Детей тем не менее это не могло остановить, и весь оставшийся путь они больше ни о чем не могли говорить, пока не пришли в церковь. Она, как и сказала леди Торн, очень отличалась от той церкви, в которой они были на прошлой неделе. Часовня была небольшой, из серого камня, и ее широкие, пробитые гвоздями с большими шляпками, двери, словно приглашали войти. Скамейки были сделаны из резного дуба, и некоторые из них принадлежали еще монастырю, о чем ей шепотом поведала леди Торн. На них были вырезаны птицы, животные и цветы, а сами скамейки


потемнели и отшлифовались поколениями молящихся.


Леди Торн прошла в первый ряд с левой стороны прохода. Это была широкая большая скамья с мягким сиденьем из красного бархата и высокими подушечками для коленопреклонений из того же материала. Дети стали на колени, чтобы помолиться, но глаза у них были широко раскрыты, и с восхищением разглядывали древнюю дубовую змею, вырезанную на скамье, и белку, грызущую огромный орех на другом конце.

Салли поднялась с колен и помогла Николасу и Пру забраться на скамью, которая была слишком высока для них. Она ощущала покой и любовь, которой наполнила ее душу церковь. Леди Торн, конечно, имеет право называть эту церковь «своей», потому что вокруг можно было видеть могилы и памятники семьи Торнов. Мраморный мемориал был украшен плачущими ангелами и разбитой греческой вазой. Прямо перед скамьей на стене была вырезана длинная поэма в их честь. Прочитав ее с большим интересом, Салли посмотрела на противоположную от прохода сторону.

От изумления у нее перехватило дыхание. Какое-то мгновение она могла только смотреть, ошеломленно и недоверчиво, на большую могильную плиту, которая находилась прямо перед скамьями с правой стороны от прохода.

Это была могила рыцаря в доспехах, и она могла отчетливо видеть его лицо — закрытые глаза, четко очерченный нос, крепко сжатые губы и широкий лоб. Вся фигура очень хорошо сохранилась, разбит был только меч, находившийся рядом. Его руки были сложены как при молитве, только немного повреждены запястья, а собака, лежавшая около его ног, потеряла голову. Но шлем с плюмажем оказался нетронутым временем, так же, как и подушка с кистями, на которой он лежал.

Но Салли не могла оторвать взгляда от лица рыцаря. Она посмотрела на сэра Гая, который сидел в профиль к ней на другом конце скамьи. Его подбородок был слегка приподнят, потому что он смотрел на алтарь. Теперь ей стало понятно, почему, когда она увидела его впервые, и еще много раз потом, он ей представлялся в виде рыцаря в доспехах и в шлеме с плюмажем.

Постепенно из кусочков выстроилась целая картина. Она была очень маленькой, меньше Пру, сидела на скамье с противоположной стороны от прохода и смотрела на надгробие могилы рыцаря. Ей вспомнилась рука няни, одетая в серую хлопчатобумажную перчатку, в которой она держала сборник псалмов и показывала, какие слова надо петь, хотя ей было очень трудно их прочесть. Она увидела перед собой свои ноги, слишком короткие, чтобы достать до пола, край своего маленького красного пальто, из-под которого выглядывает оборка муслинового платья. А перед ней был рыцарь — «ее рыцарь», как она его называла, про которого она сочиняла разные истории не только в церкви, но и когда ложилась спать, а в комнате было темно и немного страшно.

Она представляла себе, что рыцарь находится рядом с ней и отгоняет нечистую силу, которая только и ждет момента, чтобы наброситься на детей, не успевших быстро уснуть. Ее рыцарь! Она помнила о нем долгие годы, а потом все это ушло в подсознание вместе с остальными событиями из детства для того, чтобы вдруг частично вернуться в память, как произошло тогда в поезде, когда она впервые увидела сэра Гая.

Когда она могла оказаться в этой церкви? Всю службу Салли мучил этот вопрос. Автоматически она становилась на колени, вставала, чтобы петь, потом садилась, чтобы слушать, и все это время пыталась вернуться в прошлое и вспомнить этот эпизод из детства.

Разве возможно, чтобы она когда-то здесь была? И, в то же время, у нее не было сомнений, что ей приходилось сидеть на той скамье и смотреть на могилу рыцаря, а потом сделать его частью своей внутренней жизни.

Салли опять посмотрела на скамью. Сейчас на ней никто не сидел, хотя все остальные были заполнены людьми из деревни, и она пришла к выводу, что сделано это было намеренно. Наверное, скамья принадлежала какой-то семье, так же, как и та, на которой она сидела в данный момент, безоговорочно принадлежала Торнам. Здесь находился и небольшой ящик, в котором хранились сборники псалмов, переплетенные в красную кожу с тиснением герба Торнов, удобные мягкие сиденья и высокие подушечки для коленопреклонений.

Салли повернулась, чтобы посмотреть, так ли удобно была обустроена скамья на той стороне от прохода, но старомодная резная дверца закрывала обзор.

