— Отпустите меня! — гневно воскликнула Шерон. Ее голос дрожал. Она была потрясена. Она не хотела даже смотреть на Алекса. — Отпустите меня!

Но Алекс еще сильнее сжал ее локоть.

— Шерон, — прошептал он, быстрым взглядом окидывая двор, — тебе придется побыть моей арестанткой. Если будешь сопротивляться, мне придется ударить тебя. Пойми, тебе грозит опасность.

Шерон ошеломленно посмотрела на него, начиная понимать.

— Если ты думаешь, что я буду насиловать тебя всю дорогу до Кембрана, то ты заблуждаешься, — насмешливо сказал Алекс. — Я, конечно, намекал на это, но только чтобы развеселить солдат. Я вынужден был, иначе они забрали бы тебя с собой, — извиняющимся тоном добавил он. — А теперь пойдем, нам нужно поскорее убраться из этого города. Здесь, кажется, начинается охота на ведьм. — Он решительно потянул ее за руку.

— Нет! — отчаянно воскликнула Шерон. — Нет! Пожалуйста! — Алекс растерянно остановился и проследил за ее взглядом. Она смотрела на Оуэна. Он лежал на спине, лицо его было спокойно, невидящие глаза устремлены в небо.

— Он мертв, Шерон, — осторожно сказал Алекс. Но она высвободила руку, и он не стал удерживать ее.

Она опустилась на колени рядом с покойником и убрала влажные волосы с его лба. Потом дрожащей рукой закрыла ему глаза.

— Оуэн, — прошептала она. — Оуэн…

Она склонилась над ним и поцеловала его в холодные губы. И было непонятно, ноябрь или смерть так охладили их. Она поднялась на ноги.

— Пойдем, — сказал Алекс, обнимая ее за плечи.

— Мы не можем бросить его. — Шерон смотрела на него затравленным взглядом.

— Нам придется оставить его, — твердо сказал он, и она снова увидела перед собой графа Крэйла, но на этот раз уже не презрительного и не жестокого. — Я позабочусь, чтобы его привезли похоронить в Кембран, Шерон. Но сейчас нам нужно уйти.

— Я не могу уйти, — сказала она. — Я не знаю, что с Йестином, с Эмрисом, дедушкой. Я не могу уйти без них. Я должна найти их.

Алекс тихо чертыхнулся.

— Ты, наверное, слышала поговорку про иголку в стоге сена, — сказал он. — После утреннего погрома каждый в этом городе сейчас трясется за себя. И нам остается только надеяться, что в ближайшие несколько дней все благополучно доберутся до дома.

— Александр. — Конечно, она понимала, что он прав. Но сама она не могла руководствоваться только рассудком. Ей так хотелось надеяться на чудо. И ей хотелось, чтобы он надеялся вместе с ней. — Прошу тебя.

На мгновение Алекс закрыл глаза, а когда открыл, то увидел пятерых арестантов, понуро бредущих под прицелом винтовок к дверям гостиницы. Кембранцев среди них не было.

— Что ж, — вздохнул Алекс. — Видимо, все-таки придется нанести визит вежливости майору.

Он расстегнул верхние пуговицы плаща и вытащил шейный платок, мокрый и мятый. Он снял его, взял правую руку Шерон, завязал на ней крепкий узел, а другой конец платка привязал к своему поясу. Шерон удивленно следила за его руками.

— Меня привели сюда тоже на привязи, — некстати сказала она.

— И ради Бога, — предостерег Алекс, — ты должна быть понурой и покорной, поняла, Шерон? Если ты станешь перечить, если не будешь держать язык за зубами, то мне придется дать тебе затрещину.

— Хорошо. Я буду понурой и покорной. Как ты думаешь, они арестовали Йестина?

Господи, только бы они не арестовали его! Только не Йестина! И что они собираются делать с арестантами? Расстреляют? Повесят? Отправят на каторгу? В тюрьму? Господи, только бы они не арестовали Йестина!

— Надеюсь, что нет, — ответил Алекс, направляясь к дверям гостиницы решительной и уверенной поступью, так что Шерон пришлось бежать вприпрыжку, чтобы поспевать за ним.

Они оставили Ньюпорт только к вечеру. Первоначальное чувство облегчения, которое испытал Алекс, когда обнаружил Шерон живой и почти не пострадавшей, желание поскорее убраться из злополучного города вскоре сменились беспокойством за остальных людей, и он решил, что будет искать их до последней возможности. Да и Шерон была твердо настроена найти своих родных.

Алекс понимал, что сейчас им уже ничего не угрожает. В городе больше не стреляли; кошмар начался и закончился еще до того, как он прибыл к Уэстгейтской гостинице. Его повадки и внешность, внушительный голос и правильный английский выговор были столь убедительны, что ни у кого не возникало вопросов или сомнений в том, кто он и что он собой представляет, как не возникало и желания оспорить его право на Шерон.

Майора и его свиту немало повеселил вид женщины, привязанной за руку к поясу Алекса, ее опущенный долу взгляд и поникшие плечи. Они потешались над предстоящими ей испытаниями по дороге от Ньюпорта до Кембрана, на которые неоднократно намекал Алекс за беседой. Похоже, эти мерзавцы считают изнасилование забавным и самым подходящим наказанием для женщины, с отвращением подумал Алекс.

Во дворе перед гостиницей по-прежнему лежали убитые. Кембранцев среди них не было. Шерон, бледная и отрешенная, только покачивала головой в ответ на его вопросительные взгляды. Сам Алекс еще не был уверен, что хорошо знает в лицо всех жителей Кембрана. Майор позволил ему осмотреть содержавшихся под стражей арестантов, но и среди них не оказалось ни одного знакомого им лица.

