Однако с каким бы презрением ни относился он к своим намерениям, это не помешало ему ринуться через весь дом к задней двери, чтобы сократить путь, и дальше, через прилегающий к кухне сад, к выходу из крытой галереи. «В конце концов, мне ничего особенного не надо – только посмотреть, по какой аллее она пошла. Если я не успею, потом найти ее в парке будет невозможно», – думал он.

Арману повезло. Очевидно, Ребекка пошла медленнее, поскольку, достигнув конца галереи, он заметил на центральной аллее мелькание ее зонтика.

Почувствовав невероятное облегчение, он замедлил шаг и, стараясь оставаться незамеченным, последовал за ней.

Глядя на ее зонтик, как он подпрыгивает вверх и вниз, Арман старался не думать о том, что делает. Однако краем сознания он все понимал. Арман шел и вел мучительный диалог с самим собой:

– Ведь Жак твой брат, а Ребекка его жена.

– Да, но она жена ему только на словах.

– Это не имеет значения. По закону, она его жена, и он ее любит. Я знаю, чего ты хочешь. Если ты это сделаешь, то нанесешь ему ужасную рану.

– Я не хочу причинять ему боль! С тех пор как умер отец, мы стали намного ближе, чем когда-либо прежде. Я знаю, если это случится сейчас, ему будет больно вдвойне. Но как быть с Ребеккой? Она несчастна. Это видно любому.

– Не твое дело.

– Нет, это мое дело. Она неравнодушна ко мне. Я знаю. Это можно прочитать в ее глазах. Я ощущаю теплую, сладостную волну, которая омывает ее и меня.

– При чем тут волна, спрашивается, когда то, что ты задумал, подло. Ты всегда считал себя человеком чести и гордился этим. А разве это дело чести – гоняясь по парку, подсматривать за женой брата, как заурядный волокита?

– Неправда! Я старался избегать ее. Старался. Ты знаешь, сколько я положил на это сил, но, черт побери, я ничего не могу с собой поделать!

Арман со всей силы ударил себя кулаком по бедру, надеясь, что боль наконец отгонит этот надоедливый голос, не дававший ему покоя, и на мгновение потерял ее из виду. Но потом за деревьями голубым пламенем снова вспыхнул ее зонтик, и он увидел, что Ребекка повернула к одному из старых павильонов, совершенно не заметному со стороны аллеи, поскольку весь он был увит диким виноградом и окружен разросшимся кустарником. От мысли, что сейчас, через несколько минут, он окажется наедине с ней в первый раз с того самого случая на холме у разрушенного дома, его сердце застучало от немыслимого восторга.

Глава 16

На вид павильон казался хрупким. Войдя в него, Ребекка оперлась спиной на одну из угловых колонн.

Было видно, что за ним уже давно перестали следить – дерево во многих местах подгнило, – но этот павильон был самый уединенный из всех, какие знала Ребекка. Кроме того, она считала его очень красивым.

Со стен уже давно осыпалась белая краска. Омытое дождями, выжженное солнцем дерево, из которого он был построен, приобрело мягкий серый оттенок, благодаря чему павильон сливался с окружающими деревьями и растениями и казался частью природы, как будто он не был построен, а вырос здесь.

Окруженный деревьями и кустами, скрытый за высокой травой, он казался зеленой пещерой. Сверху через густой навес листьев и остатки тонкой штукатурки проникало солнце, так что внутри он весь был испещрен крапинками бледного света.

Ребекка закрыла глаза и постаралась расслабиться, прислушиваясь к звукам: шелесту листьев, вскрикам белок и щебетанию птиц. О, дивные переливчатые весенние мелодии, сливающиеся в веселый хор! Какая это прелесть! Но странно, птичьи рулады навевали на Ребекку грусть. Да, пришла весна, да, вся природа пробуждается к жизни, но внутри у нее была поздняя осень.

Видимо, Ребекка действительно расслабилась, потому что из-под прикрытых век начали медленно скатываться слезы.

Треснуло дерево, как будто сломался сучок, скрипнула половица, и она открыла глаза. Перед ней стоял Арман. Он просто стоял и смотрел на нее, не делая никакого движения, чтобы подойти ближе. Его взгляд был прикован к ней.

Эти глаза… в них было что-то особое, интимное, настолько важное для нее, что Ребекка не могла оторваться от них. Внутри начал подниматься пенящийся восторг. Ребекка часто задышала, но все равно воздуха не хватало.

– Ребекка! – Он сделал к ней шаг.

Слово это было одновременно и мольбой, и приказанием. Ребекка поняла, что не станет его останавливать. Пусть подходит ближе. Он может даже прикоснуться к ней. Он может даже…

Продолжая смотреть ей прямо в глаза, Арман сделал еще один шаг, затем другой. Теперь он стоял уже совсем рядом, возвышаясь над ней, и все смотрел и смотрел. А она молчала, не в силах произнести ни слова, способная только неотрывно глядеть на него, сознавая, что если он сейчас ее поцелует, то все кончится (а может быть, только начнется?). И она хотела этого. Теперь ничто не имело значения – ни Жак, ни Маргарет, ни Фелис, ни даже ее родители. Наступил момент, когда исчезла грань между правильным и неправильным, эти понятия вообще перестали для нее существовать. Остаюсь только одно переполняющее ее всю желание.