Служба подошла к концу, и сэр Гай, стоявший у прохода, пропустил леди Торн вперед: За ними шла Нэда, а Салли и дети завершали процессию. Выйдя из церкви, леди Торн остановилась, чтобы перекинуться несколькими словами с людьми из деревни. И наконец после долгого, как показалось Салли ожидания, они отправились назад в «Убежище».

— Какую замечательную проповедь прочитал сегодня викарий! — сказала леди Торн. — Они у него всегда очень хорошие, когда речь заходит о деревенской жизни.

— Скажите мне, пожалуйста, — спросила Салли прерывающимся от волнения голосом, потому что ей очень нужно было получить ответ, — кому принадлежит скамья на другой стороне от прохода?

— Вы имеете в виду самую первую? — спросила леди Тори. — Это скамья семьи Редфордов, но, увы, они очень редко ее теперь занимают. У них так мало бензина, что они обычно ходят в другую церковь, которая расположена только в полумиле от Мертон Гранжа, но это их приходская церковь.

— Редфорды! Теперь Салли знала ответ. Она его ожидала. И ей в голову стали приходить другие воспоминания.

Салли вспомнила немолодого мужчину — папиного друга, и мальчика, старше ее, с шумом носившегося по дому и не хотевшего с ней играть. Редфорды! Конечно, это были Редфорды! В этой жизни все связано между собой, так или иначе. Может быть, каждый наш поступок, осознанный или нет, в действительности является частью предопределенного свыше сценария, в котором каждый из нас играет свою маленькую, но очень важную роль.

Салли не произнесла больше ни слова, пока они возвращались домой. Она была поражена и испугана происходившим.

Все было так странно — чувство, которое она испытала, увидев сэра Гая на той маленькой станции, встреча на пороге дома, где жила няня, осознание того, что сэр Гай был братом Тони, и, наконец, рыцарь, которого она считала своим защитником в раннем детстве. В ее памяти всплывали все новые картины, обрывки прошлой жизни, мучившие своей незавершенностью, но все же предлагавшие многое из того, что было давно забыто.

Ей вспомнилась часть комнаты. В ней были белые стены и голубые шторы на окне, через которое она видела сад, в котором гонял мяч мальчик. Был ли он отцом Николаса и Пру? Звали ли его Боби? Почему она не может никак вспомнить?

Вспоминался низкий голос ее отца, смутно всплывала в памяти какая-то женщина, широкая лестница, по которой ей помогала взбираться няня. Но все это имело очень неясную связь с ее рыцарем. Она видела его с закрытыми глазами, лежавшего в своей могиле, но для нее он был жив. Рыцарь всегда находился около нее, опекал и защищал. Он оберегал ее от опасности. Она звала его, когда ей было страшно. Лицо рыцаря было лицом сэра Гая. Только его глаза, в ее воображении, могли быть такими ласковыми и понимающими. Ей казалось, что рыцарь любит ее, потому что она тоже его любила.

После воскресного ленча, который, как обычно, состоял из ростбифа и фруктового пирога, Салли пошла с детьми к песчаному карьеру. Они так же, как и Салли, стремились поскорее вырваться из дома, но по другой причине. Николас и Пру намеревались приступить к поискам подземного хода. Дети были уверены, что вход в него находится где-то в подвале.

Пока Николас и Пру копались под кустами ежевики и вереска, она сидела на развалинах старой часовни. Задолго до того, как Салли узнала ее историю, она уже не сомневалась, что это часовня, потому что внутри у нее сразу возникло ощущение, что это место священное. Теперь, когда все подтвердилось, она смотрела на руины другими глазами. Без всякого сомнения, птиц здесь собиралось гораздо больше, чем в других частях леса, хотя они разлетались при приближении человека. В покрытых лишайниками камнях гнездилось огромное количество кроликов и белок. Здесь постоянно был слышен шум крыльев и тихие шорохи невидимых зверушек. Эти звуки, казалось, только подчеркивали тишину.

Пока дети бегали вокруг, взволнованно крича друг на друга, она сидела и ждала. Теперь у нее не было сомнений, что сэр Гай был прав, когда говорил, что «Убежище» — место для исцеления. Но у этой маленькой часовни была не только способность исцелять, эти камни были пропитаны верой. Она чувствовала тепло, поднимавшееся от них, охватывавшее все ее существо. На какое-то мгновение она растворилась в пространстве и времени, в настоящем и прошлом, все это принадлежало ей. Она больше не была одна, с ней была целая вселенная.

Потом вдруг эти ощущения пропали, и она осознала, как тихо вокруг, и что она прислушивается. Солнце просвечивало через зеленые листья нависавших над ней крон деревьев, пели птицы. Салли была уверена, абсолютно уверена, что это был знак свыше именно для нее в этой тишине и ничем не потревоженной красоте леса. Она с нетерпением ждала, почти не дыша. Потом пришло озарение, и она знала, что дальше делать.

Салли посмотрела на часы. Была только половина третьего. Ленч у них был рано, потому что слуги хотели, чтобы в воскресенье после полудня у них было побольше времени. Она подозвала детей к себе.

— Я хочу прогуляться, — сказала она, — и думаю, вам обоим следует пойти со мной. Это будет долгая прогулка. Вы не возражаете?