— Ты знаешь, я очень люблю Сашу, — тихо сказала Лиза, — но я не стану привораживать его отца, не стану заигрывать с его дочерью. Да, она — славная девочка, и где-то я ее понимаю. Ее мать была абсолютно другой женщиной. Мне такой никогда не стать. Поэтому я ни на что не надеюсь, ничего другого не хочу, только бы мне позволили подольше побыть с Сашей. Я знаю, это не навсегда. Мне нужно будет уехать, устраиваться в жизни, искать работу… Как долго это продлиться, когда кончится терпение у твоего хозяина, это известно ему одному. Я не знаю, отчего оно кончится: заведет ли он себе женщину, надоест ли ему ссориться с тещей, или победят капризы его дочери, но когда-нибудь, он скажет мне: «Все, Лиза! Пора тебе уезжать!». И я уеду! Саше найдут хорошую няньку, отдадут в садик… — Она судорожно перевела дыхание. — Все хорошее очень быстро заканчивается. Несмотря ни на что, я была здесь счастлива…

— Лиза, — Зоя смотрела на нее, округлив глаза, — кого ты обманываешь? Ты в него по уши влюбилась! Меня на мякине не проведешь! Так это ж здорово как! Я нутром всем чувствую, сладится у вас! Непременно сладится! Только чуть-чуть постарайся! Не гляди букой, чаще улыбайся! И джинсы не надевай больше, в платье тебе лучше… По-домашнему это, и ноги у тебя кра…

— Не выдумывай! — оборвала ее Лиза. — Ни в кого я не влюбилась! И больше таких разговоров не затевай! Я не собираюсь лезть в семью, где меня ненавидят.

Она быстро вышла из комнаты, и не слышала, как Зоя с досадой проворчала ей вслед:

— И впрямь дикая! В жизни ни бельмеса не смыслит, а туда же…

Глава 14

Зима, наконец, вступила в свои права. Глубокие снега накрыли землю. Поселок из двух десятков коттеджей, принадлежавших руководителям разного ранга, в большинстве своем с военно-промышленного комплекса, находился в двух километрах от города. С одной стороны он примыкал к сосновому бору, с другой стороны его огибала река. Лиза не раз представляла, как чудесно здесь бывает летом. Огромные стройные сосны, которые уберегли при строительстве, разбежались по улицам поселка. Между домами остались нетронутыми лесные поляны с брусничником и костяникой, затянутые мхом и лишайниками валуны, заросли шиповника и дикой малины. К тому же, соток тридцать почти дикого леса занимали добрую часть усадьбы. Деревья окружали дом с трех сторон. Конечно, впечатление портили аккуратно расчищенные дорожки, но Лиза с удовольствием по ним гуляла, вдыхая на пару с сыном свежий, настоянный на запахах хвои и свежего снега воздух.

Утром она частенько просыпалась от резких криков бранившихся между собой сорок или дробного стукотка. Казалось, кто-то очень быстро стучит костяшками пальцев в тугой барабан. Это трудились дятлы. Несмотря на близость жилья, шустрые белки гонялись друг за другом по веткам, безбоязненно подбегали к ее ногам и брали с руки орешки и семечки. Нахальные синички вились над головой, требуя корма, но бойкие воробьи как всегда успевали первыми: и подраться, и украсть лучший кусочек.

Все свободное время Лиза старалась проводить на улице вместе с Сашей. Морозы стояли небольшие, за десять градусов. В пуховом комбинезоне малышу было тепло и удобно. На территории усадьбы они были предоставлены самим себе. Никто не лез к ней с поучениями и советами, беспричинно не охал, и не ворчал.

Иногда Лиза катала Сашу на санках с горки, которую соорудил дворник для местной детворы. Она находилась за пределами усадьбы, но была хорошо видна из домика охраны. Лиза постоянно пребывала в поле зрения охранников, поэтому Зинаида Тимофеевна пошла на уступки, позволив ей гулять вблизи дома без сопровождения. Скорее всего, ей надоело таскаться по сугробам. Дома было тепло и уютно, а обилие телевизионных каналов позволяло смотреть мексиканские и бразильские сериалы почти без перерыва…

До обеда горка оставалась свободной. Дети появлялись после двух, когда заканчивались занятия в школе, и тогда Лиза предпочитала держаться от нее подальше, из-за кутерьмы, творившейся на ее склонах. После обеда Саша спал, но Лиза старалась, чтобы в это время он тоже находился на улице. Через две недели ему исполнялся год. Участковый педиатр посетил их на дому, и остался доволен. Малыш рос здоровым, крепеньким мальчиком, уверенно ходил, выговаривал с десяток слов, хорошо кушал, и уже озорничал, доставляя Лизе немало хлопот. Она не покидала его ни на минуту, потому что Саша очень быстро научился добираться до самых труднодоступных мест и опасных предметов. Его интересовало, как включается и выключается телевизор, почему гудит фен и светится лампочка на утюге. Он гонялся за кошкой, и ленивая Ласка, вспомнив себя котенком, улепетывала от него со всех ног на кухню. Лиза всегда очень тщательно закрывала дверь детской, но Саша быстро освоил и эту премудрость. И однажды она поймала его на полпути к лестнице, ведущей на первый этаж.

Катя как-то раз насмелилась забрать братишку к себе, на четверть часа, не больше. Но пока она взахлеб болтала с подружкой по телефону, Саша добрался до фломастеров, изрисовал ими две тетради, обои на стене и собственные руки, отчего надолго превратился для старшей сестры в персону нон грата.