Они долго еще бродили по улицам после визита к майору. Во время обеда, на который он пригласил графа, Шерон стояла сбоку от Алекса. Он не решился попросить для нее стул. Единственное, что он позволил себе, — так это поделился с ней несколькими кусками мяса из своей тарелки. Но даже при этом он счел благоразумным насмехаться над ней и заставлять ее благодарить за каждый кусок. Майору страшно понравилось это развлечение.

Алексу оставалось только догадываться, как отреагировал бы майор, если бы вдруг узнал, что Шерон — его любовница и что сам он вовсе не такой, за кого они принимают его.

День близился к вечеру, улицы пустели на глазах. Кое-где еще можно было встретить немногочисленные группы солдат и констеблей, ведущих очередную группу задержанных, которых им удалось вытащить из укрытий. Даже законопослушные граждане не рисковали лишний раз показываться на улицах, чтобы их по ошибке не приняли за бунтовщиков.

— Думаю, кембранцам удалось спастись, — сказал Алекс, чувствуя облегчение и в то же время тревогу. Подобная удача казалась слишком невероятной. И, черт возьми, думал он, они, право, не заслуживают такой улыбки судьбы. Ведь он предупреждал их, но они не послушались его. — Вряд ли кто-то из них будет сейчас прогуливаться по улицам Ньюпорта. Нам остается только начать стучаться в дома и спрашивать, не прячется ли в шкафу кто-нибудь из жителей Кембрана.

Шерон не улыбнулась, даже не посмотрела на него. Алекс заглянул ей в лицо и понял, что она не слышит его.

— С ним все в порядке, Шерон, — сказал он, едва сдерживаясь, чтобы не обнять ее. — Он сейчас наверняка на пути к Кембрану.

— Они заставили его, — заговорила Шерон дрожащим голосом, — заставили, хотя он и заявил им, что не согласен с ними. Оуэн никогда не понимал, что у мальчика свои убеждения. Он считал, что все должны думать одинаково — так, как он! — Она вздрогнула и осеклась. — Господи! Оуэн мертв.

— Он знал, чем рискует, Шерон, — сказал Алекс. — Он верил в то, что делал, и готов был умереть ради своего дела. Я не испытываю к нему теплых чувств, но должен сказать, что уважаю его.

Шерон молча смотрела в землю.

— Ты любила его? — тихо спросил Алекс.

— Да, — сказала она, и его сердце оборвалось. — Любить можно по-разному. Я любила его не так, как женщина любит мужчину. И я во многом была не согласна с ним. Мне не нравилась его нетерпимость и та легкость, с которой он мог простить насилие или даже сам пойти на насилие. А вчера я даже ненавидела его — ненавидела за то, что он сделал с Йестином. Но каким-то необъяснимым образом, несмотря ни на что, я все-таки любила его. Да, я любила его. Хотя он и был среди «бешеных быков» и участвовал в той порке. Я любила его. Ты понимаешь меня?

— Да, — сказал Алекс, испытывая облегчение. Да, он понимал ее. — Шерон, нам пора идти. Может быть, мы еще догоним Йестина на дороге. А может быть, он раньше нас доберется до дома и будет сходить с ума от беспокойства за тебя.

— Да, — согласилась она. — Дай Бог, чтобы Оуэн оказался единственной жертвой этого безумства.

— Аминь, — откликнулся Алекс. — Пойдем. Мы выйдем из города, и я наконец развяжу тебя.

— Какое безумие, — повторила Шерон, идя следом за Алексом. — Сколько насилия… — Ее бил озноб. — И все во имя свободы. Александр, а есть ли она?

— Она в сердце и в разуме человека, в его отношении к жизни, — ответил он. — Человек должен найти ее в себе, в своей семье, в кругу близких ему людей. Наверное, весь секрет в том, чтобы уметь заглянуть в себя, а затем посмотреть вокруг и подумать, что ты можешь сделать, чтобы изменить мир — тот, который окружает тебя и который ты в силах изменить. Это, конечно, возможно не для всех, но для нас возможно, Шерон. Для Кембрана возможно.

— Потому что ты — наш хозяин, — сказала она. — Ах, что за слово — хозяин…

— Да, в чем-то ты права, — согласился Алекс. — Но и мне не все подвластно. Мы живем в мире, который устроен по определенным законам, Шерон. Никто не в состоянии разом изменить его. Каждый из нас может внести свою лепту, и каждый должен начинать с себя. Не обвиняй меня в том, что у меня есть деньги и власть. Сами по себе они ничего не значат. Важно, как я употребляю их — во благо или во зло.

Она вдруг рассмеялась, хотя в ее смехе не было веселья.

— Нашли же мы время и место для серьезных разговоров, — сказала она и, помолчав, задумчиво добавила: — А ведь ты сегодня действительно употребил свою власть. Чтобы дать мне свободу. Но для этого тебе пришлось привязать меня и полдня издеваться надо мной. Что за парадокс! Должна еще раз поблагодарить тебя.

— Раз ты считаешь, что я употребляю власть, — сказал Алекс, — то я торжественно объявляю тебе, Шерон: мы вышли из города, и я своей властью развязываю твои руки! — Он остановился, освободил ее запястье и улыбнулся. — Мне бы сердиться на тебя, что ты с таким безрассудством побежала спасать Йестина. Ведь ты не могла не понимать, что тебе не удастся убедить Оуэна Перри отпустить его. Но я не сержусь, а вновь, как обычно, склоняю голову перед тобой — о отважнейшая из женщин! — Он нежно погладил ее посиневшее запястье, поднес ее руку к губам и поцеловал.