работы, я хочу увидеться с Сергеем.

– Это точно ты, Ремнёва? – с подозрением потянула подруга, – ушам своим не верю!

– Не порть момент!

– Да я навеки умолкну, только б не вспугнуть, – пробормотала девушка, – но платье-то не забудь! Поняла? Пригодится.

– Угу… не забуду… – нервно выдохнула Кристина.

– И про работу свою не грузи. А то вспугнёшь мужика раньше времени, – принялась советовать Вера, – вообще о себе не говори! Платье надень и всё. Молчи и улыбайся. Поняла?

– Поняла, – отозвалась девушка, лишь бы подруга угомонилась.

– Ты лучшая, Тинка, помни это, – внезапно проговорила Одинцова, – с днём Рождения, дорогая.

– И я тебя люблю, Вер, – с улыбкой в голосе ответила Кристина.

– Я буду ждать отчёта! – предупредили её.

– Я не сомневаюсь, – девушка опустила руку с телефоном, стоило тому умолкнуть.


ГЛАВА 28


– Ты уверен, что это необходимо? – Денис с сомнением посмотрел на своё отражение в боковом стекле машины.

Неверов смахнул невидимую пыль с плеча его идеальной рубашки и со знанием дела заявил:

– Костюм – это твоё уважение к собеседнику. К тому же, по статистике, намного меньше убийств совершается женщинами по отношению к мужчинам в костюмах.

– Это ты меня сейчас так поддерживаешь? – поскрипел зубами Ремнёв и неловко пригладил волосы.

– Несомненно, – улыбнулся Сергей, – давай, иди. Я подожду у машины.

– Чёт я трушу… – пробормотал Денис, глядя на высокие ворота, за которыми находился знакомый дом Колосовых.

Счастье, что главы семейства не было на месте. Иначе помер бы, не доходя до крыльца, как пить дать.

– Ты справишься, – твёрдо ответил Сергей, пожимая его плечо, – давай, как договорились. Понял? Ты не отношения идёшь выяснять, а извиняться.

– Понял, – вздохнул Денис, – спасибо, если что…

Молодой человек нервно поправил воротник рубашки и направился к воротам. М-да, итальянские ботинки – это вам не затасканные кроссовки. Светлые брюки сидели идеально, и Денис подавил желание засунуть кулаки в карманы, надеясь всё сделать правильно. Охрана пропустила его во внутренний двор, выполняя распоряжение молодой хозяйки.

Ремнёв прошёлся по асфальтированной дорожке, привычно оказываясь в небольшом саду, который скрывал собою двухэтажный дом. Подняться на крыльцо ему не довелось, поскольку заметил Татьяну на скамейке под одним из деревьев. Точнее, увидел край светлой кофты, а затем, подходя ближе, и саму девушку. Она молча сидела, забравшись с ногами на расшитое чёрно-белым узором мягкое сиденье. Денис заставил себя приблизиться к хозяйке дома и остановился перед нею, ожидая, что та предпримет. То, что Татьяна была такой тихой, пугало куда больше её обычных истерик.

Девушка сидела, обхватив себя руками, и подняла взгляд на подошедшего гостя. Ремнёв возвышался над нею, так чётко выделяясь на фоне грозового неба, в этой светлой одежде. Чёрт… За эти полтора года словно стал шире в плечах. Или дело в рубашке? Нет, не полтора – пятьсот сорок девять дней прошло с того дня. Татьяна прекрасно помнила каждый из них.

Последний раз она видела его при костюме на похоронах отца. И с таким же выражением лица. Знала ведь, что нельзя было соглашаться на эту встречу. Нельзя смотреть на это лицо. Всё чёртовы таблетки, и консультация у противного психолога, так мило предоставленного папенькой! Да, таковым было условие родителя в обмен на возможность остаться в городе и разблокировку всех кредиток. Прохладный ветер взъерошил её короткие белые волосы, и Денис машинально протянул руку, чтобы их пригладить. Ладонь замерла на полпути, и молодой человек сжал её в кулак, затем пряча в карман брюк.

– Зачем явился? – голос Татьяны звучал непривычно тихо, хоть и дрожал от гнева, – чёртовых полтора года тебя не было. Так что же изменилось? Или это папочка постарался? Он тебя притянул сюда?

– Я пришёл сам, – непослушным голосом проговорил Денис, – знаю, что исправить ничего не смогу, и сказать всё как нужно, но позволь.

– С чего ты взял, Ремнёв, что я стану слушать?

Татьяна поднялась со скамьи, поджимая губы, когда нога заныла, и на лицо упало несколько капель начинавшегося дождя.

– Ты разрешила прийти… – пробормотал Денис, справедливо ожидая последовавшую за его словами пощёчину.

Щека загорелась болью от удара, но он упрямо продолжил смотреть на девушку, не вынимая руки из карманов. Будь что будет.

