Он дома.

И здесь он нашел свою любовь.

— Но почему, Александр? — спросила Шерон.

— Потому что я так хочу, — ответил он, — и потому что я могу это сделать.

— Ты делаешь это ради меня? — Ее голос был таким тихим, что он едва разобрал ее слова.

— Отчасти, — сказал он. — Но не только. Отчасти, Шерон, я делаю это ради тебя. Я полюбил долину, этот город и этих людей — но в моем сознании они неотделимы от тебя.

— Мне пора идти, — сказала Шерон, отрывая голову от его плеча и вставая.

Алекс встал вслед за ней, взял ее руки в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.

— Я тоже почти не спала сегодня, — призналась она тихо. — Я просыпалась несколько раз, долго ворочалась и не могла уснуть. И ты мне снился.

Алекс улыбнулся.

— Назови меня так, как называла в горах, — попросил он.

— Кариад? — Она удивленно подняла брови и вспыхнула. А потом посмотрела на его губы и прошептала: — Кариад.

Он нежно поцеловал ее.

— Я должна идти. — Она высвободила свои руки. Алекс проводил ее до двери и, выпустив, долго смотрел ей вслед, пока она проходила через холл, пока сбегала по ступеням парадного крыльца, пока дворецкий не закрыл за ней дверь.

Боже праведный, он любит ее. Любит ее тело, ее ум, ее душу. Любит ее. Однако их отношения до странности сложны и запутанны. Она не желает быть его любовницей и в то же время не отвергает его совсем, допускает такое, что изредка они смогут быть вместе и любить друг друга. Они не стали любовниками, но она позволяет ему целовать себя и желает этих поцелуев. Желает любить его и называть любимым.

Какая она щедрая женщина, эта Шерон Джонс! Ночью в горах она отдалась ему, не задумываясь о том, что получит взамен. И теперь щедро дарит ему свою любовь — да, это любовь, — не требуя взамен даже покровительства. Ей нужна только уверенность в нем, вера в чистоту его помыслов. Ей не нужны алмазы и изумруды, как она сказала. Ей нужно верить ему.

Будь в его распоряжении вселенная, думал Алекс, он бы бросил ее к ногам этой женщины. Что ж, у него нет таких богатств, но кое-что у него все-таки есть. И он расстелет это ковром перед ней, чтобы она ступала по нему, смотрела вокруг и радовалась тому, что видит.

И чтобы знала, что не напрасно поверила ему.

Глава 18

Алекс проснулся в холодном поту и, уставясь взглядом в складки балдахина над кроватью, с тревогой прислушался. К тому времени, как он освободился от пут сна, звук уже затихал где-то вдали, но Алекс узнал его. Это выли «бешеные быки».

Проклятие! Он лежал, стиснув зубы и сжав кулаки. Как же он был глуп, когда убедил себя, что теперь все быстро пойдет на лад, что все примут его предложение и, с энтузиазмом взявшись за переустройство своей жизни, забудут о прошлых недоразумениях!

За эти три дня он не получил никаких вестей от Оуэна Перри. Зато ему пришлось многое выслушать от своих соседей, которые упорно держались и ни в чем пока не уступили своим рабочим.

Да чтоб им гореть в адском пламени! Опять они пришли наказать каких-то бедолаг. Без какой-либо на то причины. Алекс задумался, не окажется ли вновь среди наказанных молодой родственник Шерон. Наказывают ли «бешеные» дважды одного человека? Алекс пообещал себе, что завтра снова вызовет в замок Оуэна Перри и разузнает, нельзя ли как-нибудь по мирному решить это дело, а заодно спросит его, на какое число назначена встреча.

Но вновь леденящий душу вой достиг его слуха, и он, соскочив с постели, подбежал к окну. И разумеется, ничего не увидел в кромешной темноте ночи. Может, стоит одеться и прогуляться туда, откуда доносятся крики? Но к тому времени, пока он доберется, «бешеные» скорее всего уже уйдут. Если они следуют заведенному правилу, то сегодня они пришли только предупредить жертву, они никогда не наказывают без предупреждения. Да и вообще, даже если он и найдет их, что он сможет сделать — один против десятерых?

Его размышления прервал новый крик — на этот раз он раздался в замке. Верити! Наверное, она проснулась и испугалась страшного воя. Алекс схватил халат, поспешно просунул руки в рукава и выбежал из спальни, на ходу завязывая пояс.

Няня Верити была уже у постели девочки, но Алекс отослал ее и взял на руки плачущую, перепуганную дочь.

— Все в порядке, родная, — шептал он. — Все в порядке.

— Я боюсь, папа, — плакала она. — Там волки. Они придут и съедят меня.

— Папа с тобой, — сказал Алекс, крепко стиснув ее в объятиях, чтобы она могла почувствовать их надежную защиту. — Мы в замке, за толстыми стенами. Никто не придет, никто не съест мою дочку. Папа не впустит сюда никого.

— Волки, — хныкала Верити ему в шею. — Няня сказала, что это волки. Я боюсь волков.

Да, наверное, ей лучше думать, что это дикие звери, а не люди свирепствуют по ночам, подумал Алекс.

— Это не волки, малыш, это просто дикие звери, которые водятся в здешних горах, — сказал он. — Они никогда не подходят близко к Кембрану или к замку, потому что боятся людей. Но иногда они воют по ночам, и эхо разносит их вой, и поэтому кажется, что они близко.

