— Прошу вас, Элизабет, — взмолилась Рейлин, — я была бы вам очень признательна, если бы мы оставили формальности. Кроме того, если вы будете продолжать звать меня миссис Бирмингем, заказчикам покажется это странным.

Хотя бы для того, чтобы не разжигать их любопытство и не выставлять меня в виде какого-то редкого экспоната, зовите меня, пожалуйста, по имени.

Элизабет рассмеялась и пожала Рейлин руку.

— Хорошо, считайте, что вы меня убедили. Должна вас, однако, предупредить, что мистер Ив наверняка воспримет эту новость с удивлением, но, согласитесь, даже когда он сердится или недоуменно поднимает бровь, он не становится менее привлекательным.

Обе женщины захихикали, чем привлекли внимание Ива, находящегося в этот момент в противоположном конце зала. Когда они одновременно взглянули на него, он удивленно приподнял бровь, чем вызвал новый приступ веселья. Не понимая, что происходит, хозяин ателье с озабоченным видом зашагал к ним, но Рейлин и Элизабет тут же почти бегом бросились в разные стороны: Рейлин к себе за стол, а Элизабет в первый отсек, проверять работу швеи, сделанную накануне. Фаррел последовал за своей первой помощницей и, склонив голову набок, ждал, пока она соблаговолит повернуться и взглянуть на него.

— Вы что-то хотели, мистер Ив?

Взгляд Фаррела ласкал фигуру изящной помощницы, одетой в одно из его недавних творений: розовое платье с плоеным воротником, вздымавшимся кружевной пеной под точеным подбородком. Оттенок платья подчеркивал естественный румянец щек Элизабет, редкий для людей со столь темными волосами. Густые черные кудри были опрятно собраны в косу и короной уложены вокруг маленькой, гордо вскинутой головки. Обескураженный внезапно открывшейся ему красотой Элизабет, он даже не сразу нашелся, что сказать.

— Я просто хотел спросить, над чем вы так потешались с миссис Бирмингем…

— О, пустяки. Ничего определенного. Кроме того, у женщин свои секреты.

— Секреты?

Фаррел вскинул брови, и Элизабет почувствовала, что вот-вот не сдержится и снова рассмеется. Пробормотав извинения, она поспешила из комнаты и вскоре исчезла за дверью, ведущей в садик.

Иву ничего не оставалось, как поискать ответ на свай вопрос у новой сотрудницы, но, встретив его недоумевающий взгляд, она поторопилась опустить глаза и стала суетливо перебирать рисунки. Еще один немой вопрос, и она исчезла вслед за Элизабет, сдавленно хихикая.

Фаррел почесал подбородок. Что-то эти две красотки задумали. Он легко мог представить, как две девственницы, воспитанные в монастыре, начинают хихикать при виде мужчины, но эти женщины не были столь неопытны и наивны. Так какого же черта они хохочут?

Заинтригованный, он встал перед зеркалом, отражавшим его высокую фигуру с головы до носков тщательно начищенных туфель. Жилет сидел ровно, и брюки, слава Богу, не слишком его обтягивали. Несмотря на то что в моду вошли туго облегающие бриджи и брюки, Фаррелу никогда не нравилось выставлять свои мужские достоинства напоказ. Умеренность во всем он небезосновательно считал признаком хорошего вкуса, и теперь придирчивый взгляд профессионала тоже не выявил в его костюме ничего достойного осмеяния.

Подняв бровь, он еще раз окинул взглядом собственное отражение, но и на этот раз осмотр не дал никакого результата. Возможно, его внешность вообще была тут ни при чем, и его подчиненные, говоря о мужчинах в общем и не имея другого примера перед глазами, решили похихикать над ним. Уж если эти кумушки начнут разбирать петушка, то, будьте уверены, перышка на перышке от него не оставят.

Фаррел задумчиво почесал бородку. Перед ним вставала непростая задача: как руководить двумя красотками, которые явно были заодно… Может, их вообще не замечать? Но это невозможно, потому что от каждой он ожидал получить существенную помощь в работе. Можно было отчитать их, но такие действия он сам счел бы опрометчивыми. Тогда они просто задерут свои хорошенькие носы и он окончательно превратится для них в объект насмешек. Или подлизаться к ним, сказать пару комплиментов? Нет, не годится — тогда они вообразят из себя бог весть что. Впрочем, Элизабет скорее всего просто решит, что он из ума выжил, тогда как в отношении нее самые лучшие слова были бы только чистой правдой. Лучше всего сделать вид, что ничего не произошло, решил Фаррел. По крайней мере так будет спокойнее.


— Мистер Ив объяснил, почему я здесь? — нерешительно спросила Рейлин у Элизабет, когда они вернулись в дом.

— Он сообщил мне о вашем положении, но другим работницам не счел нужным ничего говорить, да и я не вижу причин, по которым им следует что-либо знать. Вы можете быть уверены в том, что и мистер Ив, и я не будем об этом распространяться.

— Вы очень добры, мадам. Элизабет с улыбкой покачала головой.

— Нет, дело не в моей доброте. Просто и мне приходилось бывать в переделках. Как-нибудь вечерком я, возможно, расскажу вам о себе, а пока давайте выпьем чаю. Затем я представлю вас остальным работницам. Ну и удивятся они, увидев вас здесь не в качестве заказчицы, а в качестве одной из нас. Портнихи, работавшие на Фаррела пять лет и более, отлично знали, как ценит их хозяин сдержанность и умение держать язык за зубами, поэтому ни одна из них не проявила удивления, когда Элизабет решила сопроводить представление шуткой.