Он медленно наклонился, а она так же медленно и бездумно, как подсолнух, который поворачивает свою голову к солнцу, опрокинула к нему свое лицо.

Его губы коснулись ее губ; в этот момент в нее проник обжигающий поток наслаждения, который мгновенно распространился по всему телу.

Не отпуская рта Ребекки, Арман обхватил ее руками, слегка приподнял, и она оказалась прижатой к нему всем телом. Его объятие было страстным, почти болезненным. А руки – одна на спине, другая пониже – обняли ее так, что она почувствовала себя его частью.

А затем они оказались на ее волосах – его руки, – на груди, в это время язык раскрыл ее губы и коснулся языка. И тут она подпрыгнула, потому что его язык коснулся самой ее женской сущности, наполнив почти непереносимой жаждой.

Оторвав свои губы от его губ, она громко всхлипнула, и он тут же прижал свою щеку к ее щеке.

Нижней частью своего тела она могла ощущать, как к ней прижимается что-то твердое, прижимается и трепещет от желания. Сознание того, как сильно он ее хочет, еще увеличило ее восторг.

Он взял ее за подбородок и опрокинул лицо, ища рот, чтобы снова соединить его со своим. Руки теперь работали над пуговицами платья; но они были маленькими, эти пуговки, и отказывались починяться его пальцам, потому что сейчас эти пальцы были очень неловкими.

Он издал стон отчаяния и отпустил ее на мгновение, чтобы наклониться и поднять юбку. Затем его руки, такие восхитительные, такие ищущие, скользнули по талии, захватили край панталон и сдернули их. А она, w> думая ни о чем, переступила через них и отшвырнула в сторону ногой. В это время его руки уже начали ласкать ее ягодицы и бедра.

Затем он поверг ее на покрытый листьями пол павильона. Его пальцы, крепкие, но очень нежные, ласкали ее тело, а рот и язык теперь уже полностью овладели ее ртом.

Возбуждение Ребекки достигло того предела, за которым невозможно сдержать себя. Она протянула руки и начала его ласкать, ласкать везде.

Арман несколько мгновений повозился со своей одеждой, а затем встал на колени. Ребекка лежала перед ним, часто дыша. Еще одно его горячее касание, всего только одно, и она с радостью открылась. Открылась без малейших колебаний.

Ребекка находилась в таком состоянии возбуждения и восторга, что едва заметила короткую боль, сопроводившую его первое вторжение. А когда он начал свои ритмичные движения, она стала двигаться тоже, инстинктивно приспосабливаясь к нему. Ребекку наполнял мощный прилив любви и ощущение близости с этим человеком, чье тело было теперь частью ее тела.

Ребекка не представляла, сколько прошло времени. По-видимому, она заснула, потому что ее разбудил какой-то звук, раздававшийся за стенами павильона.

Она вздрогнула, открыла глаза и испуганно оглянулась. Вдруг сейчас здесь появится кто-то и…

Но никого не было видно, и никаких звуков, кроме лесных, больше не раздавалось.

Арман лежал рядом, перебросив левую руку через ее тело, а правую подложив под голову. Дышал он ровно и тихо; она даже подумала, что он спит, но когда посмотрела, то увидела, что он смотрит на нее во все глаза, а его лицо, которое она привыкла видеть таким мрачным, светилось счастливой улыбкой. Ей показалось, что он выглядит сейчас почти как мальчик.

– Ребекка, – произнес он нежно. – Моя милая, прекрасная Ребекка.

Она улыбнулась ему. О, как это дивно – чувствовать себя рядом с любимым! Как дивно ощутить себя наконец женщиной, полноценной женщиной, переполненной его жизненным соком.

– Я не стану говорить, что сожалею о случившемся, – медленно проговорил он. – Это было бы ложью. И никогда не буду сожалеть о том, что между нами произошло. Но я хочу, чтобы ты знала: ничего заранее я не замышлял. Соблазнять тебя у меня не было намерения. Просто я не смог совладать собой.

– Похоже, то же самое можно сказать и обо мне, – отозвалась Ребекка, иронически улыбаясь.

Внезапно он сильно прижал ее к себе.

– О, Ребекка! Как же я тебя хотел, и как долго. Господь знает, что я старался держаться от тебя подальше, но выдержать такое может только святой, да и то не каждый. Ребекка…

Тронутая его словами и страстью, в них заключенной, она наклонилась и поцеловала его в губы.

– Да, Арман.

– Давай уедем отсюда. Оставь Жака, и мы уедем вместе. Найдем место, где нас никто не знает. Это большая страна, места здесь много.

Ребекка спрятала голову на его груди. У нее перехватило дыхание. О таком она даже и не помышляла! Такое ей даже в голову не приходило! У нее вообще из головы вылетели все мысли с того момента, как он появился в павильоне. И хотя теперь она понимала, насколько сильно любит Армана, все равно то, что случилось, произошло как бы помимо ее воли. Оставить Жака? Да возможно ли такое? Ведь будет ужаснейший скандал!

– Ребекка! – Откинув голову назад, он посмотрел ей в глаза.