Поискав глазами пульт от телевизора, она увидела его наконец на журнальном столике. Подумала, что надо бы протянуть руку и взять его, чтобы скрасить свое временное одиночество и не заснуть, не дай Бог, в чужой квартире.

Но поняла, что даже этого сделать не в состоянии. Нет, не нужен ей сейчас никакой телевизор. И не стоит он того, чтобы утруждать себя и руку в такую даль протягивать.

Лучше уж она закроет глаза на минутку – и то больше удовольствия будет.

Всего лишь на минутку…


Арсений колдовал над заварочным чайником.

Долго грел его над паром, насыпал мерной ложечкой выверенное едва ли не до миллиграмма количество крупнолистового индийского чая, заливал слегка остывшим кипятком один раз, чтоб только покрывало, потом другой раз. Заворачивал в полотенце – но так, чтобы носик непременно «дышал», чтобы не было у чая неприятного привкуса.

В квартире была абсолютная тишина. Такое ощущение, что он один дома. Хотя на самом деле, кроме него, здесь есть еще ребенок, женщина и кот.

Заваривать чай было приятно. Еще приятнее было думать о том, как совсем скоро он зайдет в гостиную с маленьким подносом – две чашки и небольшая вазочка с шоколадными конфетами – и устроится с этим подносом непременно на полу, в ногах у Майи, которая сидит на диване.

Ему почему-то очень понравилось сидеть у ее ног на пушистом ковре. И ощущать прикосновения ее пальцев – жаль, черт возьми, что ссадина на лбу всего одна! Была бы вторая – появился бы шанс еще раз пережить это ощущение блаженства. Пойти, что ли, садануться лбом об стену или о дверной косяк, чтобы появилась вторая ссадина?

Так ведь не поймет. Или испугается снова, или скажет, что он совсем сумасшедший, и разговаривать даже перестанет.

И права будет, усмехнувшись, подумал Арсений. Неадекватный он сегодня какой-то, это факт.

А главное, как неожиданно все получилось. Ведь еще вечером, перед тем как ей звонить, он даже вспомнить не мог, кто она такая. Пчелку из мультфильма вспомнил, а девушку совсем забыл.

А теперь вот…

Арсений потер виски.

Теперь вот все изменилось. Каким-то совершенно загадочным и непонятным образом. Теперь он мечтает о том, чтобы сидеть у ее ног и пить с ней чай по крайней мере до утра, а дальше – уж как получится. И хочет ужасно, чтобы она снова взяла правую половину его лица в свою левую руку, и в принципе совсем не против, чтобы при этом ее правая рука издевалась над ним, прижимая насквозь пропитанный йодом бинт к свежей ссадине.

И даже подумывает о том, чтобы заполучить вторую ссадину. Почти всерьез.

И как это называется?

«Это называется – сбрендили вы, Арсений Афанасьевич, – объяснил он себе. – Рехнулись. Мозгами тронулись. И так далее, не важно, как назвать. Важно, что еще вчера – да что там, еще сегодня вечером! – вы, господин Волк, были нормальным человеком, а теперь, с наступлением ночи, превратились в жалкого шизофреника».

Может, это луна так влияет? Он покосился на желтый и круглый шар, зависший на черном небе. В полнолуние, говорят, с людьми очень часто всякие странные вещи происходят. Наверное, к утру все пройдет.

А если не пройдет? Что же, получается, всю оставшуюся жизнь так и придется жить с этим странным желанием заполучить вторую ссадину со всеми вытекающими приятными последствиями?

Всерьез над этим задумавшись, он едва не пропустил нужное время, чтобы во второй раз, теперь уже доверху, залить чайник кипятком. Ну вот и все, кажется. Теперь осталось только дождаться, когда чай как следует заварится, и можно будет уже не размышлять о причинах и следствиях, а просто мирно прихлебывать из чашки, сидя у ее ног, и любоваться ее ресницами и тенью от ее ресниц на бледных щеках. И уже не задумываться о причинах собственного умопомешательства, а просто наслаждаться им, не зная горя.

Да, иногда чертовски приятно ощутить себя сумасшедшим. Когда с ним такое в последний раз случалось? Не вспомнишь даже! Десять лет назад с Татьяной – да, но тогда это была любовь…

Любовь, черт бы ее побрал.

Сейчас – просто легкий приступ идиотизма. В чистом виде, без примесей.

Пока чайник настаивался, он зашел в комнату к Федору, потрогал лоб, убедившись, что температура спала, некоторое время постоял возле постели, прислушиваясь к его дыханию. И что бы они делали, если б Федьке не пришла в голову идея позвонить «вчерашнему повару»? Так и лежали бы с ватой в животе до утра и боялись бы, что эта вата в кишках запутается…

Уже насыпав в вазочку горсть шоколадных конфет, Арсений вдруг вспомнил, что Майя не любит сладкое. Задумался и даже расстроился, понимая, что, кроме сладкого, к чаю ничего предложить не может. В холодильнике, кроме котлет, приготовленных Майей, и торта, испеченного Майей, был только салат оливье в контейнере. От того же производителя, но и его к чаю не подашь.

