Франческа Гордон была дочерью англичанина и итальянской оперной певицы, обладающей неплохим сопрано. Ее отец был деревенским джентльменом, сколотившим небольшое состояние, когда на территории принадлежащих ему земель в Корнуолле было открыто угольное деторождение. Этот джентльмен погиб при аварии на угольной шахте, когда его дочь была еще ребенком. После его смерти певица вернулась к своей профессии, уехала на континент, и Франческу растила сестра отца в Корнуолле. В возрасте примерно двадцати двух лет она вышла замуж за баронета, сэра Сесила Гордона. Сэр Сесил был на пятнадцать лет ее старше, но, судя по всему, брак их был счастливым. Они жили в Лондоне — скромно, но с комфортом, имели многочисленных знакомых, принимали y себя гостей. Сэр Сесил погиб два года назад при довольно туманных обстоятельствах, однако леди Гордон была все еще известна своими приемами, хотя и в более скромных масштабах. У нее имелся дом в Блумсбери, из слуг — лишь средних лет пара по фамилии Дженкинс, и приходящая прислуга, которая готовила и убирала, последние несколько месяцев леди Гордон часто видели обществе лорда Генри Олконбери, преуспевающего барона, который, согласно ожиданиям большинства их знакомых, должен был жениться на леди Франческе еще до конца года.

Эдвард нахмурился, читая эти последние строки, после чего раздраженно бросил листок на стол. В отчете было еще кое-что об Олконбери и несколько замечаний, касающихся салона леди Гордон. Нельзя сказать, чтобы гостями ее салона были сливки лондонского общества, но она устраивала вечера, посвященные литературе, поэзии и музыке. С именем ее не было связано слишком много скандалов, но и образцом целомудрия ее тоже не назовешь. Что касается политических взглядов леди Гордон, то она склонялась в пользу либералов, по вероисповеданию она была католичкой, возможно, потому что католичкой была ее мать. Она посещала театр и скачки в Эскоте. Жила по средствам.

Джексон стоил каждого потраченного на него пенни, раз за столь короткий срок мог столько узнать о леди Франческе. Эдвард обдумывал полученную информацию, хотя даже представить не мог, как это могло бы ему пригодиться.

То, что он прочел, не изменило его мнения об этой женщине, разве что насторожили подробности, касающиеся Олконбери. Впрочем, Эдвард отдавал себе отчет в том, что его повышенный интерес к лорду Олконбери не вполне уместен. Хотя, возможно, если он будет думать о ней, как о женщине, помолвленной с другим мужчиной, это поможет ему охладить не поддающийся разумному объяснению пылкий интерес к этой особе. Впрочем, возможно, они и не были помолвлены. Джексон наверняка упомянул бы об этом факте, если бы помолвка действительно состоялась. И все же Джексон дал ему кое-какую зацепку. В следующий раз, когда у него разыграется воображение, он вспомнит о том, что Франческа Гордон уже встречается с другим мужчиной, и это поможет ему взять эмоции под контроль.

Нет, пожалуй, самое лучшее, что он может сделать в данной ситуации, — это поторопить Джексона с поисками ребенка, а до той поры избегать всяческого контакта с ней. Как только Франческа Гордон получит свою племянницу, у него отпадет всякая необходимость встречаться с ней вновь. Расстояние излечит его от временного помешательства, даже если никакие другие средства не помогут.

Глава 14

Эдвард не давал себе поблажек. Он отправил леди Гордон всего одну короткую записку, в которой уведомил ее о том, что нанял сыщика и станет извещать ее всякий раз, как у него будут появляться новые сведения. Она ответила ему столь же короткой запиской, которую он перечитал несколько раз перед тем, как сунул в ящик, хотя никакой надобности хранить ее у него не было. Он взялся за дела: поместья требовали его неусыпного внимания. Работа шла ему на пользу, он чувствовал, к нему возвращается уверенность. Он действительно контролировать свой интерес к Франческе. Возможно принимая во внимание обстоятельства их знакомства, в том, что она его заинтриговала, не было ничего противоестественного. Но на этом все и закончилось: нет интриги, нет и чувств. Если не считать странного побуждения вновь и вновь перечитывать ее записку и еще более иного ощущения, возникшего, когда он случайно увидел ее на Бонд-стрит из окна экипажа, — Эдвард с полным правом мог констатировать успех. Ему удалось вытиснить из головы Франческу Гордон.

На целых четыре дня.

Он как раз собирался выйти из дома и уже спускался в холл, когда дворецкий остановил его со словами:

— К вам посетитель, милорд. Мистер Джексон. Эдвард замер. Принес ли сыщик новые вести о леди Гордон? Или о девочке?

— Хорошо, — сказал Эдвард, злясь на себя за тот вопрос, который первым пришел на ум, и, стараясь не выказать тоном своего раздражения, добавил: — Проводите его кабинет. Я сейчас же его приму.

Когда Эдвард вошел в кабинет, Томас Джексон уже ждал его стоя у окна и сжимая в руках кепку. Сегодня он похож на помощника трубочиста.

Эдвард закрыл за собой дверь.

