— Боюсь, дорогой, эти леди будут любоваться тобой, а вовсе не мной. То, что я увидела вчера, не слишком способствовало повышению моей самооценки.

— Зато я, — Джеффри наклонился к Рейлин, — вижу только тебя. — Он тут же поцеловал Рейлин так, как ему того хотелось, а когда наконец оторвался от ее губ, она вдруг обнаружила, что, закинув руки ему за голову, перебирает волнистые волосы на его затылке, и, откинувшись на спинку стула, взглянула на него потемневшими от страсти глазами.

— Твои поцелуи приводят меня в экстаз: они как вино — от них кружится голова и ноги подгибаются.

Джеффри взял ее руку в свою и поднес к губам.

— А вот на меня такое же действие оказывает твоя улыбка. Кстати, тебе удалось немного поспать прошлой ночью, дорогая?

Рейлин порозовела при напоминании о тех долгих часах, когда они занимались любовью.

— Да, спасибо, — с улыбкой ответила она и поднесла чашку к губам. — А ты как, выспался?

Его зеленые глаза таинственно поблескивали, лаская ее.

— Честно говоря, даже не припомню, чтобы я спал… И все же, наверное, мне это удалось, иначе я не чувствовал бы себя таким отдохнувшим и свежим. Впрочем, возможно, я воздаю должное не тому, чему следовало бы.

Джеффри заметил румянец на щеках жены и понял, что она думает о благословенных моментах близости. Рейлин, перехватив его взгляд, лишь скромно опустила глаза, признав за ним способность читать ее мысли. Джеффри коснулся ее руки и, поднеся к губам, несколько раз ласково поцеловал ее пальцы, вызвав в ней немедленный страстный отклик.

— Скажу вам, — задыхаясь, произнесла она, — что вы, сударь, весьма опасны для дам: вы лишаете их покоя и мира в душе. Всего лишь пару минут назад я думала насладиться чашкой чая и утренней трапезой, а теперь вы заставляете меня подумывать, не слишком ли я шокирую слуг, если вернусь в нашу спальню.

— Полагаю, нам сначала следует поесть. Вам потребуются силы, чтобы выдержать то, что я предложу, — ответил он. глядя на нее смеющимися глазами.

— Я умираю от голода. Честно говоря, и не припомню, чтобы мне так сильно хотелось есть, разве что во время морского путешествия. Кажется, мистер Бирмингем, вы оказываете на меня опасное влияние.

— Не стесняйся, дорогая, ешь как следует. День предстоит долгий; я думаю, мы могли бы покататься и осмотреть плантацию.

— Конечно, Джеффри, я сама хотела попросить тебя об этом одолжении. Ты прямо читаешь мои мысли.

Завтрак длился дольше, чем обычно. Хотя Кингстон все время находился поблизости и уговаривал отведать то одно, то другое блюдо, молодожены чувствовали себя так, будто были одни в огромном доме. То, что нельзя было сказать словами, они выражали взглядами. Руки их то и дело касались, щеки вспыхивали, и нетрудно было догадаться, что могли означать эти тайные поглаживания и трепещущие ресницы. Но зачем слова языку любви, языку, понятному лишь влюбленным, — куда больше могут сказать полураскрытые губы и стук сердец в унисон.

Среди тех нарядов, что миссис Брюстер доставила Рейлин сразу перед свадьбой от «Ив кутюр», не было костюма для верховой езды, поэтому, когда Джеффри выводил свою молодую жену из дома, на ней было белое платье. Чтобы защитить лицо от солнца, Рейлин прихватила соломенную шляпку с большими полями, завязав ее под подбородком очаровательным бантом.

— Полагаю, нам надо подыскать тебе милого послушного скакуна, — сказал Джеффри, окинув жену ласковым взглядом. — Не забудь сказать мне, если устанешь, — мы тут же вернемся домой. Я не хочу сильно тебя переутомлять, поскольку намерен ночью продолжить начатое накануне.

Рейлин погладила его руку и вздохнула.

— Я так давно не каталась, Джеффри. Боюсь, что устану довольно скоро. Тебе придется возвращаться за экипажем, чтобы доставить меня домой.

— Не страшно. Я смогу прекрасно управиться и без экипажа.

Рейлин приподняла бровь, выражая недоумение, по Джеффри не стал развивать свою мысль, оставив ее мучиться в сомнениях. Ни слова не говоря, он повел ее к конюшням.

Конюшни имели вид внушительный и солидный, что еще больше подчеркивали нарядные светлые стены и высокая двускатная крыша. Посредине имелся широкий проход, двери закрывались, складываясь внутрь. Позади и по сторонам амбара расстилались сотни акров лугов, на которых за беленой оградой паслись лошади.

Для жеребцов имелись отдельные загоны. Даже издали кони вызывали восхищение своей статью и резвостью. Вскоре Рейлин узнала, что большую часть своих жеребцов Джеффри выписал из Ирландии и Англии. Все они были от лучших элитных производителей.

— Когда я начал возрождать Оукли, — рассказывал Джеффри, поддевая травинки носком сапога, — больше всего внимания я уделял сельскохозяйственным угодьям: предстояло выбрать подходящую почву для самых урожайных культур, но мне всегда хотелось, чтобы моя плантация прославилась не только урожаями и качеством зерна, но и породистыми лошадьми. Кажется, моя мечта близка к осуществлению.

