Его просто возмущало, как это некоторые женщины, те самые, у кого от природы должно быть в крови любить и защищать своих детей, готовы причинять им самое страшное, самое непоправимое зло. Но он никогда не предположил бы, что Макс такая же. Самое время вспомнить, как появился на свет он сам. Он родился, когда между его родителями уже не было ничего, кроме взаимной ненависти. Когда мать узнала о беременности, тут же отправилась к врачу с намерением избавиться от ребенка. Отец случайно узнал об этом от ее служанки и запер жену в тщательно охраняемой клинике до самых родов. Если бы служанка не проговорилась, если бы отец не успел, если бы в той клинике, куда он поместил Анн-Франсин, надзор за ней оказался чуть слабее или ей удалось бы договориться с кем-то из врачей, его, Отто Ромингера, попросту не было бы на свете. В голове не укладывалось, что она могла так поступить — будучи замужем, не имея никакой карьеры, зато имея денег больше, чем надо, чтобы прокормить сотню детей, располагая возможностями нанимать столько нянь и другого персонала, сколько сочтет нужным — почему женщина в таких условиях может не захотеть родить? Этого он просто не мог понять. Даже если всеми фибрами души ненавидишь отца ребенка, разве это причина?

Хотя кто он такой, чтобы осуждать свою мать? Кто он такой, чтобы заставлять Максин рожать, то есть навязывать совершенно посторонней, по большому счету, женщине, свое мнение о том, как она должна жить? Да ему плевать, имеет он право на это или нет. Он сделает все возможное, чтобы этот чужой ребенок жил. Где ее теперь ловить?

Аэропорт. Ближайший — в Женеве. Скорее всего, она едет туда, раз в отель не вернулась. Паспорт у нее наверняка с собой, она недавно регистрировалась в отеле и вряд ли успела переложить его в сейф в номере. И что она вообще собирается делать? Улетит в Цюрих? Вот это как раз вряд ли. Ну на соревнования забьет, ладно. Ну и что? Она наверняка понимает, что есть шансы, что в Цюрихе ее ждет Браун. Из телефонного разговора (Отто помнил его дословно) в общем-то не явствовало, что Артур сделает то, что на его месте сделал бы Ромингер — а именно потащит девицу в загс и не допустит никакого чертова аборта. Может быть, она знает точно, что он будет с ней заодно и тоже захочет, чтобы ребенок не родился. Нет, этого не может быть. Тогда бы она не волновалась так, что Браун узнает. В Цюрих — домой — она, скорее всего, не поедет. Куда она может податься?

Ладно, все равно больше всего шансов, что она едет в аэропорт. Куда еще? Правда, Макс, конечно, не дурочка и прекрасно понимает, что он может поехать за ней. И именно в аэропорт. Или с тем же успехом на автостанцию. Железной дороги тут нет — вокзал отпадает.

БМВ ехал по серпантину вверх, выезжая из долины, в которой находился один из любимых городов Отто, Валь Д» Изер. Впереди и вверху было темно, и именно благодаря этому он вдруг заметил несколькими витками выше задние огни машины. Такси.

На очередном повороте, уже сократив дистанцию до такси наполовину, он смог увидеть силуэт женщины-пассажирки. Попалась, засранка.

Отто был отличным водителем, а уж по серпантинам ездил в течение всего своего водительского стажа. Вполне возможно, что таксист ему не уступал, но ему спешить было некуда, и он понятия не имел, что за ним кто-то гонится. Ромингеру понадобилось несколько минут, чтобы догнать его. На коротком прямом промежутке Отто обошел такси и аккуратно прижал его к сугробу на обочине.

Водитель — пожилой дядька — выскочил из салона и обрушил на Ромингера поток брани. Он в этом деле явно был ас — Отто, который свободно владел французским, хотя и в швейцарском диалекте, услышал даже одну конструкцию, которая прежде была ему незнакома. Но ему было не до лингвистики и не до обмена любезностями — он распахнул заднюю дверцу Пежо и обнаружил там очень испуганную женщину. Незнакомую. Не Макс.

Черт. С чего он взял?.. Пробормотав какое-то извинение и повторив его персонально для продолжающего ругаться таксиста, он вернулся в БМВ, по пути проигнорировав реплики про «тупых швейцарцев» и еще про «бешеных швейцарцев». Видимо, дед посмотрел на номер машины.

Таксист, между прочим, не так уж и неправ, со смешком подумал Отто. Он действительно тупой и бешеный швейцарец. Тупой, потому что понятия не имеет, куда делась беглянка. Бешеный — потому что сначала делает, потом думает. Он сел за руль и поехал дальше, к швейцарской границе, в аэропорт.

Разумеется, ее там не было. Отто даже не поленился обаять девицу за стойкой информации, которая могла выяснить, регистрировалась ли на какой-либо рейс любой авиакомпании Максин Ренар. Оказалось, что нет. Хотя как раз шла регистрация на несколько рейсов. К примеру, в Базель — вполне подходящее направление. Отто подошел посмотреть на пассажиров, его тут же узнали, начался шум и визг и просьбы об автографе, но все без толку — ее тут не было. Тупой и бешеный швейцарец в своем репертуаре — если она и была тут, ждала регистрации, он ее спугнул и теперь она сматывается отсюда. Впрочем, он уже не сомневался, что ее тут не было. Раз уж тут на этот рейс собрались такие знатоки горнолыжного спорта, ее бы кто-нибудь тоже узнал. Он спросил, не видел ли ее здесь кто-нибудь, но все качали головами — мол, нет, не видели.