В шкафу обнаружилась пачка соленого печенья, и Арсений так сильно обрадовался, что чуть не расцеловал эту шуршащую пачку. Выложил из вазочки шоколадные конфеты и заполнил ее доверху крекерами.

Уже в коридоре, по дороге в гостиную, осторожно держа на вытянутых руках поднос, он вдруг подумал: может, нужно было предложить ей поесть? Сомнительно, конечно, что такая худенькая девушка имеет привычку ужинать в третьем часу ночи. И все-таки предложить надо… А то неудобно как-то получается…

Он уже набрал воздуха в легкие, чтобы огласить комнату каким-нибудь дурашливым приветствием и предложить ей пару котлет – но замер с подносом в руках прямо в дверном проеме.

Майя спала, свернувшись клубком на его диване, поджав под себя ноги в беленьких носочках, сложив под щекой ладони с теми самыми нежными пальцами, о прикосновениях которых он так мечтал все это время на кухне. И черная коса-змея с желтым ободком на кончике хвоста спала рядом и казалась совершенно безобидной, доброй и ласковой змеей. На щеке спали темные пушистые ресницы, а в ногах у Майи, свесив с дивана пушистый хвост и вытянувшись во всю свою немыслимую длину, дрых кот. Только желтый пес сидел рядом, не смыкая глаз и бдительно охраняя свою хозяйку.

Арсений, застыв в проеме двери, стоял и наблюдал это умопомрачительное зрелище, испытывая при этом чувство то же самое, что испытывает, наверное, ребенок, увидевший свой первый в жизни мультфильм. Или съевший свою первую в жизни шоколадку.

Нет, конечно же, ничего особенного не было в том, что она заснула. Третий час ночи уже как-никак. Дело было совсем не в этом.

Дело было во внезапном, необъяснимом и остром ощущении абсолютного счастья. Оно накатило мощной тяжелой волной, накрыло с головой, и стало вдруг совершенно понятно, почему оно не приходило раньше, это капризное и своенравное счастье. С математической точностью он за несколько секунд подсчитал все компоненты счастья, помножил их друг на друга и открыл ту самую формулу, над которой безуспешно ломали головы целые поколения людей…

А ведь все оказалось так просто: ребенок, женщина и кот.

Ему для счастья всегда чего-то не хватало.

Вдвоем с Татьяной им не хватало ребенка. Потом, позже, когда родился Федька, им обоим стало не хватать Татьяны, которая с головой ушла в селекцию арбузов. Появившийся в доме кот их обоих, конечно, осчастливил, но все же счастье было несколько… неполноценным.

И вот теперь появилась девушка, которая так доверчиво заснула на его диване, что счастье вдруг вихрем ворвалось в дом, застав его с подносом в руках в дверном проеме, и мигом превратило в застывший соляной столб. И неизвестно, сколько времени он простоит теперь вот так, с подносом в руках, – может быть, до завтрашнего утра, а может быть, до конца жизни.

Интересно, подумал он, а если бы сейчас на месте Майи, вот на этом самом диване, заснула бы совсем другая девушка? Ляля, например, Воробьева. Или Ирка Жарикова. Или какая-нибудь совершенно другая, посторонняя и незнакомая, девица.

Или, например, Ася? Случилось бы с ним это счастье, если бы сейчас на диване вместо Майи он обнаружил бы спящую Асю?

Вот вопрос так вопрос!

До ужаса захотелось поскрести затылок, но руки были все еще заняты злополучным чайным подносом. Он так и не смог представить на диване ни Лялю, ни Ирку. Ирка слишком толстая, она бы ни за что в жизни на неразложенном диване не поместилась. А если бы и поместилась, то с большим трудом и заснуть бы не смогла. А если бы заснула, то непременно свалилась бы на пол, и вышло бы не счастье, а один сплошной кошмар.

Ляле Воробьевой вообще нечего делать на его диване. Потому что у Ляли есть гражданский муж-кавказец, который мигом зарежет бедную Лялю, узнав о том, что она спала на чьем-то там диване. Без суда и следствия.

Постороннюю девушку представить спящей на диване тоже не получалось. Да и вообще с какого перепуга какая-то там посторонняя девица должна спать на его собственном диване? И зачем она ему здесь нужна?

Асю на диване было представить можно.

Более того, это было совсем не сложно, потому что Ася на этом диване неоднократно сидела. И даже заснула один раз – точно-точно, было, примерно с полгода назад. Уставшая Ася заснула на диване среди бела дня, и Арсений, увидев ее спящей, почти сразу же разбудил, потому что они заскочили к нему домой на обеденный перерыв, а обеденный перерыв к тому времени уже закончился, и им пора было поскорее возвращаться на работу.

Нет, тогда он не застыл в дверном проеме, как сейчас. И никакого ощущения счастья тоже не было, а были только мысли о проблемах на работе и еще о чем-то таком неважном, о чем теперь и не вспомнишь…

Арсений еще долго стоял, не двигаясь, уже не думая о причинах и следствиях. Мышцы слегка заныли от усталости, и он наконец сбросил оцепенение, потихоньку присел на корточки и опустил поднос на пол. О том, чтобы отнести его обратно на кухню, он даже и не подумал.