Значит, у него есть еще и сестра. И об этом она ничего не знала.

– Положим, драгоценности для вас потеряны, но ведь ваш отец должен был оставить вам какую-то недвижимость, – возразила Ребекка.

– Я унаследовал родовое поместье Саттертон, в Бедфордшире, – согласился Кеннет. – Пока мать была жива, поместье процветало. После ее смерти отец утратил к нему всякий интерес. Женившись на Гермион, он по ее требованию переехал жить в Лондон, а поместье заложил, чтобы купить в столице особняк и жить на широкую ногу. Его молодая жена перевезла в лондонский дом все ценное, что было в поместье, оставив нас ни с чем. А дом в Лондоне принадлежит теперь Гермион.

Увидев в глазах Кеннета затаенную боль, Ребекка окончательно сменила гнев на милость.

– Неужели ничего нельзя сделать, чтобы спасти поместье? – спросила она.

– Возможно, выход есть. – Кеннет поставил чашку на стол и, поднявшись, стал мерить шагами комнату. – Я изучаю такую возможность, но пока не уверен, что это даст положительные результаты.

Наблюдая за Кеннетом, Ребекка чувствовала, что он выложил ей не всю правду.

– Вы утаиваете что-то важное, – заметила она. Лицо Кеннета напряглось, глаза забегали.

– Мне присуща некоторая скрытность. Это было свойственно мне с самого детства, когда отец запрещал мне заниматься рисованием. За годы службы в разведке это чувство еще более развилось.

– Перестаньте жаловаться, – сказала Ребекка. – Вы скрываете что-то очень важное, и это гнетет вас.

– От взгляда художника ничего не утаишь. – Кеннет подошел к окну и стал смотреть на дождь, льющий как из ведра. – Вы правы, – сказал он. – Я невольно вовлечен в одно дело, которое не могу обсуждать в данный момент. Мне очень жаль. Поверьте, Ребекка, я стараюсь быть с вами предельно откровенным.

– Пытаясь оправдаться, вы совершаете еще больший грех. Ведь вы намерены осуществить задуманное.

– Думаю, до этого дело не дойдет. – Рука Кеннета взъерошила мокрые волосы. – Иногда нам приходится идти против нашей совести. Это печально, но ничего не поделаешь.

Ребекка поднялась и, подойдя к окну, встала рядом с Кеннетом, чтобы лучше видеть его лицо.

– Вы пришли в наш дом, чтобы причинить зло мне и моему отцу? – спросила она.

Морщинки в уголках глаз Кеннета стали заметнее.

– Когда я был солдатом, то убил много невинных людей, но тут уж ничего не поделаешь: страна находилась в состоянии войны, – еле слышно сказал он. – С тех пор я поклялся никогда больше не причинять вреда невинным людям.

Вне всякого сомнения, он опять недоговаривал, но Ребекке хотелось ему верить, и она поверила. Возможно, его тайна совсем не связана с их домом. Если целью его приезда в Лондон было спасти семью от полного разорения, то, возможно, он искренне переживает, что не может полностью посвятить себя работе. Такие честные люди, как Кеннет, в подобных обстоятельствах всегда испытывают чувство вины. Или, возможно, он задумал ограбить дом Гермион и сейчас мучится угрызениями совести. Ограбление – неплохая мысль, и здесь Ребекка была полностью на его стороне.

– Может, у вас есть жена или невеста, и вы решили порвать с ней? – спросила Ребекка, осененная внезапной догадкой.

– Нет! – резко возразил Кеннет. – У меня никого нет.

Ребекка почувствовала огромное облегчение. Сама не зная почему, она желала, чтобы он оказался свободным. Стараясь не выдать своего волнения, Ребекка продолжала:

– Мне почему-то кажется, что у вас есть женщина.

Кеннет судорожно сглотнул, и кадык дернулся.

– Была… У меня была женщина, когда я служил в Испании. Мария ушла к партизанам, чтобы сражаться с французами. Находясь в разведке, я часто встречался с партизанами; там мы и познакомились. Она отвергла мое предложение руки и сердца, потому что я не был католиком, но я думаю, причина была в другом: свобода родины была для нее важнее, чем любовь.

Ребекка вспомнила рисунок южной красавицы, обнаруженный ею в папке Кеннета. Наверняка это была Мария, и, судя по рассказу Кеннета, любовь была взаимная и отнюдь не платоническая.

– Испания сейчас свободна, – сказала она, стараясь не выдать своего волнения. – Наверное, пришло время снова попросить ее руки.

Шрам на щеке Кеннета побелел.

– Ее схватили французы и убили.

Ребекка чувствовала, что Кеннет никогда бы не рассказал ей о своем трагическом прошлом, если бы не ощущал себя виноватым в своей скрытности. Этот человек был похож на китайскую головоломку, где загадки наслаивались одна на другую. И как ни странно, они понимали друг друга.

– Простите, – прошептала она, – я не знала. – Ребекка дотронулась до руки Кеннета и посмотрела ему в глаза.

Рука Кеннета легла ей на талию, и в его глазах вспыхнул огонь желания. Он нагнулся и жадно поцеловал ее в губы, его длинные пальцы ласкали ей шею. Ребекка крепко прижалась к нему, чувствуя его сильное тело. Его желание вызвало в ней ответную страсть.

Их объятия становились теснее; страсть безудержно разгоралась. Руки Ребекки скользили по его спине. Какое прекрасное тело, какие плечи, какие сильные мускулы. Сам Микеланджело не отказался бы иметь такого натурщика.

Кеннет прервал поцелуй и откинул голову.

– Нам не стоит этого делать, – сказал он охрипшим голосом.

– Возможно. – Ребекка встала на цыпочки и слегка укусила его за нижнюю губу.

Кеннет застонал и снова поцелуем впился ей в губы. Языки их, жаркие и влажные, сплелись. Его рука скользнула по ее груди, и ее соски стали твердыми. Желание пронзило ее с новой силой. Может, им и не следует этого делать, но сейчас лучше не рассуждать, что хорошо, а что плохо.

Кеннет подхватил Ребекку на руки и понес к дивану. Она обнимала его за шею, лизала ее языком, ощущая приятный вкус его кожи.

Он бережно опустил ее на диван и отступил, тяжело дыша.

– Рыжик, ты вводишь меня в искушение, – сказал он.

Ребекка, потрясенная тем, что он отстранился от нее, молчала. Придя в себя, она беззаботно улыбнулась и игриво посмотрела на него.

– Ввожу в искушение? Но разве это плохо? Моя репутация и так загублена, так стоит ли останавливаться? Почему я должна лишать себя удовольствия?

Кеннет грустно улыбнулся.

– Тебе нравится дразнить меня, но мне бы не хотелось добавлять ко всем моим грехам еще один: совращение дочери моего хозяина.

Ребекка медленно спустила ноги с дивана и села, гордо выпрямившись. Конечно, она не красавица, но он испытывает к ней страсть. От этой мысли ей стало жарко.

– Но ты вовсе не совращаешь меня. Скорее наоборот. Не лучше ли нам продолжить то, что начали?

– Нет! – Кеннет снова взлохматил волосы. – Если бы ты знала…

– Опять секреты, – с раздражением сказала Ребекка, чувствуя, что ее настроение портится. – Трудно представить, какую вину должен испытывать такой благородный человек.

– Лучше не представляй, – с внезапной горячностью ответил Кеннет. – Значит, Богу было угодно, чтобы это случилось со мной.

Ребекка наблюдала, как Кеннет ходил по мастерской, любуясь мужественной грацией его движений. Он был гибким, как камышовый кот; воин с нежной душой художника. Господи, дай ей сил выразить все это на холсте. Она потерпела поражение, пытаясь соблазнить его, но он все равно будет принадлежать ей на портрете.

– Я думаю, вы долго не задержитесь в нашем доме, – сказала Ребекка. – Как только вы вернете себе свое имение, вы тотчас же покинете нас, поэтому мне лучше продолжить работу.

Ребекка направилась к мольберту, по дороге скручивая волосы в узел. Неостывшее желание будоражило кровь, обостряя восприятие окружающего, и ей не терпелось начать работу.

– Вы готовы, лорд Кимболл?

Кеннет направился к дивану, снимая с себя сюртук, развязывая галстук, расстегивая пуговицы рубашки.

– Мое имя все еще Кеннет.

«Но ты еще и виконт», – подумала Ребекка. Внезапно ей в голову пришла неплохая мысль, как поправить его финансовое положение. Интересно, как он воспримет ее предложение?

– Если вы хотите спасти Саттертон, женитесь на богатой наследнице. У вас есть титул. – Ребекка пристально посмотрела на Кеннета. – Вы человек приятной наружности. Многие богатые буржуа спят и видят, как бы им выдать дочерей за благородного человека, например как вы. Получите кучу денег, а дочь какого-нибудь торговца – титул.

Кеннет с неподдельным испугом посмотрел на Ребекку.

– Вы мне не поверите, но такая мысль никогда не приходила мне в голову. Это просто отвратительно.

– Но такие браки существовали всегда.

– И после этого говорят, что мужчины эгоисты. Лучше займитесь своим делом, Рыжик.

Ребекке начинало нравиться прозвище, которым Кеннет наградил ее; в нем было что-то игривое и сокровенное. Она перевела взгляд на холст. Пока на нем были только контуры ее замысла. Все пропорции соблюдены отлично. Сегодня можно нарисовать все более детально, отразить игру света и тени. Набрав с палитры немного краски, Ребекка положила тени вокруг лица на портрете, и внезапно ее пронзила мысль, которая неизбежно вытекала из ее полусерьезного предложения: ведь она сама богатая наследница. Она единственная наследница отца, да и мать оставила ей немалое состояние, которым распоряжалась только она сама.

Возможно, Кеннету претит мысль жениться на незнакомой ему женщине, тогда почему бы ему не жениться на ней? Если его заинтересует такое предложение, готова ли она принять его? Все это вызвало в душе Ребекки целую гамму чувств. С одной стороны, ей не хотелось терять свободу, с другой – ей была ненавистна мысль, что Кеннет будет прозябать в бедности из-за легкомыслия своего отца и жадности мачехи.

– В чем дело? – спросил Кеннет. Ребекка даже не заметила, как опустила палитру и уставилась на него. Как хорошо, что он не догадывается, о чем она думает.

– Просто оцениваю освещение, – ответила она, переводя взгляд на холст.

Ребекка решила не торопиться и все хорошенько обдумать. Кеннет, ее возможный брак с ним и, главное, ее собственные устремления – над всем этим ей еще предстоит поломать голову. Сейчас же надо работать не теряя времени.