Когда в конце рабочего дня хозяин ателье подошел к ее столу, чтобы взглянуть на рисунки, Рейлин поделилась своими сомнениями и беспокойством о том, как это отразится на его бизнесе.

— Не переживайте из-за клиентов, дорогая, придет время, и мы разберемся, как нам быть, — успокоил ее Ив. — У вас поразительный талант. Вот этот эскиз, например. — Он взял в руки один из набросков. — Такое платье будет великолепно смотреться не только на женщине с хорошей фигурой — на той, кого природа обделила, оно тоже будет выглядеть неплохо.

— Я об этом не задумывалась, — призналась Рейлин, польщенная похвалой. — Мне просто показалось, что такая линия кроя создаст струящийся силуэт.

— Ваши рисунки выглядят удивительно живо и объемно. — Фаррел принялся с интересом рассматривать другую работу. — Да это не просто наряд, а источник наслаждения!

Рейлин знала, что ее рисунки отличаются от эскизов, которые принято делать, предлагая клиенту тот или иной фасон. Она сознательно шла на то, чтобы их воспринимали как картинки из жизни — ведь платье видно не только спереди или со спины, и важно знать, как оно смотрится в движении. И еще, если обычно платье рисуют само по себе, то Рейлин изображала его так, как оно бы смотрелось на живой женщине.

— Мне нравится, — сказал Фаррел, — что вы изображаете ту ситуацию, которая соответствует тому или иному наряду, будь то бал или прием в модном салоне, и мне бы хотелось, чтобы вы продолжали в том же духе. Может быть, стоило бы применить такой подход к изображению всех моделей одежды, которую мы предлагаем клиентам. Элизабет, дорогая, — с улыбкой добавил он, обращаясь к своей помощнице, — вы одобряете?

Элизабет порозовела от смущения. Сколько раз ей приходилось испытывать зависть к дамам, которым Фаррел по долгу службы уделял повышенное внимание, но теперь она не могла отказать себе в удовольствии насладиться теплым светом его глаз и той нежностью, что не выразишь словами.

— Я могу с уверенностью сказать, что через несколько лет такие эскизы к модной одежде станут нормой. Кроме того, они стимулируют воображение наших заказчиц: представляя себя на месте изображенных дам, им легче увидеть, какие приятные события могут ждать их в новых красивых нарядах.

— У вас поразительная зоркость и интуиция, и это одна из многих причин, почему я вот уже много лет не перестаю вами восхищаться.

— Повторю, вы весьма скрытны, мистер Ив. — Элизабет взглянула на него своими смеющимися карими глазами.

— Да, но и вы до недавних пор держали меня в неведении относительно того, какое место я занимаю в вашей жизни.

Рейлин исподтишка переводила взгляд с одного на другого. Магнетическое притяжение между кутюрье и его помощницей было настолько очевидным, что она не могла не вспомнить Джеффри и те чувства, которые он всегда будил в ней. И тут же сердце ее сжалось от невосполнимой потери. С грустной улыбкой она смотрела на свои рисунки — теперь это было все, что у нее осталось в жизни.

Элизабет обитала в скромном двухэтажном доме с ухоженным палисадником, который от улицы отделяла кованая ограда. Старая разросшаяся олива создавала приятную тень. Под оливой стояла белая скамейка. Перед домом находилась веранда, по выкрашенным белой краской деревянным планкам вился плющ. Белые перила и дощатый настил пола придавали дому свежий, нарядный вид, а изнутри он оказался столь же очаровательным, как и снаружи.

— Какая прелесть, Элизабет! — с воодушевлением воскликнула Рейлин. — Воистину талантам вашим несть числа.

Хозяйка дома огляделась, словно в попытке увидеть свое жилище глазами постороннего.

— Когда я купила этот дом, он был совсем запущенным и пустым, но вот уже почти четыре года, как я тружусь над его переустройством в попытке приблизиться к тому идеалу, который имею в воображении.

— Вы сами делали всю работу? — изумленно спросила Рейлин.

Элизабет в ответ только рассмеялась.

— Боюсь, мне бы все равно не удалось довести дом до того состояния, в котором он сейчас, в одиночку, даже если бы я очень старалась. Основную, самую тяжелую работу по ремонту дома взял на себя Фаррел, поскольку я готовила для него и убирала его квартиру. Еще он заручился моим согласием лично шить ему рубашки; впрочем, сейчас за каждую из сшитых мной рубашек он платит мне дополнительно. Что касается побелки потолков и оклейки стен обоями, то тут я сама справилась.

Маленький мальчик выбежал из кухни и помчался к двери черного хода, но Элизабет поймала его за рукав и, прижав к себе, крепко обняла.

— Это мой сын Джек, — объявила она, положив ладони мальчику на плечи и повернув его лицом к гостье. — Ему четыре года, и он уже умеет считать до двадцати.

— Ты хочешь меня послушать? — застенчиво улыбаясь, обратился малыш к гостье.

— Конечно. — Рейлин присела на корточки так, чтобы быть с ним вровень.

Мальчик бойко сосчитал до двадцати и в ответ на похвалу скромно потупил взор. Подняв глаза на мать и увидев улыбку на ее лице, он расцвел.

— Ты так хорошо помнишь числа, Джек, что, наверное, пора мне учить тебя дальнейшему счету. — Мать потрепала мальчика по волосам. — Если у тебя и дальше так дело пойдет, то, не успеешь оглянуться, как будешь считать до сотни.

