— Конечно, вас примут там с распростертыми объятиями, когда узнают, что вы мой друг, — обнадежил его профессор. — Они будут приветствовать вас и за то, что вы проявили себя как добрый самаритянин по отношению ко мне и к моей племяннице, и потому, что ваши идеи сходны с моими идеями и идеалами нашей дорогой…

Тут наступило легкое замешательство, потому что у профессора из головы неожиданно вылетело имя Заза, и он чуть не назвал ее принцессой. Но, к счастью, он вспомнил и произнес с удовлетворением:

— ., с идеалами нашей дорогой Заза!

— Неужели мадемуазель тоже увлечена символизмом? — с удивлением спросил Пьер Бувье.

— Я бы хотела принадлежать к их кругу, — поспешно ответила Заза, не дав профессору снова открыть рот.

Но как невозможно остановить вулкан, извергающий лаву, так и нельзя было угомонить профессора, вознамерившегося произнести монолог.

— Это прелестное дитя — моя способная ученица. Она так благоразумна, проницательна и вдобавок отчаянно смела. Конечно, она женщина, но разве это может послужить преградой в общении с выдающимися умами Европы, от которых она может многое почерпнуть.

Пьер Бувье посмотрел на Заза так, что она сразу прочитала его мысли. Молодому человеку явно казалось, что никакой интеллект не сравнится с внешним обаянием сидящей перед ним девушки. Ей захотелось сразу же доказать ему, что красота, ум и начитанность — вполне совместимые качества, но под его пристальным взглядом она все же немного робела.

Тем временем профессор, словно забыв о своей травме, продолжал горячо высказываться по поводу освобождения от буржуазных оков, о новой конституции, которая даст людям, обладающим интеллектом, преимущества перед противниками научного прогресса и свободы духа.

— Долой традиции! Отбросим все старое! Будем писать историю человечества заново! — восклицал он с горящими глазами.

Профессор охотно делился с Пьером самыми крамольными своими идеями.

— Нам нужно новое искусство! Нечто непохожее на ту скучную мазню на потребу средних классов, которую поставляют буржуазному обществу личности, подобные Дега и Ренуару.

Тут настала очередь и Заза посмотреть на учителя с изумлением. Ведь еще недавно он восхвалял этих художников, называя из вождями революционного восстания против академизма буржуазных салонов. Теперь же оказалось, что и импрессионисты ему не по нраву.

— Нас также не устраивают, — продолжал профессор, — развлекательные карикатуры и смакование уродства, чем занимается некий Тулуз-Лотрек. Он воплощение самой дешевой вульгарности!

— Так за что же мы будем все-таки бороться? Чего мы хотим от искусства? — с энтузиазмом спрашивал Пьер Бувье.

— Мы должны построить абсолютно новый мир. Мир, где дух человека вознесется до небывалой высоты, а искусство будет отображать этот величественный душевный порыв.

Заза догадалась, что Пьер Бувье, так же как и она, несколько озадачен хлынувшим из уст профессора потоком столь новаторских, но малопонятных идей, а главное, так же, как и она, Пьер был ошарашен манерой, с которой профессор изъяснялся. Его темперамент мог заворожить любого слушателя. Она уже привыкла к его вдохновенным высказываниям, но боялась, что новый знакомый воспримет их с некоторым удивлением. Однако казалось, что Пьер Бувье так же очарован старым профессором, как и она.

Как же им повезло, что он оказался на их пути. Ей нравились его уверенность в себе, спокойная и ненавязчивая вежливость и та быстрота, с которой он организовал их поездку до Парижа.

— А где вы собираетесь остановиться в городе? — спросил профессор, внезапно спускаясь с заоблачных вершин и снисходя к низменным материям.

Пьер Бувье с извиняющейся улыбкой пожал плечами.

— Как и вы, я в этом городе гость. Наверное, я все-таки разыщу место, где смогу преклонить голову.

Профессор взмахнул рукой, как бы отметая заранее все возражения.

— А почему бы не в нашем отеле? Он, конечно, не класса «люкс», и вам, наверное, это известно, но там чисто и кормят очень хорошо. Для людей нашего круга этого вполне, по-моему, достаточно.

— Я не хотел бы быть вам в тягость, месье.

— О чем речь, когда вы один из нас? Мы ведь братья — братья по духу. Разве этого не достаточно, чтобы мы находились рядом?

— Если вы будете так добры, что порекомендуете меня в постояльцы отеля, как и в члены общества «Восставших сердец», я на всю жизнь останусь вашим должником.

Хотя Пьер Бувье обратился с этими словами к профессору, Заза поняла, что на самом деле он мечтает о том, чтобы как можно дольше разделить ее общество.


Разбирая свои вещи в крохотном номере отеля, окна которого выходили на улицу Сен-Оноре, она чувствовала себя такой счастливой, как никогда еще в своей недолгой жизни.

Может быть, причиной этому был энтузиазм ее учителя или воздух этого дивного города, который она так мечтала наконец-то вдохнуть, а вероятнее всего, пылающие восхищением глаза Пьера Бувье.

