Крекенберн, поколебавшись, медленно опустил газету.

— Богат. Вдов. Скрытен. Основатель маленького эксклюзивного клуба коллекционеров. Пишет научные статьи для журналов. Имеет привычку неделями исчезать на раскопках очередных римских развалин.

— Это я и сам знаю. Как и то, что он был близким другом Филдинга Дава.

Тобиас осушил полбокала бренди и с блаженным вздохом развалился в кресле.

— Это означает, что он, возможно, знал, кто был главой «Голубой палаты». Как по-вашему, он участвовал в махинациях Дава?

— Никогда не слыхал и малейшего намека на то, что он был связан с преступниками. — Крекенберн аккуратно сложил газету и отодвинул в сторону. — Правда, это еще ни о чем не говорит. Вейл по-своему так же умен и, возможно, не менее опасен, чем в свое время Дав. Но думаю, его интересы лежат в другой области.

— Антиквариат.

— Совершенно верно.

— Как по-вашему, он способен на убийство ради того, чтобы заполучить древность, связанную с давно забытым колдовским культом?

Крекенберн задумчиво поджал губы.

— Трудно сказать. Я слышал, что он буквально помешан на подобного рода британо-римских редкостях. Но мое мнение таково: если Вейл и совершил убийство, сомневаюсь, что вы сумеете докопаться до сути и обличить его. Он не дурак и сумеет скрыть следы.

Тобиас долго катал бокал между ладонями, прежде чем выдавить:

— Убийца оставил кое-что на месте преступления. Свой галстук.

— Не представляю, чтобы Вейл мог быть так беспечен, — фыркнул Крекенберн.

— Если только не был уверен, что чертов галстук попросту заведет нас в тупик. В конце концов, это всего лишь свидетельствует, что Селеста Хадсон задушена скорее джентльменом, чем грабителем-оборванцем.

Крекенберн мрачно покачал головой.

— Если бы Вейл позаботился оставить ложную улику, бьюсь об заклад, она наверняка привела бы вас к тому, кого он выбрал бы на роль убийцы. Ты сам сказал, что находка галстука ничего не дала.

— И следовательно, можно предположить, что Вейл тут ни при чем, — грустно усмехнулся Тобиас. — Пусть аргументация довольно запутанна, но я склонен согласиться. Честно говоря, я с самого начала не слишком рассчитывал, что его светлость виновен. Все это дело слишком сложно, и столь простое объяснение тут никак не подходит.

— Да, это не в стиле Вейла, — кивнул Крекенберн, наклоняя бутылку над своим бокалом. — Но есть и еще одна причина, по которой вполне можно его исключить.

— Какая же?

Крекенберн с наслаждением пригубил бренди.

— Не могу представить, чтобы Вейл хладнокровно расправился с женщиной. О нет, его никак не назовешь святым. Наоборот, в определенных обстоятельствах он крайне опасен. Как и ты, мой почтенный собеседник. Но в жизни не поверю, чтобы он расправился с женщиной. Даже за чертову древность.

Тобиас отчего-то вспомнил, с каким благоговением Вейл держал Чашу Аида.

— Даже если он высоко ценит эту чертову древность?

— Он проницательный, хитрый, умный игрок, умеющий обычно добиться цели. Но в подобной ситуации сумел бы найти другие средства, — заверил Крекенберн, чуть заметно улыбнувшись, прежде чем вновь глотнуть бренди. — Как и ты в определенных обстоятельствах.

Тобиас повернулся к огню, любуясь огненной пляской и размышляя над словами Крекенберна.

— Есть ли новости для меня? — спросил он наконец.

— До меня дошли кое-какие интересные слухи, касающиеся Ганнинга и Нортхемптона.

— Вот как?

Крекенберн для пущего эффекта помедлил, явно наслаждаясь моментом торжества.

— Говорят, что дома обоих джентльменов несколько месяцев назад могли быть ограблены.

Тобиас отставил бокал с таким стуком, что оставалось только удивляться, как это он не разлетелся вдребезги.

— Говорят? Могли быть?

— Никаких следов взлома. Ни разбитых стекол, ни сорванных замков. Никто точно не знает, когда и как исчезли вещи. Кое-кто считает, что владельцы, оба люди немолодые, могли сами куда-то подевать вышеуказанные украшения или, скажем, положить не на то место.

— О каких украшениях идет речь?

— У лорда Ганнинга пропали бриллиантовые серьги, принадлежавшие покойной жене. Нортхемптон лишился чудесного колье с жемчугом и изумрудами, которое должно было перейти дочери.

— Черт возьми! Значит, Селеста и в самом деле была воровкой, специализировавшейся на драгоценностях. И готов поклясться, ее безутешный муженек был с ней в одной упряжке!


— Говард, заходите и садитесь.

Лавиния отложила перо и журнал, в котором вела записи, и показала гостю на стул.

— Кажется, в чайнике еще остался чай. Выпьете чашечку?

— Спасибо, дорогая.

Говард закрыл за собой дверь кабинета, но, вместо того чтобы сесть, подошел к столу и уставился на хозяйку.

— Сегодня утром я не мог найти себе места, вот и решил прогуляться, — сообщил он, разводя руками. — И не успел оглянуться, как очутился у вашего крыльца.