— У вас что-то важное?

— Да. — Джексон вытащил из кармана конверт. — Вы просили докладывать, как только я что-нибудь узнаю. Эдвард взял конверт.

— Вы нашли ребенка?

— Нет, но я кое-что узнал о дяде.

— Вот как. — Эдвард оценивающе посмотрел на сыщика.

Отыскав дядю ребенка, Персеваля Уоттса, несложно выйти и на саму девочку. Возможно, их с Франческой Гордон сотрудничеству вскоре придет конец, что избавит его от необходимости дальнейшего с ней общения. Он нанял Джексона потому, что о нем отзывались как об оперативном, надежном и умеющем держать язык за зубами работнике, но отчего-то Эдвард поймал себя на том, что его бы устроил сыщик, исполняющий свои обязанности менее ревностно.

В остром взгляде голубых глаз Джексона светился ум, и его голова, покрытая шапкой нечесаных черных кудрей, работала на редкость хорошо. Джексон смотрел на Эдварда выжидающе.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложил Эдвард, жестом указав визитеру на диван. — Возможно, будет лучше, если вы мне сами обо всем расскажете. — Тогда у него появится возможность задать вопросы по ходу доклада и прояснить все неясности.

Джексон сел на край небольшого дивана. Эдвард положил доклад на стол и расположился в кресле напротив сыщика.

— Мистер Уоттс — художник, — сказал Джексон. — Он претендует на то, чтобы считаться хорошим художником, и он учился в Королевской академии. Он уже выставлял некоторые свои работы, однако признания мэтров так и не добился.

— То есть?

— То есть он пытался стать членом Академии, но не был избран. Похоже, его живопись не отвечает ни вкусам публики, ни вкусам академиков. Господин, с которым я разговаривал, сказал, что слышал, будто Уоттс стал писать портреты на заказ ради заработка, но затея его оказалась не слишком успешной.

— То есть его можно найти через Академию? — Эдвард нахмурился. — Кто-то из ее членов должен знать, где он живет.

— Мне такого человека найти не удалось, — ответил Джексон. — Он перестал посещать занятия в Академии в прошлом году, и никто из его соучеников с тех пор его не видел.

— Как насчет того человека, который рассказал вам о его занятиях портретной живописью? Он должен знать кого-то, кто видел Уоттса.

— Тот господин слышал, что Уоттс несколько месяцев назад, зимой взялся писать портреты на заказ. А художник, знакомый Уоттса, узнал об этом, потому что тому об этом рассказал один из заказчиков Уоттса, который остался недоволен портретом и отказался платить. — Джексон пожал плечами. — Художник сказал, что видел портрет и считает его добротным — с теми же претензиями заказчик мог обратиться к зеркалу. Как бы там ни было, репутации Уоттса был нанесен урон. Его уже давно не встречают в тех местах, где он частенько бывал ныне, и, похоже, никто не знает, куда он исчез.

— Понятно, — пробормотал Эдвард. — Как вы думаете, он мог уехать из Лондона? У него есть родственники в пригороде. Может, он к ним вернулся? — Если Уоттс и его сестра имели бы родных, готовых поселить их у себя, скорее всего они бы к ним и направились, принимая внимание острую нехватку средств.

— Все, что мне могли сообщить те, кого я опрашивал, — то, что Уоттс живет со своей вдовствующей сестрой в Лондоне. Мой осведомитель уверен в том, что Уоттс вырос на улице, но мне пока нечем подтвердить эту информацию. Если у него есть родня где-нибудь в сельской местности, то самым разумным шагом было бы переехать к ним. Эдвард задумчиво кивнул:

— Итак, ехать ему некуда, постоянного дохода у него нет, и он, скорее всего все еще живет с сестрой. В его положении любому пришлось бы продавать свои картины, скорее всего он тоже этого хочет. Меценаты? Частные выставки? Галереи? Посредники?

— Я веду поиск по всем этим направлениям. Труднее всего выявить заказчиков, потому что договор совершается между двумя сторонами без посредников. Я попробую действовать через знакомых торговцев произведенный искусства…

— Нет, — сказал Эдвард, подняв руку. — Этим займусь я.

Он подозревал, что если кто-то из посредников между художником и покупателем знает, где найти Уоттса, то скорее всего не станет рассказывать об этом первому встречному, а уж тем более такому, как Джексон, в котором даже не слишком искушенный человек без труда определит ищейку. Если Уоттс и его сестра скрываются от Франчески, то они наверняка предприняли меры, чтобы обезопасить себя от излишне любопытствующих субъектов. Но богатый аристократ, приобретающий картины, едва ли попадет под подозрение, и такому заказчику нищий художник едва ли сможет отказать, как бы он ни опасался выдать свое местопребывание.

Должно быть, Джексон уловил ход его мысли.

— Да, этот путь, возможно, будет более эффективным, — согласился он. — Как пожелаете, милорд.

— Продолжайте искать миссис Хейвуд. Возможно, она и Уоттс разъехались по разным квартирам, и она взяла девочку с собой. Мне Персеваль Уоттс без надобности, если с ним нет девочки.