— Я боюсь, папа. — Верити прижалась к нему еще теснее.

— Я знаю. — Алекс стянул с кровати одеяло и, закутав в него дочь, опустился с ней в кресло. — Они и в самом деле страшно воют, ну и что с этого? Тебе незачем бояться их. Папа всегда сумеет защитить тебя. Он никому не даст в обиду свою маленькую дочурку.

Верити жалобно всхлипнула и устроилась поудобнее у него на коленях.

— Побудь со мной, — попросила она.

— Конечно. — Он поцеловал ее теплую взлохмаченную макушку. — Вот, слышишь, они опять воют. Послушай их, когда ты с папой. Видишь, ведь не так уж и страшно, правда? Ты здесь, а они где-то далеко.

Верити еще раз вздохнула и закрыла глаза.

Вой прозвучал трижды. Значит, должно быть три жертвы. Алекс еще больше часа сидел в спальне дочери, держа Верити на коленях, потом поднялся и бережно, не разворачивая одеяла, положил ее на кровать. Она не шевельнулась. Алекс смотрел на спящую дочь и ощущал, как к сердцу подкатила сильная, почти до боли, волна любви.


Сон слетел с Шерон в одно мгновение. Она села на кровати, подтянув ноги, упершись лбом в колени. Ужас холодными мурашками пробегал по ее спине. Вряд ли когда-нибудь она сможет привыкнуть к этим звукам. Казалось, что те, кто воет, хотят разбудить весь поселок, навести ужас на всю округу. И это им удалось.

Йестин, тут же подумала она. Они опять пришли за Йестином. Но нет, не может быть. Они не наказывают дважды.

Она ненавидела «бешеных быков». Она ненавидела насилие. Разве люди не имеют права сами решать, как им поступать? Разве не может большинство делать то, что они сочтут нужным, не унижая меньшинство, не доказывая каждый раз свое превосходство?

— Шерон? — Это был Эмрис. Он спускался вниз по лестнице. — Как ты? Испугалась?

— Думаю, весь Кембран сейчас перепуган, — ответила она. — Ах, как я ненавижу их, Эмрис! Когда они наконец оставят нас в покое?

— Шерон, ты не спишь? — Дедушка тоже спускался вниз. — Прошу тебя, дочка, сиди дома. Никаких прогулок к Джонсам!

— Дедушка, они ведь пришли не за Йестином, правда? — спросила Шерон, с надеждой ожидая от него подтверждения, хоть и понимала, что этого никто не может знать наверняка.

Он не успел ей ответить, как вновь раздался грозный вой, и на этот раз так близко, что все они вздрогнули от неожиданности, а рука Эмриса, лежавшая на плече Шерон, так сжала его, что та чуть не вскрикнула от боли.

И тут же заплясала входная дверь. Задвижка, не выдержав мощного натиска непрошеных гостей, полетела на пол, и дверь распахнулась. На кухню влетели трое здоровенных мужчин, вооруженных палками, с мешками на головах, в которых чернели прорези для глаз. Еще несколько маячили у них за спинами во дворе.

— Черт побери! — зарычал Эмрис. — Что вам надо? Куда вы ломитесь?

— Именем Господа! — Хьюэлл Рис поднялся в полный рост. — Говорите ваше дело, «бешеные быки».

Один из «бешеных» выступил вперед, поднял руку, указывая на Шерон, и заговорил хриплым шепотом. Голос его звучал из-под мешка глухо.

— Предупреждаем, — сказал он, — Шерон Джонс. Доносчикам нет места на нашей земле. Ты должна оставить работу в замке и не иметь больше никаких дел с графом Крэйлом. Если ты не послушаешься, мы придем за тобой через три ночи. Одумайся, Шерон. Признай свою вину и искупи ее. Сделай так, как вы велим.

— Прочь из моего дома! Боже, Боже, за что нам такое? — Гвинет Рис в белой ночной рубашке сбегала по лестнице, ее косы метались по плечам. Она схватила веник и подступила к непрошеным гостям. — Убирайтесь из моего дома — или я вымету вас вместе с грязью!

«Бешеные быки» повернулись и неторопливо вышли из дома. Гвинет с силой захлопнула за ними дверь.

Как странно, что ужас полностью лишает человека способности двигаться, при том что голова остается абсолютно ясной, подумала Шерон. Ее ноги стали ватными, руки тряслись, к горлу подступала тошнота, губы и язык не желали двигаться. Она судорожно хватала ртом воздух, словно разучившись дышать.

Они вернутся через три ночи, волоком потащат ее в горы и изобьют так же, как избили Йестина. Да нет, дедушка и дядя Эмрис не допустят этого. Оуэн не допустит этого. Он не допустит. Ох, Боже! Александр!

— Ничего-ничего, я помогу ей, отец, — услышала она голос Эмриса. — Ну-ка пустите меня, я посижу с ней.

Он сел на постель и усадил ее к себе на колени. Она едва понимала, что с ней происходит. Дедушка крепко, почти до боли, растирал ей ладони. Бабушка раздула угасавшие угли в печи и поставила на плиту чайник.

— У нее шок, — сказал Эмрис. — Ну-ка, вдыхай и медленно выдыхай. Дыши, девушка, дыши. И считай — раз, два, три. Раз, два, три. Вот так, вот так.

— Я убью этих чертовых ублюдков! — ревел Хьюэлл. — Вы только подумайте, они выбрали женщину, невинную женщину! Это неслыханно! Разве это по Писанию?