Альбер Бланкэ - Война амазонок

– Но как же это случилось?

– Монсеньор, – ответил молодой человек, – ради Бога, не оставляйте нас! Я люблю Маргариту всей душой, она моя невеста, если она не будет мне возвращена, я наделаю много бед.

– Она будет возвращена тебе, друг мой, клянусь тебе, клянусь вам всем. Но для того, чтобы выполнить обещание, надо прежде всего узнать виновника этого гнусного поступка.

– Монсеньор, я осведомлялся, – отвечал Ренэ, – и узнал, что в этом деле замешан один из ваших людей.

– Один из моих людей?

– Ле Мофф, – сказал Жак, – я узнал его среди тех, которые так отделали меня, а мой племянник Ренэ уверился в этом, расспросив одного из разбойников, которыми тот командует.

– Мофф не мой, – отвечал герцог, – это негодяй, нанимаемый кем угодно, пока не попал на виселицу.

– Человек мне признался, что Ле Мофф служит вам уже три дня.

– Неправда, человек солгал.

– Герцог, мы не сомневаемся в вашем слове, вы довольно известны парижанам, но теперь мы лишены вашей помощи и надежды на мщение.

– Монсеньор, – сказал носильщик, – я прошу вашего правосудия не за тот удар шпаги, который я получил. Слава Богу, у меня голова крепкая, я выздоровею, но моя дочь…

– Твою дочь я хочу тебе возвратить, но для этого мне нужен Мофф, я сумею заставить его признаться, где он ее спрятал. Если будет нужно, я отдам его в Шатле.

– Где он может быть? – спрашивали друг друга присутствующие.

– Он основал свою главную квартиру в «Красной Розе», – сказал кто-то в толпе.

– Он исчез оттуда с нынешнего утра, – возразил Ренэ.

– Двадцать пистолей тому, кто приведет его ко мне, – сказал герцог.

– Деньги выиграны, монсеньор! – раздался громкий голос позади всех.

Толпа тотчас расступилась, и глазам всех предстал разбойничий атаман. Он стоял, спокойно прислонившись к дереву, скрестив руки, дерзко надвинув набекрень шляпу и держа шпагу между ног.

– Вот Ле Мофф! – сказали все не без страха.

Мансо, подняв голову, подошел к тому месту, откуда раздался голос, так знакомый ему. Но Ренэ опередил его и собирался броситься на атамана разбойников, которого по справедливости считал виновником своих несчастий.

– Позвольте! – сказал Ле Мофф, протягивая руку вперед, – я только герцогу Бофору дам отчет в своем поведении.

На эти слова толпа ответила ропотом, и, может быть, популярность Бофора пострадала бы от намека разбойника, если бы любовь, внушаемая им народу, не была так глубока.

– Подойди и говори громко, – приказал принц, делая знак своей тростью, – я не имею секретов от этих добрых людей. Если им интересно узнать, что ты сделал с молодой девушкой, ты должен говорить при них.

– Э! Монсеньор, очень мне нужна девчонка такого рода.

– Негодяй! – закричал Ренэ, угрожая Ле Моффу.

– Зачем же ты ее похитил?

– Можно ошибиться.

– А! – сказал принц, смутно угадав, в чем дело.

– Возвращайтесь домой, господа Мансо, дядя и племянник, вы найдете там мадемуазель Маргариту здоровой и невредимой.

– Ты говоришь правду? – вскричал носильщик.

– Я сам отвел ее туда десять минут назад.

– Если ты это сделал, я прощаю твои прежние злодеяния и возвращаю тебе мое уважение.

– Ступай! – произнес разбойник с беззаботным видом, показывая, как мало он дорожил мнением этого честного простого человека.

– Друзья мои, – сказал герцог, – вы видите, виновный берется загладить свою вину, будем надеяться, что все забыто.

– Да здравствует герцог Бофор! – закричала толпа, и часть ее пошла за обоими Мансо, а остальные остались любоваться герцогом, который продолжал свой прерванный разговор с графиней Фронтенак.

– Маркиз Жарзэ прошел! – проговорил герцог, смеясь. – Он скажет, что я отступил перед ним.

Он хотел продолжать прерванную прогулку, но подошел Ле Мофф.

– Извините, монсеньор, – смело сказал он, сняв шляпу, перья которой коснулись земли.

– Ты хочешь сказать мне еще что-нибудь?

– Да, монсеньор.

– Ну, говори.

– Я могу говорить только вашему высочеству.

– Я уже тебе объяснил, что не люблю этого. Может быть, мне понадобятся когда-нибудь твои услуги, но знай, что ты служишь не мне.

– Монсеньор, вы мне оказали бы большую честь, я охотнее служил бы вашему высочеству, чем любому из всех придворных вельмож.

– Я не отплачу тебе таким же комплиментом.

– Но вы удостоите меня выслушать?

– Говори же, если ты настаиваешь.

Герцог подошел к разбойнику, держа свою трость так, чтобы сохранять почтительное расстояние.

– Монсеньор, я пришел за тем, что вам известно.

– Что?

– Вы приказали передать мне, чтобы я пришел сегодня в Тюильри просить у вас остальную сумму.

– Какую сумму?

– Вам это известно.

– Перестань говорить загадками, негодяй, или я тебя прогоню. Объяснись яснее, я тебя не понимаю.

