– Ладно! – примирительно бросил Арсений, почему-то довольный этим легким препирательством. Каким-то почти семейным получился у них этот разговор про пироги и шоколадки. – Я пойду на берег, к мангалу. Сейчас угля принесу, минут через двадцать будем разводить костер.

– Я тоже хочу разводить костер! Пап, ты меня возьмешь с собой разводить костер?

– Разумеется, возьму, – улыбнулся Арсений, начиная освобождать из пакета вторую порцию продуктов. Майя его сразу же прогнала:

– Да вы идите быстрее за углем! Ребенок костер хочет, а вам как будто все равно!

– Ребенок – это кто? – поинтересовался Арсений. Сразу было видно, что сама Майя «хочет костер» ничуть не меньше, чем Федька.

Она догадалась, что он прочитал ее мысли, махнула рукой:

– Ребенок – это мы с Федькой! И идите уже правда!

Арсений повернулся к выходу, но вдруг, сам от себя не ожидая, шагнул назад, схватил Федьку в охапку и громко поцеловал в растрепанную июньским ветром черную макушку.

– Ай! – взвизгнул Федор. – Пап, ты чего это?

– Ничего! – весело ответил Арсений. – Просто мне захотелось тебя поцеловать. Что, нельзя, что ли?

И, не дожидаясь ответа, быстренько выскользнул из домика, оставив двух своих «детей» в некотором замешательстве.

Только за углем он сразу не пошел. Решил, что сперва найдет Митьку, выяснит все с ним, а потом уже они вместе, пожалуй, займутся приготовлениями к пиршеству. От предвкушения чего-то волшебного сидящий внутри теплый комок, который Арсений представлял себе в виде котенка, сладко потянулся, задрал пушистый хвост и довольно замурлыкал.

Он спустился к воде, тихонько напевая песню бременских разбойников, огляделся по сторонам и нигде Митьку Жидкова не увидел.

Это было странно. Не затем же приехал Митька на турбазу, чтоб сидеть целый день в пыльном деревянном домике? Или, может, это все-таки не Митькина машина была? Мало ли на свете «лендкраузеров»!

Мало ли, много ли, только номера были те самые. Митькины. Значит, и машина – его. Вот только куда он сам-то делся?

Следы пребывания человека на берегу все же присутствовали. Арсений, как заправский сыщик, долго изучал невнятные вмятины на теплом желтом песке, отдаленно напоминающие следы от мужских ботинок. Увлекшись своим расследованием, он вскоре оказался далеко от пляжной насыпи – там, где в детстве они с Жидковым любили устраивать себе шалаши под густыми и тяжелыми ветками склонившихся над водой ив. Берег здесь плотно зарос камышами, а вдалеке, на зеленоватом фоне речной воды, были видны желтые пятна лилий.

Здесь-то он и нашел Митьку Жидкова.

То есть Митьку он нашел уже потом, а сначала под ивой, на траве, примятой бледно-желтым, в синий горошек, покрывалом, увидел девушку. Она сидела на этом самом гороховом покрывале спиной к Арсению. Девушка обернулась на звук его шагов и оказалась Асей.

От неожиданности Арсений на несколько секунд потерял дар речи. Подумал даже: может быть, Ася ему снится? Он никогда не видел ее такой – с распущенными, растрепанными ветром волосами, без капли косметики на лице, в коротеньких джинсовых шортиках и маечке на бретельках. Она была какая-то другая. Совершенно другая. Совсем не та Ася, которую он знал уже шесть лет. И дело было не в бретельках и не в джинсовых шортах, и даже растрепанные ветром волосы были здесь совершенно ни при чем…

– Ася? – спросил он неуверенно, все еще думая, что ошибается, принимая за Асю совсем другую девушку.

В ответ она кивнула и почему-то приложила палец к губам:

– Тише! Разбудишь!

– Кого? – удивился Арсений, оглядываясь по сторонам, но все-таки удивился шепотом, как и было приказано.

– Диму! – еще тише ответила Ася. – Он не спал почти всю ночь, какой-то там проект делал, чтобы к отпуску успеть с делами развязаться… А теперь вот надышался воздухом и заснул…

– А… – сказал Арсений. – Понятно.

Хотя все это было категорически непонятно. Прежде всего было непонятно, кто такой этот Дима и где он вообще? О том, что Димой может быть Митька Жидков, Арсений даже не подумал. А уж того, что этот самый Дима спит у Аси на коленях, даже и представить себе было невозможно…

Разглядев наконец на коленях у Аси спящего Диму, Арсений застыл как громом пораженный. И уже чуть было не спросил Асю, с чего это его заместитель вздумал так сладко и беззаботно задремать на коленях у его секретарши. Но слова застыли, застряли в горле колючим комком, потому что в этот момент он вдруг понял, почему сразу не узнал Асю. Почему она показалась ему другой…

Потому что она и в самом деле была другой. Абсолютно другой, не той Асей, которую он привык каждый день видеть вот уже в течение шести лет.

Эта другая Ася была счастливой. Она светилась этим счастьем изнутри, как будто где-то под кожей у нее зажглась маленькая теплая лампочка, и этот внутренний свет полностью изменил ее, преображая до высшей степени совершенства.

Просто за эти шесть лет ему ни разу не приходилось видеть Асю счастливой.

