Она мыла, споласкивала, вытирала, а мысли двигались своим чередом. Ее никогда не целовали. После истории с Тэсс, Элизабет с недоверием и страхом относилась к сильной половине человечества. И сама она уже дважды пострадала, потеряв работу, именно из-за мужчин.

Но Логан Виндфилд не приставал к ней. Скорей уж наоборот, едва терпел ее присутствие, в лучшем случае был просто вежлив. Он, конечно же, не был джентльменом, и манеры его были такими же грубыми, как мозолистые руки. А то, что можно разглядеть в его лице, кроме бороды, едва ли назовешь привлекательным. И весь он такой огромный… Пожалуй, она еще действительно неопытна и плохо разбирается в людях, и ей совершенно непонятно, почему одно присутствие этого человека повергает ее в состояние полного замешательства.

И опять перед ее мысленным взором отчетливо встал его образ: сильные мускулистые руки, могучий торс, густая шевелюра, золотом переливающаяся на солнце. Таким она увидела Логана там, на поляне. Но было в нем и еще что-то особенное, что затрагивало ее самые сокровенные чувства, пробуждало в ней желание утешить этого мужчину, словно спрятавшегося за своей густой бородой. Что же это было: может быть, печальные тени в его голубовато-стальных глазах? Или таинственная сдержанность в ее присутствии, особенно теперь, после их последнего разговора? Или его нарочитый цинизм, причины которого после рассказа Салли Мэ ей стали ясны? Да, конечно, то, что рассказала девочка, многое объясняло в характере и поведении Логана, но было и нечто еще, что она не могла пока себе объяснить. Как бы Бет хотела знать – что?

Девушка поставила последнее чистое блюдо на полку и прикрыла полотенцем. Сняв фартук, Элизабет присоединилась к остальным. Закончив свои дневные дела, набегавшись на свежем воздухе, все, кроме Логана, собрались у камина. Удобно устроившись в качалке напротив бабушки Джо, Бет улыбнулась маленькому Джозефу, который тут же вскарабкался ей на колени, чтобы сидеть так до тех пор, пока не отправят спать.

Нат и Сет были заняты вырезанием из дерева перепелки, Руфь, примостившаяся на коврике слева от Бет, смеясь, баловалась с распущенными волосами Салли Мэ, придумывая все новые варианты причесок. Бабушка Джо, слегка покачиваясь в кресле, наблюдала за детьми и напевала тихонько какую-то мелодию.

Глядя на эту мирную картину, Элизабет почувствовала духовную близость с этими простыми людьми и с острым сожалением поняла, как много она потеряла, выросши без семьи.

Когда она осторожным движением убрала прядь темных волос Джозефа, упавших малышу на глаза, Бет подумала о Тедди, о том, что Ханна обещала ей проводить с ним как можно больше времени. Элизабет написала уже целую стопку писем в Чикаго, но к ее великому сожалению, Виндфилды никогда не ездили в поселок и оттуда тоже никто не приезжал, и скорее всего раньше начала учебного года навряд ли ей удастся отправить свои письма.

Наскучив игрой в парикмахера, Руфь перебралась поближе к огню и, глядя на бабушку Джо веселыми ласковыми глазами, попросила:

– Расскажи нам что-нибудь про старину.

Старушка улыбнулась:

– Боже милостивый! Дитя, неужели ты не устала еще слушать эти старые истории?

– Я никогда не устаю, – девочка посмотрела на Бет, – а кроме того, твои рассказы нравятся Элизабет тоже.

– Пожалуйста, бабушка Джо, мне так нравится вас слушать, – девушка наклонилась вперед и легко коснулась старческой руки.

Она в самом деле была очарована воспоминаниями бабушки о ее замужестве, о том времени, когда юная Джозефина Виндфилд приехала сюда, в горы, со своим мужем Джошуа. Элизабет слушала, зачарованная голосом старой леди, который становился мягким и тоскующим, когда та вспоминала события тех давних дней, и сама словно становилась участницей всего происходившего тогда в округе.

Закончив очередной рассказ, бабушка Джо несколько минут сидела молча, будто не в силах расстаться так быстро с тем далеким временем. Наконец, она подняла голову и увидела, что взгляды всех устремлены на нее.

– Ну, все, хватит на сегодня вспоминать дела давно минувших дней, – заявила достопочтенная старушка, утирая повлажневшие глаза, и хлопнула в ладоши: – А почему бы нам немного не повеселиться? У меня так появилось настроение сыграть для вас что-нибудь хорошенькое. Салли Мэ, подай, пожалуйста, мою цитру.

Этот музыкальный инструмент, свадебный подарок мужа, был для старой леди источником большого удовольствия, она хранила его, как единственную память о прошлой счастливой жизни, и обращалась с ним очень любовно и бережно.

Салли Мэ осторожно поставила цитру на колени бабушке, и та нежно коснулась ее струн своими узловатыми пальцами, и они отозвались тихим мелодичным звоном.

Для Бет цитра звучала, как маленькая арфа. Она внимательно смотрела, как бабушка Джо искусно перебирает струны, наигрывая старинную танцевальную мелодию.