– Пятьсот сорок девять дней. Ровно столько я ненавижу тебя, – кинула ему Татьяна, и её плечи дрогнули от очередного порыва влажного воздуха, – мне противно вспоминать, как сначала я ждала, что ты явишься. Но приходил кто угодно, кроме тебя. И от каждого я слышала только то, что должна всё забыть и идти дальше. Идти дальше, Ремнёв! Ведь я должна быть так счастлива, что осталась жива. Каждый мой день начинался с горсти таблеток и слов, как я ненавижу тебя. Ты трус. Предатель. Почему ты не пришёл тогда, Ремнёв? И не смотри на меня так!

– Твой отец сказал, что ты не хочешь меня видеть, – искренне удивился её словам Денис, – он сказал, что я тебе хуже сделаю, если приду. Велел не приближаться к вашему дому. А потом Тинка хотела записку от меня передать, когда к тебе в больницу пришла. Сказала, что оставила на тумбочке возле твоей кровати, когда уходила. Но ты так и не ответила, я решил, что действительно не хотела…

Татьяна не стала упоминать о том, что порвала несчастный клочок бумаги, даже не прочитав в тот день. И Денис не собирался говорить о том, что узнал об увольнении сестры и её работе в «Легионе», только спустя пару недель, из подслушанного телефонного разговора матери. Если бы только он смог остановить сестру в тот день и не позволить приблизиться к больнице. И если бы не стал слушать Колосова. Но что проку сейчас в этих «если»?

– Каждый мой день начинается с того, что говорю, как ненавижу себя. Мне бы хотелось сдохнуть в той машине, – чувствуя ком в горле, заговорил Денис, – но один человек сказал, что так легче всего, что сложнее остаться. Пятьсот сорок девять дней? Столько раз разреши мне говорить тебе – «прости». Разреши. Можешь бить меня и обзывать. Может ничего это и не изменит, но я сейчас настолько искренне говорю, насколько могу.

– Лучшие специалисты заявили о том, что я навсегда останусь хромой, и нужно чёрт знает сколько времени продолжать лечение! – хрипло проговорила Татьяна, сжимая кулаки, – ничего невозможно изменить!

– Да твой батя этим живодёрам такие деньги платит, что они и не то петь будут, лишь бы чеки и дальше получать! – возмутился Ремнёв, – почему ты им так веришь? С чего вдруг решила, что это правда?

– Что ты хочешь сказать?

– Ты ж к пятой городской поликлинике относишься? У Севцова, напарника моего, мамка там работает в регистратуре. Она может талончик раздобыть к хирургу. Я… схожу с тобой…

– Ты с ума сошёл, Ремнёв? – глухо отозвалась девушка, но в её голосе Денис услышал сомнение.

– А что теряем-то?

– Не смей обнадёживать меня…

– Трусишь, Колосова?

Дождь хлынул сплошной стеной, заставляя Татьяну задохнуться от неожиданности, а Дениса поднять голову к небу, подставляя лицо прохладной стихии.

– Возможно, я об этом подумаю, – стараясь пересилить шумевший дождь, отозвалась девушка, – но это ничего не значит, Ремнёв. Ничего не отменяет.

– Скажешь мне об этом через пятьсот сорок восемь дней, – проговорил Денис, – или говори каждый день.

– А если ничего не выйдет? Об этом ты подумал?! – выкрикнула она.

– Значит, попробуем ещё пятьсот сорок восемь раз, – так же громко отозвался молодой человек, чувствуя, что полностью вымок.

– Точно сумасшедший, – прошептала Татьяна, глядя на него большими глазами.

– Ты ведь это всегда знала, верно? – он провёл ладонью по лицу, стирая дождевую воду.

Девушка прерывисто вздохнула, чувствуя головокружение от того, как лихорадочно неслись мысли. Стоит ли рискнуть? Что она теряла? Даже самый маленький шанс на выздоровление стоил того, чтоб позволить этому мокрому негодяю произнести запоздалое «прости».

– Сегодняшнюю попытку ты использовал, Ремнёв. Я, возможно, позволю использовать и завтрашнюю…

***

Сергей на мгновение глянул на небо. Дождь то прекращался, то начинался снова. Затем взгляд был опущен на часы. Пора домой. Мужчина тряхнул мокрой головой, чувствуя, как полностью вымокшая рубашка облепила тело, вызывая желание снять её немедленно. Неверов усмехнулся, представляя себе реакцию гостьи, если бы явился на порог полуголым с тортом в руке.

Торт – он ожидал на заднем сиденье, упакованный в фирменную белоснежную коробку с логотипом кондитерской. Запах шоколада и ванили уже наполнил салон, когда мужчина сел за руль. Сергей последний раз глянул на подъезд, к которому подвёз Ремнёва младшего. Он улыбнулся своим мыслям, и машина мягко двинулась с места. Справился, мальчишка. Конечно, всё ещё впереди, но он справится – это главное.