Глава 26

Брукс

Последние двенадцать часов я просидел в одном кресле в одной комнате, глядя на миссис Бун. Она вся была в трубках и капельницах, закачивающих в ее организм жидкости. Ее тело было все в синяках, но она не была сломлена. Я не мог себе представить, что ей пришлось пережить в одиночестве, за рулем, в автокатастрофе. Какие мысли крутятся у нее в голове? Что испытывает человек, переживая подобный ужас? Думала ли она о своих близких? Неужели за это мгновение она все забыла? Неужели она была настолько потеряна в тот момент, что воспоминания были не уловимы?

– Извините, мистер Гриффин, приемные часы окончены, – сказала молодая медсестра, войдя в палату. – И я знаю, что, возможно, это очень неуместно, но можно ли, пожалуйста, сфотографироваться с вами? – с надеждой спросила она.

Прежде чем я успел ответить, в палату вошла старшая медсестра, Сара.

– Ты права, Паула. Это очень неуместно. Я рада, что ты заметила, что это было недопустимо, и решила выйти из палаты.

Паула сильно смутилась и, не проронив больше ни слова, вышла из палаты.

– Простите, – сказала Сара. – Из-за вас девчонки буквально сходят с ума. Никак не могу понять почему. Я послушала ваши песни сегодня на перерыве. Это просто ужасно. – Она подмигнула. Она весь день время от времени заглядывала к нам с миссис Бун. Это была пожилая женщина лет шестидесяти, с мягким ласковым голосом, который исцелял раны сам по себе – даже когда с ее уст слетали оскорбления. – Не хочу показаться злой ведьмой, но приемные часы подошли к концу…

– Все в порядке, спасибо. Можно задержаться еще на минутку?

Она кивнула:

– Да, конечно.

– И еще… у меня есть вопрос. Возможно, это глупо, но я бы все равно хотел его задать.

– Говори, сынок.

– А она… меня слышит? – спросил я, засунув руки в карманы. – Скажите, она услышит меня, если я буду с ней разговаривать?

– Некоторые говорят – да, некоторые – нет. Между нами? – сказала она, подходя ближе ко мне. – Иногда мы говорим, чтобы выплеснуть в мир свои чувства. Лучше всего говорить, а не держать их в себе. А если наши близкие могут нас услышать… что ж, тем лучше.

Я улыбнулся и поблагодарил ее.

Сара повернулась было, чтобы уйти, но остановилась.

– И музыка. Говорят, что музыка помогает. Но полагаю, что вы и так это знаете.

Она права как никто.

Когда она ушла, я придвинул стул поближе к кровати миссис Бун и взял ее за руку.

– У меня есть эгоистичная просьба, миссис Бун. Кажется, именно в такие моменты вы говорите, что я идиот или что-то в этом духе, но я просто обязан вас попросить. Вернитесь. Очнитесь, но не ради меня, не ради себя, а ради Мэгги. Ей нужен перерыв, ей нужно, чтобы в ее жизни произошло что-то хорошее. Ей так много пришлось пережить… Поэтому я запрещаю вам. Я запрещаю вам оставаться в таком состоянии. Не знаю, знаете ли вы это, но вы ее лучшая подруга. Только вы поддерживаете ее, и я не могу позволить вам покинуть ее. Мне кажется, что тогда она тоже уйдет, а я эгоист, и поэтому я не могу этого допустить. Мне нужно, чтобы вы, девочки, поправились. Мне нужно, чтобы с вами все было в порядке. Сделайте это для меня. Я буду вашим должником. Только вернитесь к нам, миссис Б. Просто – вернитесь.

Я шмыгнул носом и, вспомнив последние слова Сары, придвинул свой стул еще ближе. Я наклонился к ее уху и тихо запел песню Отиса Реддинга «Sittin’ On The Dock of the Bay», которую она пела вместе со Стэнли.

Как бы мне хотелось, чтобы она меня слышала.



Почему я так боялся встречи с Мэгги? После восемнадцатичасового перелета и двенадцати часов в больнице я думал, что буду морально готов ее увидеть, но когда я подошел к ее дому, мои руки начали дрожать. Я нажал на звонок. Дверь открыла миссис Райли. Увидев меня, она нахмурилась. Мы не разговаривали уже много лет, с тех самых пор, когда она запретила мне появляться в ее доме, но на этот раз она отступила в сторону и впустила меня.