Ехать по автостанциям было совсем без толку — прошло слишком много времени, чтобы она там дожидалась, пока он приедет и начнет наводить порядок. Поэтому он вернулся в Валь д'Изер. В отеле он поинтересовался на ресепшен, не вернулась ли она к себе в номер. Конечно, нет. Ромингер был вынужден признать, что это дело он провалил, она наверняка уже в какой-нибудь клинике, где ему ее не найти, и не позднее завтра она сделает аборт. И все из-за него. Еще одна смерть на его совести.

* * *

Артур уже надевал куртку, чтобы ехать к Макс, когда в коридоре возникла сестра. Она выглядела бледной и изможденной, но улыбалась.

— Хорошо поспала? — спросил он.

— Отлично. А ты куда собрался?

— К Макс. Возможно, надолго.

— Что-то случилось? — насторожилась она, уловив в его голосе нервные нотки.

— Можно и так сказать.

— Это секрет?

— Нет. Она беременна.

— Господи Боже! — ахнула Рене. — Но разве вы не…

— Предохранялись, конечно. Но вот случилось…

— И что ты будешь делать?

— Что? — зло переспросил Артур. — Если это правда, придется жениться. Только до этого еще надо ее поймать.

— Что значит поймать? — удивилась Рене. — Я как-то не понимаю…

— Черт… Объясняй тут, время теряй… Она сказала твоему Ромингеру, что намерена делать аборт. А он позвонил мне. Она сбежала из Валь д'Изера.

— Господи Боже! — снова сказала сестра. — Езжай, конечно. И держи в курсе. А знаешь, Арти, я бы с удовольствием обзавелась племянником или племянницей.

— Ну да, — неопределенно буркнул Артур и вышел из квартиры.

Рене поплелась на кухню и вытащила из холодильника коробку с пирожными. Налила себе воды в стакан — она не любила чай и всегда пила обычную питьевую воду. Задумалась. Отто сказал Артуру, что Макс беременна и хочет делать аборт. Он позвонил ради этого. Получается, что Отто считает, что она не должна избавляться от ребенка? И что из этого следует? Что он и от нее этого не будет требовать? А что будет, если он узнает про ее беременность?

Перед ее мысленным взглядом сменялись картины одна другой краше. Отто в смокинге, она в белом платье и с букетом невесты перед алтарем в церкви. Она — молодая замужняя, глубоко беременная дама, а любящий муж обнимает ее и шепчет всякие нежности ее большому животу. Он, с букетом цветов, забирает ее с ребеночком из роддома — ее обнимает, малыша целует. И все такое.

Прекрати! Рене велела себе выкинуть из головы все эти идиллические цветочно-целовально-обнимальные комиксы.

Jeanny, quit living in dreams…[2] Да, вполне возможно, что он действительно выразит готовность жениться на ней и взять на себя заботу о ней и ребенке. Вот только он сделает это из чувства долга, а не потому, что любит ее или ребенка. Такой брак не сработает. Да, она любит его, и очень хотела бы выйти за него замуж. Но он ее не любит — она об этом знала почти с самого начала. И получила идеальное доказательство этого, когда Отто ее бросил. Он возненавидит Рене, заманившую его в ловушку, как сопляка, и не будет любить ребенка, из-за которого был вынужден жениться на нелюбимой женщине. Нет, такая женитьба не принесет ничего хорошего никому из них, и малышу тоже. Значит, надо молчать. И обеспечить молчание Артура и Макс, раз уж от них скрыть не удастся.

Интересно, как? Рене усмехнулась. В кино обычно на вопрос «как заставить такого-то молчать о том-то» следует предложение убить. А кроме шуток? Никак. Захотят — скажут ему. Ну и что? Она ведь уже решила — она справится сама. Даже если Отто силком потащит ее жениться, она все равно не пойдет на это. Пусть он свяжет ее и доставит в загс с кляпом во рту, все равно ей надо будет сказать «да», без этого их никто не поженит. Пора перестать беспокоиться о всякой ерунде, и все тут.

Да и сейчас не глухое средневековье, и никого матери-одиночки не удивляют и не напрягают. Женщины, рожая без мужа, уже не боятся ни нищеты, ни общественного порицания. Конечно, ребенку нужен отец, особенно если будет мальчик, но у нее есть брат, из которого получится совсем неплохой дядя.

И все равно, она так сильно тосковала по Отто. Она все еще безумно его любила. Почему ты это сделал, мой хороший? Почему ты не захотел полюбить меня? Она уронила голову на руки и горько заплакала. Все еще всхлипывая, она вернулась к себе в спальню, вытащила из-под подушки его старую футболку и прижала ее к своей щеке. Так она чувствовала, что он еще не окончательно ушел из ее жизни.

Хотя теперь она знает, что он от нее никогда совсем не уйдет. Сам он может быть где и с кем угодно, но в ней растет его ребенок, его продолжение. Она положила руку на живот, впервые заговорила, обращаясь к малышу, с легкой неловкостью, будто входя в незнакомую воду: