— У вас что-нибудь есть?

— Дорогая, у меня есть все.

Она огладила ладонями свои пышные груди, осиную талию и полные округлые бедра и исчезла за шторками. Моника услышала звук падения коробок и металлический свист передвигаемых платяных вешалок.

— Размер обуви? Тридцать восемь с половиной. Верно? — донеслось до нее из-за шторок.

— Да.

— Вы носите жемчуг, солнышко?

— Нет.

— Жаль. Я могу сразу распознать, где подделка, а где настоящая вещь. Не позволяйте никому дурачить вас. Драгоценности никакой суррогат не заменит. А вы драгоценность, солнышко.

— Я?

Трина стремительно появилась перед Моникой, и не с пустыми руками. Она откинула шторку в сторону, закрепив ее на позолоченном канделябре в форме розы, и перед Моникой открылось трехстворчатое зеркало, небольшая платформа и стул с прямой спинкой. Потом Трина выставила на платформу пару нежно-серебристых лодочек на невысоком каблуке, рядом положила под цвет им кожаную сумочку размером с ладонь, а через спинку стула перебросила простое, но элегантное платье из чарующего серебристо-голубого шелка.

— Оно похоже на мое замерзшее зимой озеро.

— Вы владеете озером?

— Да, — ответила Моника, околдованная прекрасным платьем, к которому хотела, но не осмеливалась притронуться; у нее никогда не было такого дивного платья. — Раньше я делала покупки только в универсаме. Это платье наверняка стоит значительно дороже, чем…

— Я принимаю кредитные карточки.

— Простите?

Трина опустила глаза.

— Полагаю, у вас нет ни одной карточки.

— Нет.

— Так я и думала. Похоже, никто в этом захолустном городке не имеет кредитных карточек.

— А как долго вы здесь работаете? — не удержалась от вопроса Моника.

— Шесть месяцев, — ответила Трина со вздохом. — При таком положении дел к зиме, возможно, я уеду. Здесь моя одежда не пользуется спросом. Так же, как и я, — добродушно рассмеялась она.

— Разве вы не знали, когда сюда ехали, что здесь ваш броский вид будет отпугивать людей?

— Нет, — помотала головой хозяйка. — Я унаследовала этот дом от дяди. Год назад я развелась и была готова к перемене места жительства. Должна признать, что здешние пейзажи просто потрясают.

— Все так говорят.

— Проблема в том… что нужно как-то зарабатывать на жизнь. — Трина пожала плечами и начала было убирать платье.

— Нет, постойте! — улыбнулась Моника. — Я ведь его еще не примерила.

— Знаете, а вы правы, — ответила улыбкой на улыбку Трина. — Вы первый посетитель из местных жителей, который воздал должное моим одеждам. Господи! Мне бы ваши ножки. С такими ножками я бы покорила Нью-Йорк! — засмеялась она и задернула шторки, чтобы Моника могла переодеться.

Когда хозяйка увидела Монику в серебристо-голубом платье, она восторженно ахнула.

— Вот это да, милочка! Вы сногсшибательны! У вас есть возлюбленный? Если нет, то в этом платье у вас не будет отбоя от ухажеров. Вы заставите позеленеть от зависти Синди Кроуфорд!

— Какую Синди?

— Неважно. — Трина взяла из шкатулки пару матово-серебряных серег, похожих на устричные раковины с большой жемчужиной внутри. — Совершенство. Больше нечего добавить.

Платье струилось по фигуре Моники, словно серебристый поток. Клинообразный вырез лифа приоткрывал лишь верх груди. Длинные рукава точно обрисовывали линию руки и на запястьях венчались скромными манжетами. Юбка ниспадала до лодыжек, и при движении ткань соблазнительно подчеркивала форму бедер и ягодиц.

— Вы колдунья!

— А вы богиня.

— У меня есть немного наличности, которую я собираюсь потратить. — Моника еще раз оглядела внутреннее пространство магазина, намеренно ничем не загроможденное. — Тем не менее я предложила бы вам своего рода торговую сделку.

— Торговую сделку?

— Да. У меня есть несколько довольно редких вещей, которые могли бы вас заинтересовать… для оформления магазина. А может быть, в качестве домашней утвари или с целью перепродажи.

— Вот как? И что же это за вещи?

— Вы когда-нибудь слышали про Фрэнка Ллойда Райта?..

Грэйс полировала Монике ногти, придав им серебристо-розовый оттенок, и между делом восхищалась ее платьем.

— Вам просто необходимо сделать педикюр. Хотите порвать эти модные колготки в первую же ночь? Тогда забудьте про педикюр. Я всегда говорила, что педикюр продлевает чулкам жизнь.

— Я редко ношу колготки. На ранчо они без надобности, — засмеялась Моника.

— Знаю, но ведь сегодня вечером вы идете на свидание.

— А как это связано с… — не поняла Моника.

— Мужчины любят, когда у женщин накрашены на ногах ногти. Это очень сексуально.

— Сексуально?

— Разумеется. Это их заводит, — рассмеялась Грэйс вместе с Моникой. — Я сделаю вам и маникюр, и педикюр всего за пятнадцать долларов.

— Ладно, — неохотно согласилась Моника. — И помогите мне с макияжем. По-моему, я никогда не научусь пользоваться кисточкой для туши.

