Патриция Мэтьюз - Волшебный миг

— Я не верю, что кто-то хочет убить меня только для того, чтобы помешать найти город, который, возможно, вообще не существует, и сокровища, которые скорее всего миф. — И хотя она говорила то, что думала, ее охватил легкий озноб.

— Вы неискушенный человек, Мередит. Вы не поймете, о чем я говорю, пока не увидите людей, охваченных золотой лихорадкой. Даже в хороших людях она вызывает к жизни их худшие качества!

— Даже в вас, Купер? — тихо спросила она. — Вы назвали себя охотником за сокровищами, стало быть, золото вас интересует.

Какое-то время вид у него был ошарашенный, потом Купер улыбнулся, и в улыбке его не было ни малейшего юмора.

— Даже во мне. Эта лихорадка вызывает страшную путаницу в человеческих головах.

Присмирев, она сказала:

— Ну что ж, вы по крайней мере откровенны. — И добавила, чтобы придать разговору оттенок шутки:

— Во всяком случае, я-то непременно буду присматривать за вами.

— Неплохая идея, — коротко бросил он. И замолчал, снова вглядываясь в ночь.

Молчание настолько затянулось, что Мередит стало не по себе. Неожиданно она спросила:

— Как вышло, что вы выбрали такую профессию? Если это можно назвать профессией.

Он вздрогнул и взглянул на девушку так, словно забыл о ее существовании. Потом рассмеялся.

— На этот вопрос ответить нелегко. Я часто думаю, что мне следовало бы родиться лет на пятьдесят пораньше, а может, и более того.

— Странное утверждение.

— Не такое уж и странное. В те времена можно было делать что хочешь, если ты в достаточной степени мужчина и способен взять и удержать в руках добычу. Теперь мир стал слишком пресным, вокруг сплошные моралисты и законники. Посмотрите на мой родной штат — Техас, к примеру. В середине этого века он был дик и свободен. И что от этого осталось? Теперь мы разводим скот. — Лицо его выразило презрение. — Вы, конечно, читали всякие истории о диком-диком Западе. Поверьте, он не так уж дик. Бизоны исчезли давно, ловля пушного зверя в капкан стала невыгодной, старые стрелки либо уже вымерли, либо вымирают. Вопреки всем россказням о романтической жизни ковбоев, их жизнь состоит из тяжелой работы, смертельно скучной к тому же.

— Поэтому вы со своим ружьем ищете службы в других странах?

— В некотором смысле — да. И таким образом получаю бурную жизнь, да еще и с выгодой для себя. Как правило. — Он нахмурился. — Но для меня с моим ружьем это скорее не правило, а исключение. Видите ли, других талантов у меня почти нет.

— Однако здесь, в Мексике… почему вы пошли на службу режиму, который не мог удержать власть? Максимилиан ведь не был испанцем, но он был деспотом.

— Ответ крайне прост. — Купер пожал плечами. — Они предложили больше денег. В то время Хуарес едва мог прокормить свою армию. Он не в состоянии был платить мне столько, сколько я просил. Политика меня мало волнует, мэм.

— Вас так же мало волнует, кто прав и кто не прав, — сухо заметила Мередит.

— Что это значит?

— А то, что дело революционеров было правым. Они сражались против угнетения.

Вместо того чтобы обидеться, Купер развеселился.

— Из революций в этой банановой республике да из других войн я понял, что чаще права та сторона, которая выиграла.

— Жалкая философия!

Купер засмеялся:

— Вы наняли меня ради жалкой философии или ради того, чтобы я довел вашу экспедицию до затерянного города в целости и сохранности?

Мередит, несколько сбитая с толку, возразила:

— Я всегда считала, что по философии человека можно определить, кто он такой. Ваша философия, если позволительно ее так называть, открывает недостатки вашего характера.

— Возможно. Но ведь я никогда не утверждал, что у меня нет никаких недостатков. — Он лениво хмыкнул. — Я усвоил, что человек без недостатков — скучный тупица, а леди, кажется, находят, что мужчина с недостатками — гораздо более интересное общество, чем какой-нибудь там безукоризненный джентльмен. Вот вы, мэм, — разве вы не так смотрите на дело?

Мередит строго ответила:

— Я, разумеется, никогда не смотрела на это ни так, ни эдак. И нанимала я вас на работу, а вовсе не ради вашего общества!

— А мне сдается, что это подразумевалось как составная часть нашей сделки. Если мы убедимся, что нам хорошо в обществе друг друга, очень скоро нам станет чертовски скучно.

— В условия нашей сделки не входит ничего подобного! — изумилась Мередит. — Нанимая вас, я, разумеется, не думала ни о чем таком!

— Вот как, вы не думали? — протянул Купер. — А может, думали, да только сами себе в этом не признавались. Но вы будете так думать, готов биться об заклад на мои сапоги.

Мередит вскипела. Что за невыносимый тип! Какое самомнение!

Она хотела было встать, но Купер схватил ее за руку — не больно, но достаточно крепко, чтобы удержать на месте.

— Есть один верный способ выяснить, как мы будем уживаться в дальнейшем.

И, прежде чем она полностью осознала его намерения, он притянул ее к себе. От него пахло виски, и губы его придвигались к ее губам все ближе и ближе.

— Что вы делаете?! — воскликнула она.

— А вот что.

Теперь его губы были совсем близко, они почти касались ее губ. С опозданием Мередит уперлась руками ему в грудь и оттолкнула его изо всех сил. Купер только засмеялся и обхватил ее плечи своими мощными руками.