Сыграв еще несколько песенок и доставив всем большое удовольствие, старушка перестала играть и жестом приказала младшему внуку слезть с колен Элизабет. Когда Джозеф устроился у ее ног, у камина, она передала плоский, похожий на ящик инструмент учительнице:

– Лизбет, а теперь попробуй ты.

– Я? – Бет покачала головой. – Но я же не умею.

– А я тебе покажу, тут нет ничего сложного.

Элизабет, обладавшая хорошим музыкальным слухом и умевшая все схватывать на лету, пальцами обеих рук стала перебирать струны так, как учила бабушка Джо, и спустя некоторое время ей удалось сыграть мелодию «Анни-Лори». Дети одобрительно захлопали, а Бет, наслаждаясь покоем и радостью, царившими в комнате этого затерянного в горах дома, ставшего ей таким родным, сказала:

– А теперь пусть и другие покажут свое искусство.

Нат аккуратно положил цитру в футляр и засунул его подальше на верхнюю полку. Взяв свою гитару, висевшую в углу, он придвинул стул поближе к Салли Мэ и настроив инструмент на нужный лад, обратился к сестре:

– Твоя очередь.

Под аккомпанемент брата девочка исполнила старые горные баллады чистым, красивым голосом, становившимся особенно эмоциональным, когда она пела о неразделенной любви. Но вот Салли Мэ и Нат закончили свой репертуар. Юноша продолжал играть, и все, даже маленький Джозеф, стали петь гимны, в поэтической форме повествующие об истории их родины, и церковные хоралы.

Элизабет сначала робко, а потом все уверенней присоединилась к поющим, вплетая в их слаженный хор свой высокий голос. Необыкновенное чувство охватило ее: вот сейчас, сидя перед пылающим камином и вместе со всеми исполняя песни, освященные веками, она по-настоящему осознала, что такое семейный очаг и преисполнилась восхищением перед всеми, кто так бережно хранит свою историю и передает ее в рассказах и песнях из поколения в поколение. Виндфилды открыли для нее новый мир, и она была им так благодарна за возникшую между ними близость, за подаренные надежды. Ведь и у нее с Тедди может когда-нибудь быть такая же дружная семья, даже если ее воспоминания и не будут столь счастливыми.

Затихли последние звуки «Уайлвудской церкви», светлая тишина опустилась на комнату. Руфь, вздохнув, посмотрела на дверь:

– Как жаль, что Логан в последнее время не приходит петь вместе с нами. У него такой красивый голос.

Девочка сказала это без всякой задней мысли, но Бет почувствовала угрызения совести, зная, что он не приходит только из-за нее.

Музыкальная часть вечера закончилась, и Элизабет стала читать Даниэля Буна, историю горца. Джозеф, прикорнув у ног бабушки Джо, стал клевать носом и скоро задремал, и Нат, притушив лампу, унес малыша в постель. Девушка снова погрузилась в свои размышления и не заметила, как остальные тихо покинули комнату.

В кресле, перед потрескивающим камином было тепло и уютно. Бет слегка покачивалась, голова ее постепенно клонилась к плечу, глаза, завороженные язычками красно-оранжевого пламени, затуманились, и, наконец, усталость взяла свое, ресницы сомкнулись, и сон окутал маленькую фигурку у затухающего огня.

– Логан! – Руфь радостно вскрикнула.

– Привет всем! Вот, думаю, дай-ка зайду для разнообразия к вам на веселье, – мужчина прошелся по комнате, двигаясь между лампой и камином, и отбрасывая на стену длинную колеблющуюся тень.

Элизабет, испытывая странное чувство неловкости в его присутствии, поежилась в кресле, словно пытаясь стать совсем незаметной. Сердце девушки забилось быстрее и дыхание участилось, когда он уселся на отрезок бревна, служивший подставкой для ее ног, и прислонился спиной к каминной трубе.

Она старалась не смотреть на него, но приятно-горьковатый аромат туалетного мыла, смешанный с крепким запахом чистого здорового мужского тела, дразнил и манил ее. И не удержавшись, глянув на Логана украдкой, Бет глазам своим не поверила: на нее в упор смотрел самый красивый мужчина, какого она когда-либо встречала.

– Хэлло, учительница, – вот и все, что он произнес, но богатый разнообразными оттенками тембр его голоса, проник ей в самую душу, затронув ее чувства, как рука мастера трогает тонкий инструмент.

– Хэлло, – едва переводя дыхание, тихо ответила она.

В отблесках пламени очага его волосы, аккуратно постриженные и причесанные, блестели, как полированное золото. Темные длинные ресницы выразительно оттеняли сияющие дымчато-голубые глаза. Блики света играли на лице Логана, подчеркивая то ямочки на чисто выбритых щеках, то сильные, выступающие вперед челюсти, то прямой, словно из камня высеченный нос. Над массивным упрямым подбородком полные губы большого чувственного рта изогнулись в широкой улыбке, открывая ровные белые зубы:

– Я что, прохожу специальный осмотр? – растягивая гласные, пробасил он.

– Простите, – пролепетала Бет, опустив голову. Внезапно ей стало жарко, и она догадалась, что покраснела от кончиков пальцев на ногах, до корней волос на голове.

Логан только усмехнулся.

– Элизабет, ты разве не собираешься дочитывать рассказ до конца, – словно откуда-то издалека донесся до нее голосок Руфи.