Новости из Парижа приходили редко. Знали, что король снова отправился в Сен-Клу, но вообще-то в Сен-Манде интерес к столичным делам был невелик, подчас даже казалось, что деревушка эта находится не рядом, а где-то в сотнях лье от Парижа. Интересовали всех в основном местные новости, и вести о чьей-то свадьбе или о ссоре между соседями по поводу раздела земли волновали общественное мнение гораздо больше, нежели заседания в Палате депутатов. Политические страсти здесь напоминали бурю в стакане воды, и главным предметом обсуждения являлись заседания муниципального совета, который, за неимением мэрии, собирался на втором этаже бывшего караульного помещения.

Гортензия отдыхала душой и телом. Даже отсутствие новостей от Фелисии не беспокоило ее. От Франсуа Видока, иногда заходившего к ним и даже как-то раз с женой – милым, но довольно глупым созданием, способным разговаривать лишь о своем огороде, – Гортензия знала, что графиня Морозини регулярно выезжает в свет и что до сих пор она не получила никаких вестей о брате.

– Хотя уж как старалась его разыскать, – поведал ей бывший полицейский как-то вечером, когда они сидели в беседке в саду, а госпожа Моризе отправилась к вечерне. – Как будто сквозь землю провалился, исчез с лица земли… Я уже начинаю думать: а может быть, он все-таки погиб…

– Будем надеяться, что нет. Это было бы слишком большой утратой для графини. Она обожает брата.

– Тогда остается поверить в чудо.


Как-то в середине июня Гортензия, с утра страдавшая от головной боли, по совету госпожи Моризе после полудня вышла прогуляться. У малыша Этьена резались зубки, он проплакал почти всю ночь. Стояла жаркая погода, но в тени деревьев было прохладнее, и Гортензия пошла к пруду. Она любила его тихие зеркальные воды, резвящихся на водной глади уточек. По дороге Гортензия остановилась на минутку, наблюдая, как по высокой траве осторожно ступает цапля. Птица на длинных тонких ногах опять напомнила ей Эжена Гарлана, библиотекаря и подручного маркиза де Лозарга. Гортензия даже сама на себя рассердилась. Ну почему ее всегда преследовали мысли об одиноком замке? Стало даже как-то обидно. Надо постараться думать о чем-нибудь другом, открыть для себя новые горизонты. И, отвернувшись от цапли, она стала обходить пруд кругом, потом пошла вверх по тропинке, ведущей к заставе Бель-Эр, чтобы снова выйти к дороге. Тень деревьев кончилась, впереди виднелись колеи, и Гортензия уже вышла было на открытое место, как вдруг снова забежала за дуб: на дороге стоял какой-то экипаж.

Экипаж был черный, как многие другие экипажи, и вроде бы ничем не выделялся. Но почему-то Гортензия была уверена, что однажды уже видела его, знаком ей был и человек, стоявший возле лошади, поправляя цепочку удил. Это был тот самый кучер, что в самый первый день ее в Париже сидел на козлах предназначенного для нее экипажа Сан-Северо. И в тот же миг в памяти возник образ, мимолетно виденное лицо, мелькнувшее, как молния… Это уже было на улице Гарансьер. Теперь Гортензия точно знала: перед ней тот, кто пытался ее убить. Что он тут делает, так далеко от Парижа? Кого ищет?

Гортензия замерла за деревом. Под голубым перкалем платья гулко застучало сердце. Тот человек явно не спешил, и она подумала, что, наверное, он кого-то ждет. И в экипаже никого не было… Приладив цепочку, он вытащил из кармана длинную трубку, набил ее табаком и, облокотившись о высокое колесо ландо, закурил, с явным удовольствием выпуская дым из ноздрей. Голову он закинул вверх, с напускным интересом разглядывая листву на деревьях.

Гортензии показалось, что так прошла целая вечность. Наконец он залез на козлы и, зажав зубами трубку, пустил лошадь шагом. Экипаж медленно, слишком медленно, по мнению Гортензии, покатил в сторону Шарантона. Теперь она могла видеть кучера только со спины, но все-таки заметила, что он всматривается в окрестные дома и сады вдоль дороги. И лишь тогда, когда экипаж с кучером совсем скрылся из виду, она решилась выйти из-за дерева, хотя долго потом еще стояла, прислонившись спиной к стволу, стараясь унять скачущее в груди сердце. Это было нелегко, и снова Гортензия оказалась во власти страха, у нее подкашивались ноги, она едва не падала… Что с нею будет, если вновь по ее следам пустились недруги? Она понимала, что случайно кучер Сан-Северо тут оказаться не может, и теперь даже мирная окружающая природа казалась ей полной ловушек, настолько она была напугана.

Однако понемногу паника отступила, к ней начала возвращаться способность логически мыслить и рассуждать здраво. Она еще не знала, что будет делать, но теперь ею овладели гнев и даже желание вступить в борьбу. Не за себя собиралась она сражаться, а за своего ребенка, это его необходимо было защитить во что бы то ни стало, оградить от посягательств негодяя-деда… Погрузившись в свои мысли, она медленно направилась к дому, но, не дойдя до ограды всего лишь несколько шагов, снова заметила экипаж, теперь уже черный с желтым. Сердце опять подпрыгнуло у нее в груди, но уже от радости; даже не глядя на гербы на дверцах, Гортензия догадалась: это карета Фелисии.

Она застала подругу в беседке, увитой ломоносом, в обществе госпожи Моризе. Обе мирно беседовали, словно знали друг друга уже много лет.

– Идите скорее сюда! – заметив ее, крикнула старушка. – Смотрите, кто к вам приехал…

– Вы давно здесь, Фелисия?

– Нет… Только что приехала. Но что это за вид? Вы такая бледная…

– И в самом деле! – воскликнула госпожа Моризе. – Вы сама не своя. Пойду принесу сердечное…

– Нет, нет, не стоит беспокоиться… Мне уже лучше… Просто я бежала…

Но милая старушка уже неслась по направлению к дому, а Гортензия со вздохом рухнула на скамейку возле подруги. Та нахмурила брови.

– Но в конце концов, Гортензия, что с вами случилось? Я привезла такие хорошие новости, а вы тут сидите в расстроенных чувствах, как будто вам сам черт привиделся!

– Так оно в какой-то мере и есть. Скорее рассказывайте о своих новостях, это на меня подействует лучше всяких снадобий.

– Уж наверняка! Ну так вот: во-первых, три дня назад уехал маркиз де Лозарг.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверена. С тех пор как мы виделись в театре, я заставила нашего кучера Гаэтано нести дежурство на шоссе д'Антен. Ему удалось сдружиться с одной из горничных, и от нее он узнавал о том, что творится в особняке Берни. Три дня назад Гаэтано, предупрежденный этой девушкой, хотя она даже и сама не подозревала, кому проболталась, увидел, как отъезжал маркиз. Его вещи сложили в большой дормез,[9] и туда же сел сам маркиз. Так что сомнений быть не может: он возвращается в Лозарг.

– Действительно добрая новость, но тогда хотелось бы знать, что здесь сегодня делал приспешник принца Сан-Северо?

И Гортензия рассказала о том, что она видела. Поведала она и о своем страхе, и о сомнениях относительно того, что следует предпринять.

– Вы ведь знаете, эти люди ни перед чем не отступят, и мне ни за что на свете не хотелось бы подвергать опасности нашу славную госпожу Моризе, а ведь ей несдобровать, если меня здесь найдут. Так что лучше бы мне уехать… С другой стороны, она привязалась к Этьену, да и малышу так хорошо здесь… куда его везти? Где спрятать? Ума не приложу.

В отчаянии она опустила голову и закрыла глаза. Наступила тишина. Фелисия размышляла.

– Вовсе не надо его прятать, – наконец изрекла она. – Этьен ведь обычный ребенок, его никто не ищет, и маркиз еще не знает, что малыша отняли у кормилицы. Значит, для него здесь никакой опасности нет, и он может спокойно оставаться, если эта милая дама согласится подержать его у себя. Что до вас…

– Если маркиз уехал, то, может, мне лучше вернуться на улицу Бабилон? Ведь за вашим домом, наверное, уже не следят?

– Не следят. Все вышло так, как задумала герцогиня. Ливия понесла письмо. Какой-то неизвестный толкнул нашу актрису и вырвал его. Через два дня уехал маркиз.

– Это и есть ваша вторая добрая новость?

– Есть и третья: я знаю, где мой брат.

Сказано это было так торжествующе, что Гортензия, несмотря на снедавшую ее тревогу, даже улыбнулась.

– А вы уверены?

– Вполне. Наш «брат» Руан-старший, который отвечает за Бретань, напал наконец-то на его след и сообщил Бюше, а тот мне: Джанфранко заточили в местечке Морле в крепость, которая называется замок Торо. И он жив! Итак, я уезжаю.

– Уезжаете? Да, да, понимаю, вы хотите быть поближе к нему.

– Нет. Я хочу помочь ему бежать. Полковник Дюшан изъявил желание сопровождать меня, с нами едут еще двое наших товарищей. И, конечно, я повезу с собой моих людей. Но если вы захотите вернуться на улицу Бабилон, я оставлю вам Тимура. Во всяком случае, Ливия остается здесь, будет следить за порядком в доме. Так что я приехала попрощаться: сказать вам «до свидания», а может быть, «прощай» и передать некоторую сумму денег.

– Но это же безумное предприятие! Как вы собираетесь брать крепость, находящуюся к тому же в открытом море?

– Еще не знаю, но хочу по крайней мере попробовать. Я сама понимаю, что совершаю безрассудство, но, милая, поймите и меня тоже: австрияки уже отняли у меня мужа. Я не могу теперь без боя отдать французам еще и брата. Он… единственное, что у меня осталось.

Гортензия почувствовала, как от волнения к горлу ее подкатил комок: она впервые увидела, как по красивому лицу подруги катятся слезы. Гортензия ласково тронула ее за руку и прошептала:

– В таком случае было бы преступно лишать вас такой мощной защиты, какую может предоставить Тимур. А я… не лучше ли мне поехать вместе с вами, если только госпожа Моризе согласится позаботиться об Этьене?

От удивления слезы Фелисии вмиг просохли.

– Вы с ума сошли, Гортензия? Известно ли вам, чем мы рискуем, собираясь устроить заключенному побег? Вы можете потерять свободу, а быть может, и жизнь. Я-то иду на риск ради брата, это естественно, но вы?! Подумайте о своем сыне!

– Я о нем и думаю, да только счастливо ли сложится его жизнь, если его мать вскоре убьют приспешники Сан-Северо? Если меня разыскивают, то уж отыщут обязательно, а вместе со мной найдут и малыша Этьена… я даже не уверена, пощадят ли они его. Принцу, должно быть, нежелательно с кем бы то ни было делить мое состояние.