Только ночью ведь, кроме аптек и продуктовых супермаркетов, ни один магазин не работает. «От души», получается, можно подарить только какие-нибудь мультивитамины или большой батон колбасы. Упаковку прокладок или упаковку сосисок…

Да, незадача. Арсений даже остановился на минуту, задумавшись, не обращая внимания на усиливающийся дождь. Шампанское? Слишком тривиально. Мороженое? Это не подарок. Цветы? Цветы тоже неуместны, да и не продают цветы ни в аптеках, ни в продуктовых магазинах…

И вообще она, наверное, станет смеяться над ним, если он вместе с упаковкой смекты и лентой одноразовых шприцев притащит ей букет цветов.

Так что же все-таки подарить?

– Молодой человек, вы что-то хотели? – Чей-то голос отвлек его от размышлений, и он вдруг обнаружил себя в большом освещенном зале, со всех сторон уставленном стеклянными витринами. Сообразил, что это аптека, а он стоит посередине зала как столб. Вот ведь задумался!

– Хотел, – согласился Арсений и двинулся к окошку, провожаемый подозрительным взглядом молодого паренька в форме охранника.

Расплатившись за лекарства, названия которых умудрился произнести без запинки, он некоторое время рассеянно изучал витрины, на которых, естественно, ничего, кроме лекарств, не было. Были еще шампуни для проблемных волос и какие-то крема от морщин, но все это совершенно не годилось, потому что ни морщин, ни проблем с волосами у девушки Майи не было.

Волосы, кстати, у нее вообще были шикарные. Даже заплетенные в тугую косу, они казались роскошными и сияющими. Сегодня, стоя у нее за спиной в то время, пока она обследовала Федькин живот, Арсений поймал себя на мысли, что хочет прикоснуться к этим волосам, выпустить их на свободу и ощутить под пальцами гладкий струящийся шелк… Он отругал себя за эти мысли, потому что у постели больного сына думать о волосах лечащего врача не полагается. Даже если эти волосы такие густые, блестящие и шелковистые – все равно не полагается.

Редко в наше время встретишь девушку с длинной косой. Оно и понятно – сложно ведь за такими волосами ухаживать. И времени нужно много, и сил. Зато результат того стоит…

Арсений долго еще стоял, блуждая ленивым взглядом по стеклянным полочкам, сплошь уставленным тюбиками, баночками и коробочками. До тех пор, пока дежурная девушка-фармацевт снова не поинтересовалась у него, что он хочет.

– Ничего. Просто смотрю, – объяснил Арсений, с неохотой отрываясь от своих мыслей.

– Не в музее же, – усмехнулся скучающий охранник.

– Ну да, – согласился Арсений. – Не в музее.

Он вышел из аптеки и остановился под козырьком, расстроенный из-за того, что не может ничего путного придумать с подарком. Наверное, все же придется покупать бутылку шампанского или дорогого вина с традиционной коробкой шоколадных конфет в придачу. Хотя не хочется. Потому что не подходит такой подарок этой девушке. Она хоть и взрослая уже, наверное, раз успела окончить три курса медицинского института, но выглядит совсем как девчонка. Ей бы что-нибудь такое… девчачье. Игрушку, например, мягкую…

«Мягкая игрушка оказалась бы кстати», – подумал Арсений.

И тут же ее увидел.

Небольшого размера желтый пес с темно-коричневыми висячими ушами улыбался во всю свою собачью пасть и при этом задорно так высовывал кончик ярко-красного тряпичного языка. Пес сидел в витрине аптеки в окружении бутафорских пузырьков с какой-то детской мазью и вовсю эту мазь рекламировал. Умилительная мордаха была у собаки – Арсений при всей своей серьезности не смог сдержать улыбки и вдруг понял, что он должен обязательно ее купить.

Пришлось возвращаться в аптеку.

Охранник встретил его уже не просто подозрительным, а настороженным взглядом.

Девушка-фармацевт просьбу о продаже рекламной собаки отвергла без колебаний.

– Это собственность аптеки. Элемент дизайна, вы понимаете? Он не продается.

И все-таки ему удалось ее уговорить. Потратив на уговоры почти полчаса, Арсений наконец своего добился: желтого пса сняли с витрины в обмен на торжественное обещание завтра же купить в магазине игрушек что-нибудь равноценное по цене, качеству и степени обаяния.

Расставались они с девушкой-фармацевтом, которую, как выяснилось, звали Любой, и с парнем-охранником Мишей уже как добрые друзья.

Хотя Арсений все же чувствовал некоторую снисходительность в обращении – именно так, наверное, разговаривают с пациентами психиатрических клиник, находящимися на стадии временной ремиссии.

Ну и пусть.

Он вышел из аптеки, прижимая к себе смешного щенка, и только теперь заметил, что с неба капает дождь. Хотел было уже вернуться обратно и купить для собаки пакет, потому что в пакет с лекарствами она явно не помещалась, но понял, что в третий раз возвращаться все же не стоит. Охранник Миша – неплохой парень, но и его терпение наверняка не безгранично, и испытывать его совсем ни к чему.