«Ну и дела!» – мысленно присвистнул Арсений и осторожно опустился на траву рядом с покрывалом. Прямо перед глазами теперь у него была большая кудлатая Митькина башка, размером и пышностью шевелюры напоминающая голову кавказской овчарки далеко не средней весовой категории. Митькина башка мирно покоилась на вытянутых девичьих ногах, а тонкие девичьи пальцы рассеянно блуждали по взлохмаченным темным волосам, нежно их перебирая.

Митька и в самом деле спал. Глаза у него по крайней мере были закрыты.

– И давно вы тут… э… спите? – поинтересовался он у Аси сдавленным шепотом, не в силах отвести взгляда от ее пальцев, продолжающих неторопливо перебирать жесткие волосы на голове его заместителя.

– Недавно, – прошептала она в ответ. – То есть мы здесь долго сидели, а заснул он минут пятнадцать назад, не больше.

Арсений молчал, пораженный откровенностью момента. Он никак не мог понять: если Митькина башка спит на Асиных коленках, это что значит? То есть совершенно очевидно, что это значит все. Но это «все» никак не укладывалось в сознании. Ворочалось в голове, как неспокойный медведь в берлоге, который не может найти себе удобного места.

Ася вдруг тихонько хихикнула и зажала рот ладошкой, свободной от поглаживания Митькиной шевелюры.

– Ты чего это? – прошептал Арсений. – Надо мной, что ли, смеешься?

– Над тобой, над кем же мне еще смеяться! – снова хихикнула Ася. – Если бы ты сейчас себя увидел в зеркале, ты бы тоже очень долго смеялся.

– Это почему же?

– Да потому что вид у тебя такой, как будто тебя только что из-за угла пыльным мешком по голове огрели.

Арсений помолчал некоторое время, подавляя легкую обиду, потом честно спросил:

– А как ты думаешь, у тебя сейчас какой был бы вид, если бы ты на моем месте оказалась?

Ася закивала, смеясь:

– Такой же! Даже, наверное, еще хуже…

– Вот и я о том же. Кто ж знал, что вы…

– Да тише! – цыкнула она на Арсения, заметив, что Митька во сне зашевелил губами. – Разбудишь же!

«Подумаешь!» – мысленно усмехнулся Арсений, разглядывая спящего Жидкова, который во сне что-то аппетитно жевал.

Захотелось, как в детстве, щелкнуть его по лбу. Или проорать прямо в ухо: «Рота, подъем!» Или облить холодной водой из алюминиевой кружки.

Когда им было лет по десять, они часто именно так будили друг друга.

– Мы и сами не знали, – после долгой паузы, за время которой Митька успел перестать жевать, тихо сказала Ася. – И может быть, так никогда и не узнали бы. Если бы…

Драгоценный охраняемый объект заворочался, что-то пробурчал во сне, потом улыбнулся, поймал своей огромной лапищей тоненькие Асины пальчики, легонько поцеловал их и открыл глаза.

– Ну вот, – расстроенно пробормотала Ася. – Мы его все-таки разбудили… Ты поспи еще, Димка, не выспался же…

Но Димке уже было не до сна. Едва увидев Арсения, он подскочил, как змеей ужаленный, и вытаращился на него так, как будто это был вовсе не Арсений, знакомый с пеленок и почти родной, а настоящий неопознанный летающий объект.

– Волосы пригладь, – с трудом подавляя хохот, посоветовал приятелю Арсений. – Кентервильское ты привидение!

– А ты что здесь делаешь? – настороженно спросило «привидение», и не подумав навести на голове порядок.

– Сон твой охраняю, что же еще? – снова усмехнулся Арсений, устраиваясь поудобнее на траве рядом с покрывалом.

– Ты откуда здесь взялся? – не успокаивался Митька, у которого и раньше чувство юмора присутствовало лишь в зачаточном состоянии, а теперь, в связи со стрессом, исчезло вообще.

«Пожалуй, не стоит говорить ему, что свалился с луны, – подумал Арсений, глядя на Митьку почти что с нежностью. – Не поймет ведь, начнет доказывать, что такого не бывает».

– Я на машине приехал. Обычным способом, как и ты.

– А зачем приехал?

– Отдыхать приехал, зачем же еще, по-твоему? Да ты чего быкуешь-то, а?

– Я не быкую, я просто спрашиваю.

– Нет! Ты не просто спрашиваешь, ты именно быкуешь! Что, по-твоему, мне приезжать нельзя было, да? Уж извини, я не знал, что мне сюда приезжать запрещено. Если б знал – не приехал бы!

– Эй! – раздался тоненький Асин голосок. – Вы чего это ругаетесь, а? Вы давайте прекращайте ругаться!

– Да мы не ругаемся, – тут же принялся оправдываться Жидков, и голос у него изменился прямо-таки до неузнаваемости. – Мы просто… разговариваем.

– Разговаривают они! Вы всегда так разговариваете?

– Нет, не всегда, – опередив Жидкова, ответил Арсений. Он вдруг понял, почему Митька такой бешеный. Для бешенства у него сейчас может быть только одна причина, и эта причина…

Эта причина ему очень даже известна.

– Ась, ты это… Знаешь что… Ты пойди сходи… Там Федька с Майей меня, наверное, ищут уже… Волнуются. Может, скажешь им, чтобы они…