— Обязательно научитесь. Нужно только время…

Остин приехал в город, когда уже сгустились сумерки. Визг тормозов и автомобильные гудки напомнили ему Чикаго. Моника просила встретить ее в семь у входа в салон красоты. Остин появился раньше. Эта ночь была важна для них обоих.

Сквозь окно салона Моника видела, как он переходил Мэйн-стрит. Мускулистый красавец в серых широких брюках, начищенных до блеска черных ботинках, бледно-синей рубашке с длинными рукавами.

— На нем рубашка из шелка! — ахнула Моника.

— Господи! — удивилась Грэйс, глядя в окно. — Никогда раньше не видела, чтобы мужчина носил шелк.

— Он выглядит великолепно.

Грэйс вручила Монике ее сумочку и торопливо проводила до дверей.

При виде Моники Остин остолбенел посреди улицы. Водитель грузовика дважды ему просигналил и крикнул:

— Уйди с дороги, дружище! Остин, подсмеиваясь над собой, перебежал через улицу.

— Ты сногсшибательна!

— Тебе нравится мой сюрприз?

— Очень, — оценил он. — Повернись-ка, дай оглядеть тебя.

— Я бы не стала тратить деньги, но… Остин приложил палец к ее губам.

— Забудь о деньгах. Я заплачу за платье. Откуда оно? — спросил он и взял ее под руку.

Они направились прямиком на городскую площадь, где уже играл оркестр, и по дороге Моника поведала забавную историю о Трине.

Появление Моники под руку с Остином произвело фурор. Моника ощущала себя не только красивой, но и желанной. И не только Остином.

— Привет, Моника. Привет, Остин, — улыбнулся им доктор, танцуя с Мирной позади них.

— Здравствуйте, доктор.

— Сегодня ты выглядишь очаровательно, Моника, — заметил Джейк Симмонс.

— Приятно видеть тебя в городе, Моника. Мы должны благодарить за это Остина? — полюбопытствовала его жена.

— Моника, ты самая симпатичная женщина в городе, — сказал один из дружков Джейка.

— Вы научились так хорошо танцевать в Чикаго, мистер Синклер? — спросила Остина Беатрис Куэй, кружась в паре со своим толстым мужем.

Одна мелодия сменяла другую, но для Моники они словно слились воедино. Этот вечер запомнится на всю жизнь. Комплименты со всех сторон обвевали ее, словно теплый ветерок.

Дети бегали с горящими бенгальскими огнями в руках, влюбленные целовались украдкой среди сосен и возле высокой ограды вокруг площади, мужья шептали что-то женам, пока оркестр играл блюзы. Такие праздники Моника видела раньше лишь на картинках.

— Ты не устала, любимая?

— Ничуть, — улыбнулась Моника.

— А как насчет жажды? Или чувства голода?

— Остин, тебе надоело танцевать?

— Вовсе нет, но хочется отведать вон тех пирогов, что продаются под навесом.

— Звучит заманчиво.

Едва они покинули танцплощадку, как на их место тут же заступила другая пара, ожидавшая своей очереди.

— Вот это да! Не думала, что здесь так много народу, — воскликнула Моника, ища глазами свободное местечко на каменной скамье недалеко от концертной эстрады.

— Поступим вот как. Я принесу кофе, а ты подыщешь нам места.

— Идет.

Билл Хайстетлер выжидал, пока отойдет Остин Синклер, как ждет своего часа ястреб.

— Привет, Моника, — вкрадчиво сказал он.

— Привет, Билл. Ты здорово выглядишь сегодня, ответила Моника, машинально повторив один из комплиментов, услышанных в свой адрес.

— Рад слышать. Потанцуем?

— Я жду Остина, — помотала она головой.

— Подождешь его в танце со мной.

Прежде чем она поняла, что происходит, Билл обнял ее за талию и прижал к себе с такой силой, что ее грудь буквально расплющилась о его тело. Они замерли на месте, не сделав ни шага в сторону танцплощадки.

— Что ты делаешь? — вдруг запаниковала Моника.

— То, что следовало сделать много лет тому назад. Или, возможно, я уже опоздал? Твой хахаль уже поимел тебя?

Моника хотела было дать ему отпор, но Билл зажал ей ладонью рот и стремительно потащил сквозь проем высокой ограды. Там он придавил ее к шершавому сосновому стволу. Кора царапала Монике спину. Она стала сопротивляться. Билл уже задрал ей юбку и протиснул одну руку под колготки, а другой больно мял грудь. Моника пронзительно закричала. Билл впился губами в ее рот.

— Сука!

Остин с двумя пластмассовыми чашками кофе и парой картонных тарелок с большими кусками морковного пирога крутил головой, высматривая в толпе Монику. Он уже приметил свободное местечко на каменной скамье.

В ту же минуту он услышал крик Моники. Поставил чашки и тарелки возле клумбы с петуниями и, кинувшись на звук ее голоса, полез сквозь прутья ограды.

Моника чувствовала запах спиртного изо рта Билла. Она изо всех сил ударила его в живот, но он тут же схватил ее за запястья и так вывернул их, что она взвизгнула от боли. Грудью и бедрами он сильнее вдавил ее в ствол дерева. Извиваясь по-змеиному, она пыталась вырваться.