Малыш радостно заулыбался и, порывисто обняв мать, побежал играть. Глядя ему вслед, Рейлин вдруг подумала о том, как хорошо иметь такого замечательного сына и как было бы неплохо, если бы у такого славного мальчишки был не менее славный отец.

— Трудно, наверное, одной воспитывать ребенка? — спросила она, стараясь справиться с нахлынувшими чувствами.

— Иногда бывает трудно, — призналась Элизабет, — но я не могу пожаловаться на судьбу, пока рядом Фаррел. Он всегда был нам настоящим другом. По выходным, когда я занималась домашними делами, он брал Джека порыбачить, прокатиться верхом или просто погулять. Похоже, они находят общий язык и взаимное удовольствие в своих чисто мужских занятиях. Не было бы Фаррела, мальчик вообще не знал бы, что такое мужское общество. И все-таки ему плохо без отца. Джек часто спрашивает, почему у него нет папы, а у других есть. Однажды он спросил даже, не Фаррел ли его отец.

Рейлин удивленно уставилась на Элизабет. Только сейчас до нее дошло, что у мальчика и волосы, и глаза точно такие же, как у Фаррела Ива. Она не смела ни о чем спрашивать, чтобы случайно не ступить на слишком зыбкую почву.

Элизабет по-своему истолковала вопрос в глазах гостьи и, неопределенно пожав плечами, сказала:

— Как-то пожилая пара подошла к Фаррелу и Джеку во время их очередной вылазки на природу для того, чтобы узнать, в какой стороне город, а потом кто-то из этих двоих сказал, что у Фаррела очень милый сын. Не знаю почему, но Фаррел не стал никого разубеждать. Джек долго не мог прийти в себя и, перед тем как лечь спать, спросил, было ли то, что сказали те люди, правдой. Увы, как бы мне ни хотелось, чтобы отцом Джека был Фаррел, пришлось сказать мальчику все как есть. Джек — сын моего покойного мужа, и с этим ничего не поделаешь. Мальчик пошел в покойную бабушку, Маргарет Далтон, милую, добрую женщину. Жаль, что ее нет с нами. Я искренне ее любила, к тому же даже на смертном одре она оставалась все такой же красивой и сильной духом. Волосы ее, некогда пшеничного цвета, побелели, а голубые глаза выцвели, но в них оставался все тот же теплый свет, что согревал близких всю ее жизнь. К несчастью, — добавила Элизабет, опустив глаза, — я не могу сказать ничего хорошего о ее сыне, он не оставил о себе доброй памяти. Эмори был заядлым игроком, и когда он проигрывал, что случалось достаточно часто, то впадал в ярость и срывал на мне свою досаду. Однажды, как раз после одной из вспышек гнева Эмори, Фаррел пригрозил, что убьет его, если он еще раз меня ударит. Позже я не стала говорить Фаррелу о том, что мой муж нисколько не остерегся предупреждений друга и все продолжалось по-прежнему. Я понимала, что Фаррел, бывший боксер, действительно может если не убить, то покалечить мужа, и не хотела стать виновницей гибели отца моего будущего ребенка. Кстати, Фаррел и сейчас настолько силен, что немногие решаются вступить с ним в единоборство. — Элизабет отвернулась и, покраснев, добавила: — Должна признаться: когда Фаррел пригрозил Эмори, я поймала себя на мысли, что действительно желаю мужу смерти. Были моменты, когда я думала, что ненавижу Эмори за боль, причиненную мне. Мое желание осуществилось буквально через несколько дней. Я была полна раскаяния и во время родов решила, что должна умереть во искупление смерти Эмори.

Элизабет заставила себя посмотреть на собеседницу и даже сумела улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, хотя Рейлин отнеслась к ее словам с искренним сочувствием.

— Как вы, наверное, догадались, я не испытываю гордости за тот период своей жизни.

— Я никому ничего не скажу, — пробормотала Рейлин, тронув Элизабет за руку.

— Спасибо. — Хозяйка дома похлопала Рейлин по руке и со вздохом продолжила: — Теперь вы знаете мою ужасную тайну. Вы — единственная. Вам, наверное, будет легче, если вы будете знать, что именно я пыталась скрывать все эти несколько лет.

— Вы не единственная женщина, которая желала кому-то смерти. — Рейлин вздохнула. — Когда я думала, что Одни убил Джеффри, то от всей души желала смерти и Густаву, и этому мерзавцу. Так что, как видите, у меня тоже бывали кровожадные мысли.

— Не слишком-то милосердно желать кому-то смерти, но вы можете утешиться хотя бы тем, что не испытываете ненависти к собственному мужу.

— Напротив, — Рейлин попыталась рассмеяться, — если бы мужу было суждено навеки вычеркнуть меня из жизни, у меня бы разбилось сердце.

— Со стороны кажется, что Джеффри от вас без ума, — рискнула заметить Элизабет. — Трудно поверить, что он может пойти на разрыв с вами.

Рейлин не посмела рассказать, что Джеффри сознательно выдерживал дистанцию между ними в течение первых двух недель их брака.

— Только время покажет, — тихо заметила она. — Думаю, Джеффри не станет проявлять нерешительность и пойдет на что угодно, если ситуация того потребует.