Сколько доброты он излил на нее и на старого учителя с первого же мгновения их знакомства. И как ловко он помог им обосноваться в отеле «Де Шамс». Это было небольшое, но изящное по архитектуре здание, с окнами, плотно задвинутыми жалюзи. Как и другие дома в Париже, они были похожи, по выражению профессора, на прелестных женщин с опущенными из скромности глазами.

Пьер Бувье, как уже стало ей привычно, взял все хлопоты на себя. Оставив их с профессором ждать в экипаже, он устремился на поиски портье, а потом нанял носильщиков, чтобы доставить беспомощного старика в отведенный ему номер на третьем этаже.

Профессор остался доволен тем, что он увидел. В номере было на удивление чисто, а кровать оказалась весьма удобной.

— Осмелюсь ли я вас оставить, мадемуазель, — сказал Пьер, — чтобы вы смогли разобрать свой багаж, пока я устрою профессора как следует. Затем я узнаю у владельца отеля, какой поблизости практикует врач, и заеду за ним или отправлю посыльного.

— И вы все это готовы сделать? — чуть не задохнулась Заза в порыве благодарности, чувствуя свою беспомощность.

До этого момента она пребывала в растерянности, когда представляла, что ей придется раздевать профессора. Снимать одежду с мужчины было ей так же чуждо, как и расшнуровывать собственное платье. Ведь во дворце за ними с Рейчел ухаживали горничные.

Особенно принцесса страшилась того, что когда она подступится к профессору с предложением раздеть его, то он тут же вскричит, что не позволит сделать этого ее высочеству, и тем самым вызовет любопытство у прислуги в отеле.

И вот теперь свершилось чудо: Пьер Бувье взял все заботы на себя, и у нее гора свалилась с плеч. Молодой человек удалился, а Заза начала распаковывать свой саквояж.

Раньше ей никогда не приходилось самой собираться в дорогу и сейчас Заза с ужасом обнаружила, что, засовывая в спешке в саквояж платья, белье и шляпки, она превратила их в сплошное месиво. Вероятно, она вообще забыла дюжину самых необходимых для девушки вещей. Но, к великому своему облегчению, Заза обнаружила, что деньги спрятанные на самом дне саквояжа, на месте.

Монеты она держала в кошельке, подвешенном к поясу, и, по ее мнению, их должно было хватить, чтобы возместить все затраты Пьера Бувье на экипаж и перемещение профессора с места на место.

Если б она знала, сколько все это стоит, у нее на душе стало бы гораздо легче. Но ни учителя, ни графиня Гликсбург не догадались объяснить ей цену деньгам и курс обмена валют. Единственно, что она теперь знала, — то, что деньги очень легко украсть и их надо обязательно спрятать от рук грабителей. Но обсуждать этот вопрос с профессором было преждевременно, потому что он страдал от боли в ноге и был поглощен своими проблемами.

Занятая мыслями о том, куда припрятать свое богатство, Заза едва расслышала стук в дверь и поэтому вскочила в страхе, когда на пороге появился молодой мужчина.

Она была настолько растерянна, что в первое мгновение даже рассердилась.

— Кто разрешил вам войти? — воскликнула она.

— Мне показалось, что вы откликнулись на мой стук, — ответил Пьер Бувье, удивленный ее неприветливым видом. Заза ужасно смутилась.

— Может быть, вы и правы. Я стала такой рассеянной, потому что беспокоюсь о своем дядюшке.

— С ним все в порядке, он уложен в постель. Я послал за доктором. Не знаю, когда он прибудет, но не думаю, что вашему дяде требуется уж такая срочная медицинская помощь. Его нога не сломана, а точный диагноз скоро поставит доктор.

— Какие у вас есть основания так предполагать?

— Честно говоря, я не слишком хорошо разбираюсь в травмах, — признался Пьер. — Но я кое-что читал из медицинских книг и, кроме того, разбираюсь в лошадях. Человеческие кости мало чем отличаются от костей животных. Я посоветовал профессору приложить к распухшей ноге холодный компресс и побыть некоторое время в покое.

— Он будет очень разочарован, если не сможет повидаться со своими друзьями.

— А почему бы друзьям не навестить его в отеле?

Заза удивилась, почему ей самой не пришла в голову подобная идея.

— Конечно! — воскликнула она. — Вероятно, вы сможете сообщить им о том, что профессор ждет их у себя в номере.

— Предоставьте все мне, — произнес Пьер Бувье с поклоном.

— Как вы добры к нам! — не могла удержаться от восклицания Заза. — Но, пожалуйста, разрешите мне возместить все ваши затраты и чаевые, которые вы давали слугам.

Говоря это, она так покраснела, что сразу поняла, что выглядит очень наивной. К ее изумлению, молодой человек тоже покраснел.

«Это же абсурдно, — подумала она, — обсуждать денежные вопросы с человеком, который мне почти незнаком, и еще смущаться при этом. Надо просто спросить, сколько он истратил денег, расплатиться с ним, и дело с концом!»

Почему же она так робеет? Но ясно было, что Пьер Бувье тоже испытывал неловкость.

— Прошу вас, не будем говорить об этих вещах!

— Но я не могу позволить вам платить за нас… за моего дядю… Мы ведь так можем разорить кого угодно.