Желтого пса он засунул под куртку, которая теперь стала нелепо торчать с одной стороны, делая его похожим на беременную женщину с явно аномальным расположением плода.

Но это было не важно. В час ночи на улице его никто и не увидит. А если даже и увидит кто-нибудь – какая, в конце концов, разница? Разве он не имеет права носить под собственной курткой все, что ему вздумается?

До дома было рукой подать, всего каких-то два квартала. Арсений шел торопливо, снова ругал себя за то, что забыл дома мобильник, представлял, как тревожится, дожидаясь его, Федор. И девушка Майя, наверное, тоже тревожится…

Хотя скорее не тревожится, а злится.

Понять ее можно – второй час ночи уже, ей бы домой побыстрее попасть, выспаться. Завтра вторник, рабочий день. Наверняка она где-нибудь работает. А если даже и не работает, значит, есть у нее заказ от какого-нибудь клиента на приготовление котлет и салатов…

Он попытался представить ее на чьей-то чужой кухне. В одной руке – чужой нож, в другой – ярко-оранжевая морковка. Тоже чужая. Почему-то не смог. Майю с ножом и морковкой представить получалось, а вот чужую кухню в качестве фона для картинки – никак, хоть убей. В качестве фона в воображение упрямо лезла только своя собственная кухня.

Вот тебе и раз, подумал Арсений. Это что еще за узурпаторские такие мысли в голову лезут? И главное, с чего? Неужели одна-единственная дурацкая фраза «у нас» таким образом повлияла на его сознание, что он теперь будет ревновать эту почти незнакомую девушку к чужим кастрюлям и морковкам? Эй, Арсений Волк, кажется, у вас проблемы…

Он шел по мокрой улице и так сосредоточенно рассуждал над своими проблемами, что не заметил уже возле самого подъезда торчащий из лопнувшего асфальта обломок какой-то трубы. Споткнулся, попытался удержать равновесие, громко выругался и шлепнулся на мокрый и скользкий асфальт…

Приземление вышло более чем неудачным – он саданулся о злополучную железяку лбом и сразу же почувствовал, как заструилась вниз по щеке горячая струйка крови из лопнувшего сосуда.

– Черт! – Он бессильно выругался, рассматривая в скупом освещении подъездного фонаря свои пальцы. – Только этого… Только этого еще не хватало… для полного счастья!

Куртка теперь была вся в грязи. И брюки были мокрыми и грязными. А лицо почти все залито кровью.

Вот зрелище-то, криво усмехнулся Арсений. И как теперь, спрашивается, идти в таком виде домой?

Федька увидит – испугается.

Хотя Федька-то его вряд ли увидит. Он лежит в постели и едва ли побежит его встречать в прихожую.

А вот если Майя его увидит… Она-то точно испугается.

«Черт, как же по-дурацки все получается, – подумал Арсений. – Нужно постараться… Нужно как-нибудь так сделать, чтобы Майя не испугалась…»


Этот Арсений Волк на самом деле был сумасшедшим.

Абсолютно и стопроцентно сумасшедшим мужиком, которого она встретила, наверное, на свою беду. Майя окончательно убедилась в этом, когда выбежала в прихожую, услышав, как повернулся наконец в замочной скважине ключ.

Выбежала – да так и остолбенела, застыв на пороге.

Прикрыла рукой рот, чтобы не вскрикнуть, – где-то в глубине сознания молнией сверкнула мысль о том, что делать этого в любом случае не надо, чтобы не испугать Федьку. Кричи не кричи – никуда теперь не денешься, и с сумасшедшим мужиком Арсением Волком придется еще какое-то время находиться под одной крышей.

Это было ужасно.

Он стоял возле входной двери. Узнать его было практически невозможно – вся левая половина лица в крови, куртка мокрая и грязная, джинсы тяжелые от впитавшейся в ткань воды. Но самое главное и, пожалуй, самое странное и необъяснимое заключалось в том, что в руках у Арсения Волка была мягкая игрушка. А также в том, что Арсений Волк улыбался.

Майя могла бы поклясться, что он улыбается. Хотя левую половину лица было почти не видно, зато правая, только слегка измазанная грязью, так и светилась складочками и ямочками.

Дикое зрелище.

– Не пугайтесь, – сказал он хриплым голосом, и Майя испугалась еще сильнее. – Это вам.

Он протягивал ей мягкую игрушку.

В полном ступоре она стояла и смотрела на него, не зная, что делать.

Арсений Волк, увидев ее реакцию, тяжело вздохнул.

– Так я и знал, – сказал он погрустневшим голосом и перестал улыбаться. – Так я и знал, что вы испугаетесь. А я вас обрадовать хотел… Что, на самом деле я так ужасно выгляжу?

Ужасно – это было не то слово, конечно.

– Что… с вами… случилось? – выдавила она из себя, пытаясь справиться с нахлынувшим ступором. Может быть, все это – только сон?

– Вы, наверное, думаете, что я вам снюсь, – усмехнулся Арсений Волк, тут же прочитав ее мысли. – Ладно, не буду больше вас пугать. Сейчас пойду в ванную, умоюсь и переоденусь. Да вы собаку-то возьмите! Она же игрушечная, не кусается…