– Спасибо, миссис Райли, – сказал я.

Она слегка улыбнулась мне в ответ и исчезла в доме.

Я подошел к комнате Мэгги. Ее дверь была широко открыта, но там никого не было. Я вошел внутрь и увидел стопку книг. Все книги, которые я отправлял ей – и которые она так и не отправила обратно. Я открыл каждую из них, и в каждой были ее розовые закладки. Она ответила на все мои заметки. Но почему? Почему она так и не отправила их обратно?

Когда я обернулся с книгой в руках, читая ее записки, остановился, оторвавшись от книги.

Мэгги.

Она красивая.

Чертовски красивая.

Она сжимала в руках книгу. Мы неподвижно стояли, глядя друг на друга.

Мой желудок сжался. Я положил книгу, которую держал в руке, обратно на стол и отошел от него.

– Прости, – прошептал я.

Она несколько раз моргнула и потянула за кончики мокрых волос, все еще глядя на нее. И это все? «Прости?» Я не видел ее уже много лет. Ради нее я перелетел через океан. Я так давно не стоял так близко к ней, и вот первые слова, которые она слышит от меня, – «прости».

– Ты как? – спросил я. Она смотрела на меня, наклонив голову.

Я обратил внимание, что с нашей последней встречи Мэгги немного изменилась. Ее волосы стали короче, но все равно были ниже плеч. Она стояла, поджав губы, и едва заметно улыбалась, но не показывала зубов. Уголки ее рта были приподняты в слабой усмешке. Ее миниатюрная фигурка была изящной и хрупкой, а в голубых глазах читалось одиночество. Труднее всего было смотреть ей в глаза. Она почти не моргала. Но когда она это делала, ее ресницы порхали так быстро, словно она не хотела закрывать их.

– Как ты? – снова спросил я. Ответа не было. – У тебя сегодня все хорошо, Мэгги Мэй? – прошептал я.

Ее тело напряглось, и она пожала плечами.

Она была красива, как и прежде, но теперь ее красота врезалась в память. От нее хотелось смеяться и плакать одновременно.

Я шагнул вперед, чтобы положить свою руку ей на плечо, чтобы вспомнить, какая она на ощупь, но когда я двинулся, она отстранилась.

– Прости, – пробормотал я. – Я оставлю тебя в покое.

Она нахмурилась. Я и забыл, что хмурый взгляд может завораживать сильнее, чем улыбка. Я прошел мимо нее, наши руки соприкоснулись, и я почувствовал, как она дрожит. Или, может быть, я дрожу. Мне трудно было различить. Я остановился на пороге ее комнаты.

– Я скучаю по тебе, – выпалил я немного обиженно, немного честно, немного смущенно. – Я скучаю по тебе и не могу понять почему, потому что много лет назад ты четко дала понять, что хочешь, чтобы я уехал в Лос-Анджелес. Я скучаю по тебе, потому что ты перестала присылать мне книги. Я скучаю по тебе и не знаю почему, потому что ты совсем рядом. Нас разделяет всего несколько шагов, но мне кажется, что между нами гигантская стена. Почему я так скучаю по тебе, когда так близко?

Она стояла спиной ко мне. Я смотрел, как она наклоняется и кладет книгу на пол. Медленно она выпрямилась, повернулась ко мне и бросилась ко мне в объятья.

Она бросилась – в прямом смысле. Она подлетела ко мне, и я поймал ее и сжал в своих объятьях.

Боже.

Хорошо.

Как же хорошо обнимать ее. Прижимать ее к себе. Вдыхать запах ее волос, которые всегда пахли медом и цветами. Чувствовать, как ее губы касаются моего плеча. Обнимать ее.

Моя Мэгги Мэй…

– Не отпускай, – прошептал я ей в волосы. – Пожалуйста, не отпускай.

Она сжала меня сильнее.

В ту ночь мы лежали на ее кровати и слушали музыку на ее айфоне через одни наушники. Удивительно, как естественно было находиться в этой комнате рядом с ней. Говорят, что время меняет людей, и это правда. Мы изменились, но каким-то образом развивались как единый организм. Даже несмотря на то что нас разделяли сотни километров.