— Узнав о необыкновенных талантах миссис Бирмингем в области моделирования одежды, мистер Ив спросил мистера Бирмингема, не разрешит ли тот украсть его жену. — Элизабет немного посмеялась вместе со всеми и продолжила: — На самом деле наш бизнес процветает, и мистеру Иву трудно обслужить всех наших клиенток так, чтобы они остались довольны. Как вам хорошо известно, некоторые дамы требуют к себе особого отношения, так что времени на разработку новых фасонов у него остается мало, вот мистер Ив и решил обратиться за помощью к своему другу, мистеру Бирмингему, а миссис Бирмингем оказалась настолько любезна, что согласилась облегчить ему жизнь хотя бы на время. Нам повезло, что у нас появилась такая талантливая сотрудница, не правда ли?

Сочетание смеха и аплодисментов уверило Рейлин в том, что по крайней мере внешне большинство портних приняли объяснения Элизабет. Только одна из них попыталась выяснить истинные причины, побудившие Рейлин переехать в Чарлстон. Это была высокая пожилая женщина с добрыми серыми глазами. Видно было, что решение заговорить без обиняков далось ей нелегко.

— Бедная Нелл… То, что случилось с ней, так ужасно. Я знала ее мать, она овдовела, когда Нелл была совсем крошкой. Когда мать Нелл умерла, девушка переехала жить к тетке, но только у той было восемь своих ребятишек, все малыши, и на бедняжку Нелл у нее совсем не оставалось времени. Сколько бы ошибок ни совершила Нелл в жизни, никто не мог сказать, что она была плохой матерью своему малышу — малютка такой резвый и хорошенький, краше и не бывает. Надеюсь, какие-нибудь добрые люди скоро возьмут его к себе. Каждый знает, каково ребеночку расти без родителей.

Женщина внезапно осеклась, испугавшись собственной дерзости, и прижала к губам дрожащую руку. Но и другие портнихи, до которых, разумеется, тоже дошли некоторые слухи, явно сочувствовали Нелл и переживали за ее малыша.

Рейлин попыталась улыбнуться. Чтобы рассеять тревогу своих будущих коллег о судьбе ребенка, ей ничего не оставалось, кроме как продолжить болезненную для себя тему:

— В настоящее время Дэниеля приютила семья управляющего моего мужа. Миссис Фергюс кормит его грудью, ведь у нее самой недавно родился малыш, и, насколько я знаю, она заботится о малютке не хуже, чем о собственном ребенке. До тех пор пока не объявится отец малыша или другая семья не пожелает усыновить его, Дэниель останется на попечении миссис Фергюс. — Рейлин обвела взглядом портних, добавив после многозначительной паузы: — Она даст ему столько теплоты и заботы, сколько дала бы любому сироте, найденному в Оукли, любому другому ребенку, оказавшемуся в столь трагическом положении. Мой муж — благородный человек и делает все, чтобы ребенок ни в чем не нуждался.

Рейлин испытала облегчение оттого, что смогла произнести нужные слова с должной уверенностью. Ей оставалось лишь молиться о том, чтобы сказанное ею оказалось правдой. Впрочем, если какая-либо из портних ей не поверила, то виду не подала. Однако ее слова, без сомнения, вскоре разнесутся по всему городу, и не успеет солнце сесть за горизонтом, как возникнут новые версии происшествия в Оукли. Обыватели начнут судить-рядить о том, почему Рейлин, утверждая, что не считает своего мужа повинным во всех преступлениях, все же решила уехать от него. Станут говорить и о том, что миссис Бирмингем нанялась на работу не к кому-нибудь, а к холостяку, уступавшему по части мужского обаяния разве что Джеффри Бирмингему, от которого она сбежала.

Вскоре появилась первая заказчица, за ней еще и еще. Поток посетителей казался нескончаемым. День был ознаменован не только необычно большим наплывом клиентов, но и новыми назначениями. Фаррел нанял еще одну швею, а также привратника и швейцара — здоровенных молодцов, выказывавших особое рвение к работе. Тот, что посимпатичнее, говорил с сильным ирландским акцентом, и у него всегда находилось приветливое словцо для посетителей. Фаррел решил, что его стоит поставить у входа, чтобы он своим видом завлекал в салон дам. Мастерицы срочно принялись шить зеленую ливрею того же красивого оттенка, что и дверь в «Ив купор»; самого же швейцара отправили сначала к парикмахеру, а затем к шляпнику, чтобы тот подобран ему подходящий головной убор.

Менее симпатичного из двух новичков назначили гардеробщиком. Впрочем, вскоре выяснилось, что он с удовольствием готов мыть и чистить, и в этой работе ему не было равных. Тут же ему было дано задание вымыть витрину магазина, а затем и окна, выходящие как на улицу, так и во двор. Закончив дело, он принялся наводить блеск на бронзовые фонари, висевшие по обеим сторонам от двери. После того как бронза засияла, словно золото, гардеробщик стал полировать латунные ручки и все прочие металлические детали, включая вывеску. Фаррел даже решил, что, если эти двое будут и дальше проявлять такое рвение к работе, он станет сам платить им в дополнение к тому, что платил Джеффри Бирмингем.