— Понимаю, — мягко заметила она. — Вам не терпится узнать, как идет расследование.

— Должен признаться, что только об этом и думаю. Он вынул из кармана часы и принялся рассеянно вертеть их в пальцах. Золотые брелоки подпрыгивали и звенели.

— Скажите правду, Лавиния, вы в самом деле можете найти негодяя, убившего мою Селесту?

Лавиния напомнила себе, что Тобиас считал нужным как можно чаще успокаивать клиента.

— Мы постепенно продвигаемся вперед, — твердо ответила она. — И уверены, что найдем убийцу.

— Моя дорогая Лавиния.

Брелоки равномерно раскачивались перед ее глазами.

— Что бы я делал без вас. — Голос Говарда становился все тише и настойчивее. — Мой дорогой, дорогой друг. У нас так много общего. Сколько всего, о чем мы можем поговорить. Сколько всего нам предстоит познать вместе, мой дорогой друг.

Его пристальный немигающий взгляд и блеск золота чем-то тревожили ее. Выводили из равновесия. Неужели он пытается обманом погрузить ее в транс? Не может быть! Ведь это ее старый приятель Говард! Он не стал бы извлекать выгоду из собственного умения. Неустанное раскачивание брелоков — всего лишь неприятное совпадение, не более. Ведь он знал ее родителей!

— Такой драгоценный друг…

И тут Лавиния неожиданно поняла, что должна немедленно отвести глаза. Ее так и тянуло отвернуться, но сделать это оказалось на удивление трудно. Она коснулась серебряного медальона, висевшего на шее, и неприятные ощущения ослабли. Лавинии сразу стало легче. Опустив голову, она еще раз просмотрела страницу раскрытого на столе журнала.

— Ваш визит весьма кстати, Говард. Я делала кое-какие заметки и обнаружила, что возникли некоторые вопросы.

— Я расскажу вам все, что знаю, мой драгоценный друг! — патетически воскликнул Говард голосом звучным, как церковный колокол. — Что вы хотите знать?

— Простите мою неделикатность, но как вы узнали, что Селеста вам изменяет?

— Откуда мужчина узнает подобные вещи? По мелким, почти незаметным признакам, которые я на первых порах старался игнорировать. Чаще стала отправляться за покупками и возвращалась все позже, иногда с пустыми руками. Иногда, без всяких видимых причин, становилась слишком веселой, взволнованной или резкой и нетерпимой. Что я могу сказать? Она вела себя, как всякая влюбленная женщина.

Лавиния подняла глаза и отчего-то вновь уставилась на качающиеся брелоки. На этот раз потребовалось куда больше усилий, чтобы заставить себя отвернуться. Она задыхалась. Перед глазами плыл туман.

— Я ответил на ваш вопрос, мой дорогой, дорогой друг?

Нет, ей это чудится. Говард вовсе не пытается ввести ее в транс. Может, она тоже становится жертвой расстроенных нервов?

Вернувшись к своим заметкам, она попробовала сосредоточиться. Какой же еще вопрос нужно было задать?

Лавинии пришлось мучительно долго вспоминать, прежде чем она промямлила:

— Древность, украденная Селестой, принадлежала лорду Бэнксу. Вы с ним знакомы?

— Нет, мой дорогой друг.

Цепочка продолжала ходить взад-вперед, подобно маятнику.

— Как по-вашему, может, Селесте удалось с ним увидеться?

— Не понимаю, каким образом, — нахмурился Говард. — Разве что она знала его до нашей встречи.

— Об этой возможности я не подумала, — протянула Лавиния, постукав кончиком пера по чернильнице. — Интересно, откуда она проведала о браслете?

Тук… тук… тук…

— На это я ответить не могу, мой дорогой, дорогой друг…

Лавиния неожиданно сообразила, что постукивает пе — — ром в такт колебаний цепочки с брелоками, и поспешно отдернула руку.

— Вы пытаетесь установить, каким образом до Селесты дошел слух о браслете, — утвердительно заметил Говард.

— Совершенно верно.

Лавиния отложила журнал и на этот раз постаралась сосредоточить внимание на висевшей на противоположной стене картине. При этом она старалась принять задумчивый вид, чтобы не показаться невежливой.

После короткой паузы Говард с почти неслышным вздохом спрятал часы в карман жилета и принялся расхаживать по комнате.

— Думаю, логичнее всего считать, что любовник сообщил ей о местонахождении и цене украшения, — объявил он.

— Но в таком случае почему он не украл его сам? Воровство — дело опасное. Зачем посылать женщину?

— По всей видимости, чертов ублюдок опасался показываться в особняке! — с горечью выпалил Говард, стукнув кулаком по бедру. — Предпочел принудить мою Селесту! Использовал ее, а потом убил.

— Мне очень жаль, Говард. Я знаю, как вам тяжело.

— Простите меня. Вы всего лишь пытаетесь помочь, но стоит мне вспомнить о чудовище, задушившем Селесту, и я не в силах сдержать эмоции.

— Понимаю.

— Дайте мне минуту прийти в себя!

Говард резко отвернулся, делая вид, что читает заглавия книг на корешках. Немного погодя он повернулся и с грустной улыбкой заметил:

— Вижу, вы не утратили любви к поэзии. Сколько я помню, вы всегда увлекались Байроном и Шелли.