– Вчера ко мне пришел один человек и велел мне похитить… кого – вам известно. Он дал мне двести пистолей и обещал еще двести потом.

– Ты бредишь! Я велел тебе похитить дочь этого простого человека?

– Я сделал это от вашего имени.

– Негодяй, ты сделался сообщником в недостойном поступке.

– Которым пользуетесь вы, ваше высочество, – сказал разбойник с недоброй улыбкой.

– Которым пользуюсь я? Говори, я приказываю тебе. Объясни эту мрачную тайну, она начинает меня пугать.

– Вчера после того, как я принес известную особу в «Красную Розу», я выставил в окне условленный сигнал, а через час вы вошли в гостиницу в маске…

– Ты лжешь…

– Я видел сам.

– Презренный самозванец, давший тебе подобное поручение, воспользовался моим именем, чтобы совершить гнусный поступок.

И герцог, бросившись на Ле Моффа, схватил его за горло и позвал на помощь. Вельможи, стоявшие шагах в десяти, подбежали помочь герцогу, но разбойник успел вырваться из рук Бофора и, бросившись назад, обнажил шпагу и встал в оборонительное положение за толстым деревом.

– Сдайся, тебе не будет сделано никакого вреда, – предложил Бофор.

– Благодарю, монсеньор, но что-то я не доверяю словам принца.

Все бросились со шпагами в руках на негодяя, но он пустился бежать и скоро очутился на краю довольно широкого рва, за которым возвышалась небольшая стена, служившая оградой саду. Вельможи настигали уже Ле Моффа, тот сделал усилие и перепрыгнул через ров. Не дожидаясь, когда вельможи последуют его примеру, он начал перелезать через стену с ловкостью кошки или вора. Напрасно герцог бросил в него камень, Ле Мофф с громким хохотом спрыгнул по другую сторону стены.

– Я найду тебя, негодяй! – прокричал Бофор.

– И в тот же день, монсеньор, – рассмеялся разбойник за стеной, – вы мне заплатите двести пистолей.

– Что такое, принц? Что все это значит? – спрашивали вельможи.

– Господа, этот человек был орудием гнусного заговора, и я с ним разделаюсь, клянусь вам… Но кто заговорщик?… Заговорщик кто?… О, я должен это узнать, от этого зависит моя честь.

– Ваша честь, герцог? – удивились присутствующие.

– Надеюсь это выяснить. Но как? Как? Все следы ускользают от меня.

– Расскажите.

– Нет, оставьте меня, прошу вас. Я хочу разгадать тайну и найти начало этой темной проделки. Мне нужны все шпионы, которыми располагает коадъютор. Я узнаю все.

Герцог, едва поклонившись своим друзьям и графине Фронтенак, которая безмолвствовала от удивления и испуга, поспешно направился к той калитке, в которую ушли Мансо и чернь.

Когда герцог дошел до калитки, перед ним вдруг появилась закутанная в плащ женщина и, протянув руку, с торжественным видом преградила ему путь.

– Герцог де Бофор, – заговорила она, – можете вы мне сказать, где вы были в эту ночь?

Бофор с любопытством смотрел на незнакомку. Но не смог разглядеть ее лицо, только несколько светло-русых локонов выбивались из капюшона, покрывавшего ее голову.

– Милостивая государыня, – медленно произнес он, – такой вопрос…

– Я задаю его честному человеку, которого прошу мне ответить.

– Я не могу.

– О! Я знаю, что вы славитесь рыцарской любезностью и не хотите компрометировать некую особу, но мне известно, в чем вас обвиняют.

– Гнусная клевета!

– Итак, вы отпираетесь от того, что провели ночь в гостинице «Красная Роза»?

– Всеми моими силами и всей моей честью.

– Хорошо. Вы не получали записки?

– Нет. Если она была от вас, я об этом сожалею.

– К счастью, она непонятна другим, – задумчиво произнесла дама и хотела уйти.

– Но теперь позвольте мне вас спросить… – сказал Бофор, удерживая ее движением руки. – К чему эти вопросы?

– Я объясню вам, когда вы найдете человека, который осмелился воспользоваться вашим именем, чтобы совершить это гнусное злодеяние.

– Когда я вас увижу?

– Вы узнаете это после.

– Я уверен, что знаком с вами.

– Может быть, – отвечала дама с едва сдерживаемым вздохом.

– Но… – начал герцог и хотел взять ее за руку.

– Не следуйте за мною, прошу вас, я обращаюсь к вашей чести.

Незнакомка бросила сквозь маску взгляд, который ошеломил герцога, и быстро пошла к набережной, где села в поспешно отплывшую лодку.

Бофор не стал преследовать ее и погрузился в глубокие размышления.

– Светло-русый локон! Только женщина, которую я любил, и та, которую люблю теперь, имеют такие волосы, где золото и солнце сливаются в таких восхитительных оттенках… Которая из них?

Он вдруг вздрогнул, внезапная краска покрыла его лицо.

– О! Эти бедные Мансо, надо их утешить, помочь им. Рынки провозгласили меня своим королем, я прежде всего обязан позаботиться о моем народе.

Один, без своей обычной свиты, он направился к набережной.

В те времена парижские рынки были далеко не тем великолепным монументом, который ныне составляет предмет зависти целой Европы – это было просто ограниченное пространство между улицами Сен-Дени, Прачечной и Железного ряда.