Зинаида Тимофеевна все его проказы относила на счет плохого воспитания, но сама не спешила исправлять огрехи, которые, по ее мнению, допускала Лиза. И если, редкий случай, соглашалась присмотреть за внуком час-полтора, когда Лиза должна была съездить в город показаться врачу или побывать в прокуратуре (следствие по делу о гибели самолета продолжалось), после долго жаловалась, что Саша ее абсолютно не слушает, и слишком уж подвижен и любознателен.

Но Лиза обвинений в свой адрес не принимала и потому виноватой себя не чувствовала. И хотя Зинаида Тимофеевна постоянно зудела, что мальчика надо воспитывать более жестко, и чаще наказывать, не наказывала его вовсе, и лишь иногда журила, если малыш упрямился или капризничал. Внутренним чутьем она понимала: воспитать настоящего мужчину, постоянно его одергивая и запрещая познавать новый для него мир из-за боязни, что он сделает себе больно, невозможно. Да, бывало, что Саша ревел. Пару раз Ласка оцарапала ему руки, но зато он перестал неосмотрительно хватать ее за хвост и лапы. Несколько раз он ушибался, падал с детского стульчика, разбил пару чашек, столкнул со стола вазу… Но вместе с тем он быстро понял, что к утюгу, даже выключенному, равно, как и к фену, подходить нельзя, рисовать на обоях — нехорошо, а лестницу лучше преодолевать на руках у мамы.

Она никогда не сюсюкала с ним, как с младенцем, а очень серьезно объясняла, чем опасна та или иная вещь и, удивительное дело, Саша ее понимал. Иное дело, иногда забывал, но Лизе хватало терпения объяснять ему снова и снова.

Дневные занятия с сыном отвлекали ее от собственных забот, но ночью она оставалась с ними один на один, и долго не могла уснуть, перебирая в памяти короткие мгновения счастья, которые ей довелось пережить с Виталием несколько дней назад. Они казались ей нереальными, сродни тем, которые переживаешь во сне. Тем более, что после приезда из Москвы, Морозов появлялся дома урывками. Переодевался, торопливо обедал и снова мчался на завод. По словам Зои, ему удалось заполучить крупный зарубежный заказ, который необходимо срочно выполнить до открытия международной ярмарки современного вооружения. На нее у Морозова были свои виды и планы…

Конечно, Лиза все прекрасно понимала, и, тем не менее, чувствовала себя неважно. Получается, она просто подвернулась ему под руку. На ее месте могла оказаться любая женщина. Для Морозова не имело значения, с кем снять напряжение, поэтому он тотчас забыл о том, что случилось с ними в ночь накануне субботы.

Она жалела, что столь легко поддалась соблазну, и не надеялась на продолжение отношений, но почему тогда с замиранием сердца прислушивалась, не подъедет ли к дому машина, и не могла заснуть, если он возвращался домой слишком поздно. В последнее время Виталий почти не ужинал с семьей, а во время нечастых совместных обедов, за столом мало с кем общался, даже Сашу целовал торопливо, на бегу, и опять исчезал на много часов, порой на сутки, а то и двое…

И все же была одна зацепка, которая не позволяла Лизе окончательно отчаяться. Всего раз за это время она поймала его взгляд, мгновенный, в глаза, когда она забирала у него сына. И столько боли в нем было, столько тоски, что она едва сдержалась, чтобы не броситься к нему, не обнять на виду у всех. Все, что она могла сделать сейчас — это запретить себе вспыхнуть ясным пламенем. Она сумела очень быстро отвести свой взгляд… Но Виталий, кажется, не понял ее маневра, и теперь старательно не смотрел в ее сторону. Даже тогда, когда он задавал какие-то вопросы о сыне, его взгляд скользил поверх ее головы или уходил в сторону…


Сегодня Лиза весь день гуляла с Сашей за домом, возвращаясь лишь для того, чтобы накормить малыша и посадить его на горшок. Теща весь день была в городе. Искала себе обновки к Новому году и запасалась подарками. Зоя попросила себе выходные. Она собиралась на три дня съездить к сыну в краевой центр, повидаться с внуками. Никому не было дела до Лизы и ее проблем, и она тихо тому радовалась. К тому же она обнаружила в чулане несколько пар лыж и лыжных ботинок. Ей ничего не стоило привести их в порядок. И она уже подумывала о том, как проложить лыжную трассу по периметру усадьбы и устраивать ежедневные пробежки. Ее тренированное гибкое тело привыкло к определенным нагрузкам, и она чувствовала, что несколько прибавила в весе за последнее время…

Саша проснулся, сел в коляске и сразу потянулся к ней руками. Пришло время возвращаться домой. Лиза завернула за угол и тотчас увидела Катю. Она вышла из машины, на которой ее привозили из школы. Сегодня она припозднилась. Лиза знала, на занятиях в студии бального танца. Следом за ней показался подросток в ярком пуховике и черной спортивной шапочке. Лиза удивилась, узнав его, и одновременно насторожилась. Это был Ванечка Рыкунов, сын Раисы Павловны. Катя его не особо жаловала. И сейчас она шла впереди, Ванечка следовал за ней, И, похоже, чего-то выпрашивал. Катя сердито ему отвечала и, то и дело, выдергивала руку из его пальцев. Мальчишка все норовил схватить ее за рукав и удержать на месте.