— Тебе удалось достичь желаемого, — заверила его Рейлин. Она действительно была уверена в том, что ее муж может достичь любой цели, которую перед собой поставил — на это у него хватило бы и решимости, и воли. Рейлин чувствовала в нем ту же силу духа, что и в отце. Даже после того, как отца заключили в тюрьму, он хранил веру в то, что правда будет восстановлена, а сама Рейлин никогда не сомневалась в том, что отец пострадал невинно. Жаль только, что восстановление справедливости уже ничем ему не поможет, но истина нужна живым — ей и ее будущим детям, которые смогут гордиться дедом — верным и преданным слугой короля Англии.

Присмотревшись пристальнее, Рейлин обнаружила, что и жеребята, пасущиеся рядом с матерями, имеют ухоженный, здоровый вид. Очевидно, конюхи хорошо знали свое дело и платили им скорее всего сообразно их труду. Заметно было, что они гордятся своими питомцами.

Рейлин приятно удивили чистота и порядок в конюшнях. Все вещи, кроме тех, которыми пользовались в настоящую минуту, были разложены по местам, металлические детали повозок тщательно смазаны, начищены и сверкали чистотой. Даже в жаркие дни за счет циркуляции воздуха и тени, создаваемой раскидистыми дубами, растущими вдоль ограды, в конюшне и на прилегающей к ней территории сохранялась относительная прохлада, что, несомненно, шло на пользу как животным, так и работающим с ними людям.

Полы в конюшне были земляные, плотно утрамбованные и покрытые толстым слоем древесной стружки; свежий аромат дерева заглушал запахи конюшни. Тому же способствовали и ветерок, и небольшое количество извести, которое примешивалось к опилкам для дезинфекции.

Работники вежливо приветствовали Рейлин, улыбаясь и приподнимая шляпы, но дела своего никто не бросал. Большинство людей были ей незнакомы, но одного конюха она уже видела прежде: это он встречал Джеффри, когда тот вернулся как-то раз после выездки Брута, любимого черного жеребца. Конюху пришлось в тот день крепко поволноваться. Случилось это примерно две недели назад, вскоре после того, как Рейлин объявила мужу, что хочет побыть одна и обдумать все случайно услышанное из уст Нелл. Джеффри тогда поехал кататься и чуть было не сломал себе шею, заставляя коня выполнять немыслимые прыжки.

— Спарки заботится о моих лошадях, — представил конюха Джеффри.

Молодой работник снял шляпу перед госпожой и, стыдливо поглядывая на Рейлин, принялся мять свой видавший виды головной убор в громадных мозолистых ручищах.

— Спарки поддерживает коней в отличной форме, в том числе и Брута — самого своенравного животного, с которым мне доводилось иметь дело. Временами я готов поклясться, что мать Спарки родила его в седле: он настолько хорошо управляется с лошадьми, что со стороны кажется, будто в этом вообще нет ничего трудного.

Спарки покраснел так, что цвет его лица стал почти таким же ярким, как и его огненно-рыжие волосы, но широкая улыбка парня говорила о том, что похвала Джеффри ему приятна.

— Вот вы опять, мистер Джеффри, все преувеличиваете. Скоро люди будут думать, что я и впрямь умею чудеса творить.

— Не бойся, Спарки, — весело заверила его Рейлин, — я намерена верить только своим глазам. Ты считаешь, это справедливо?

— Вполне, мэм.

— Мне очень приятно было познакомиться с тобой, Спарки. А теперь, если дама попросит тебя выбрать для нее какую-нибудь лошадь с характером поблагороднее, что ты ей посоветуешь?

Не успел конюх ответить, как откуда-то появился кривоногий улыбчивый субъект лет на тридцать его старше. Старичок поклонился сперва Рейлин, затем Джеффри и с выраженным ирландским акцентом произнес:

— Вижу, сэр, вы привели свою хорошенькую женушку посмотреть на ваших чудных скакунов, так? Хотите, чтобы она покаталась на Келли? Уж эта кобыла наверняка придется миссис по вкусу: такой плавный и легкий у нее бег.

— Джеральд О'Молли отвечает за селекционную работу, — пояснил Джеффри. — Несколько лет назад он приехал сюда вместе с жеребцами и племенными кобылами, которых я выписал из Ирландии. Его заботами лошади пересекли океан без лишних мучений и с тех пор под его опекой продолжают чувствовать себя превосходно. Без него я не смог бы обойтись.

Морщинистое лицо старика засияло.

— На родине все звали меня старина Молли. Я почел бы за честь, миссис, если бы вы тоже звали меня О'Молли.

— Конечно, О'Молли, — с улыбкой согласилась Рейлин. — Скажите мне, где эта кобыла Келли, о которой вы говорили? Здесь, в конюшне?

— Вот она, — ответил за старика Джеффри, — взгляни. Келли просто душка. Если тебе нужна покладистая кобыла, лучше Келли не найти.

— Точно, — со сдержанным смешком согласился О'Молли, — Келли, она такая — спокойная, неторопливая. Брыкаться не будет и фортели выделывать тоже.

Рейлин отнюдь не пришла в особый восторг от полученной информации: слишком благовоспитанная порой означает то же самое, что занудная или наводящая тоску. Беглого взгляда в сторону стойла с Келли хватило, чтобы понять, что перед ней животное с весьма уравновешенным характером. Украдкой посмотрев на мужа, Рейлин заметила, что тот перемигнулся с О'Молли и усмехнулся. Ну что же, она не даст над собой потешаться!