Мередит сопротивлялась как могла, но высвободиться ей не удалось. Конечно, звать на помощь бесполезно: над ней будут смеяться, и никого это не встревожит.

Поняв, что дальнейшая борьба — пустая трата времени, девушка прекратила ее, решив вынести это унижение, по возможности сохраняя достоинство. Она слышала тихие звуки гитары, чувства ее словно обострились и стали более созвучны этой благоухающей тропической ночи.

И тут губы Купера прикоснулись к ее губам. Вопреки «всем ее решениям от этого прикосновения внутри у нее все задрожало, и она обмякла. Она ощутила себя бескостной и безумной. Ее и раньше целовали мужчины, и не один раз, но те поцелуи были легкими, почти целомудренными. Сердце ее дико забилось, и ей страшно захотелось вернуть ему поцелуй.

Купер застонал, руки его крепко обхватили Мередит, прижав ее к широкой груди. Мередит почувствовала, что груди ее расплющились о его грудь, соски затвердели и от них по всему телу разбежалось ощущение блаженства. Еще немного — и ее намерение не поддаваться Куперу растаяло бы без следа. Мередит смутно поняла это и снова принялась сопротивляться, бормоча:

— Нет, нет!

Наконец он разжал руки и откинулся назад с блуждающей улыбкой.

— Это был только поцелуй для знакомства. Не так уж и страшно, верно?

Сквозь слепящие слезы гнева Мередит видела его лицо как сквозь дымку. Она занесла руку и изо всех сил ударила Купера по щеке.

— Вы заслуживаете презрения, Купер Мейо! Я не давала вам ни малейшего повода и не провоцировала вас на подобные выходки!

Ее ладонь оставила на его щеке алый отпечаток, и Купер потрогал этот след кончиками пальцев; при этом улыбка не сошла с его лица.

— Только не пытайтесь убедить меня, что вас никто еще никогда не целовал.

— Меня целовали, да, но то были джентльмены, которые сначала спрашивали у меня позволения!

— Что же это за мужчины, если им нужно спрашивать позволения?

По крайней мере это были джентльмены. — Ярость ;, ее еще не утихла.

? — Ну что же, все понятно. — Он развел руками. — Меня еще никто не обвинял в том, что я джентльмен.

— Это совершенно очевидно. — И Мередит, уже овладев собой, встала и произнесла ледяным тоном:

— Я хочу, чтобы вы усвоили одно: это не должно повториться!

Никогда!

Он усмехнулся, глядя на нее.

— Вы хотите сказать, что ежели мне захочется вас поцеловать, то сперва я должен испросить разрешение? Фу, это не по мне, маленькая леди.

— Слушайте, что я скажу, Купер Мейо! Держитесь подальше от меня, пока мы в экспедиции. Если вы еще раз прикоснетесь ко мне, я…

Она заколебалась, и его улыбка стала еще шире.

— Вы — что?

— Я вас уволю.

— И поведете караван через джунгли сами? Послушайте, дорогая моя Мередит. Это невозможно, и вы это понимаете. Хотя бы уже потому, что эти люди не будут выполнять приказания женщины и при первых же признаках опасности они разбегутся, бросив вас одну.

Она понимала, что Купер говорит правду. И проговорила чуть дрожащим голосом:

— Тогда я вернусь в Мехико и найму на ваше место другого. В конце концов, мы от Мехико на расстоянии всего лишь одного дня пути.

— А что вы скажете вашим людям? Что вы возвращаетесь из-за того, что вас поцеловали? Над вами будут смеяться, а мне сдается, что для этого вы слишком горды. — Он снизил тон. — Но не волнуйтесь. Я тоже горд. Может, у меня и есть недостатки, но принуждать женщину мне не свойственно. — Он опять улыбнулся. — Я просто наберусь терпения и дождусь, пока вам самой этого захочется.

— А этого, Купер Мейо, не произойдет никогда!

— На этот счет не будьте столь уверены. — И он лениво потянулся.

— О! Вы совершенно невозможный человек!

Гнев снова вспыхнул в ней, и, резко повернувшись, она направилась к своей палатке. От костра, на котором готовился ужин, раздался оклик.

Купер позвал ее: , — Ваш ужин готов, леди босс!

Хотя Мередит была голодна, она ответила:

— Я не буду ужинать, благодарю вас.

Несколько дней Мередит обращалась с Купером очень холодно, соблюдая дистанцию и разговаривая с ним только по необходимости. Поначалу он сносил эту холодность добродушно, даже с некоторым снисходительным удовольствием, но по прошествии нескольких дней Мередит заметила, что терпению его приходит конец и что теперь он разговаривает с ней коротко и резко. И еще она заметила, что по вечерам он пьет все больше и больше и является к ужину если и не пьяный, то под хмельком.

Она почувствовала от этого смутное удовлетворение, а также сильное облегчение. Хотя она и рассердилась на него за то, что он был так дерзок, ей вспоминался этот поцелуй, вспоминалось крепкое сильное тело, прижавшееся к ней, и то, как внезапно все в ней отозвалось на прикосновение его губ. По ночам ей снились жаркие беспорядочные сны. Ей снилось, что его руки обнимают ее, что он пылко ее ласкает. Просыпалась она медленно, с трудом выходя из этих сновидений, и ее тело предательски требовало, чтобы эти ласки оказались реальностью.