— Привет! Наконец-то ты очухался.

— Наконец?

Дик с сомнением посмотрел на небо.

— Взгляни на солнце. Не прошло и двух часов. Что случилось?

— Ты приложился головой, когда упал, и тут же отключился. Болит голова? Пожалуй, стоит тебе сказать, что это случилось три дня назад!

— Три дня?

Дик попытался встать на ноги, но от усилий голова у него пошла кругом.

— Легче, легче! — удержал его Конвей. — Да, три дня.

— Я должен… — начал Дик, но никак не мог сообразить, что же он должен сделать.

— Ты должен похоронить своих? — закончил за него Конвей. — Ты все время твердил одно и то же — после того, как стукнулся головой. Надо ли напоминать тебе о том, что я уже говорил: Зайдан хорошо позаботился об этом, и, приехав в Тарудант, ты не найдешь от них и следа? Нет, нет, Дик! Запомни, что я скажу: твоих близких больше нет, и ты ничего не можешь для них сделать, разве только молиться.

— Есть еще Зайдан, — упрямо сказал Дик.

Конвей кивнул.

— Это да. И, если я не ошибаюсь, он получил ночью какое-то известие, потому что утром мы видели, как он отправился в путь.

— Как отправился? Куда?

— Сегодня утром он уехал в Агадир.

— Агадир! — воскликнул Дик, внезапно все вспомнив.

— Должно быть, он рассчитывает найти там тебя, — предположил Конвей.

Дик не ответил. Он думал. В свете нового поворота событий остальное было неважно. Все прошло, погибших не воскресить. Но теперь возникла новая опасность! Прошло почти три недели с тех пор, как отряд Майка покинул Агадир. Но они, вынужденные двигаться медленно, еще не успели достичь Мекнеса. Если Зайдан доберется до Агадира и узнает, куда они направились, — Мекнеса им не увидеть никогда!

С другой стороны, если Зайдана задержать, они успеют добраться до столицы и залечь на дно. Но с такой горсткой людей нечего и надеяться на это, да он и не имел права просить их, рисковать собой. Нет! На сей раз придется идти одному против двенадцати тысяч человек — именно столько Конвей насчитал в отряде Зайдана. Дик мрачно усмехнулся, понимая, что, хотя в глубине сознания забрезжил план, любой план, где один человек должен выступить против тысяч врагов, может очень легко провалиться.

В течение дня пульсирующая боль в голове ослабела и прошла окончательно. Лазутчики, вернувшись, сообщили, что противник, очевидно, исчерпал всю свою скорость в рывке от Сиджилмасса, потому что прошел сегодня не больше трех лиг. Дик приободрился. В таком случае Зайдану понадобится не меньше недели, и у Дика будет время осуществить свой план.

Один из людей подошел, таща за углы селхам, нагруженный оружием и одеждой.

— Все прошло удачно? — поинтересовался Оуэн Конвей.

Тут до Дика дошло, куда все исчезли и в чем заключалась цель этого дня. Был совершен набег.

— Удачно! — воскликнул человек. — Смотри сам, Оуэн! Хотя, честно сказать, это было нетрудно. Внизу страшная толчея. Мне кажется, там больше любопытных и бродяг, чем воинов. В таком беспорядке человеку, знающему, что ему нужно, остается лишь ходить среди них, брать, что надо, и спокойно удаляться. Часовые зевают по сторонам — никакой дисциплины!

Вечером у костра они обсудили дальнейшие действия, и никто не стал возражать, когда Оуэн сказал, что пора двигаться с места. У всех были кони и оружие, а набег на лагерь Зайдана обеспечил воинов таким количеством одежды, что они смогли избавиться от последних остатков формы. Кроме того, удалось раздобыть немного золота и даже кое-что из продовольствия. Оставалось только выбрать направление. Все решили — кроме Дика, не принимавшего участия в обсуждении, — что лучше всего двигаться на юг. Но некоторые считали, что разумнее отправиться по караванной тропе на Тимбукту, поскольку оттуда ведет несколько дорог на побережье. По мнению других, безопасней и надежней двигаться по более незаметным дорогам через Вадинун к югу, прямо вдоль побережья до устья Сенегала, где, несомненно, стоят корабли из Европы. Они так и сяк обсуждали это, пока Оуэн Конвей не обратил внимание на то, что Дик молчит.

— А ты, Дик? — спросил он. — Что скажешь?

Все умолкли и уставились на него. Дик заговорил медленно, осторожно выбирая слова, чтобы его правильно поняли и не сочли неблагодарным.

— Выбирая для себя, я бы выбрал дорогу вдоль берега — ведь если море все время справа, заблудиться почти невозможно. К тому же я слышал, что на этом пути больше колодцев.

Конвей удивленно посмотрел на него.

— Разве ты не идешь с нами?

Дик покачал головой.

— У меня есть одно неоконченное дело! Мне нужно в Мекнес…

Люди возмущенно зашумели, некоторые заспорили, но Дик поднял руку, и все стихло.

— Вы не заставите меня передумать, — улыбнулся он, — и я не стану просить никого из вас идти со мной — это могу сделать только я сам. Ступайте своей дорогой, и да благословит вас Бог и поможет успешно добраться до дома. Приведите моего коня, дайте какую-нибудь одежду, чтобы сменить эту форму, и спасибо вам за все. Прощайте!

Ему подвели белого коня, взамен яркой формы дали простой, потрепанный шерстяной джеллаба и грязный серый тюрбан, вручили широкий нож-кумийу, короткую саблю и хороший ятаган с прочным лезвием. Огнестрельного оружия у них не было. Они настояли, чтобы Дик взял небольшой запас бобовой муки и сушеной баранины. Утром воины выехали все вместе, скрываясь между скал от неприятельской армии, и доехали до развилки дороги на Тизнит. Здесь Дик простился с товарищами; они повернули на юг и исчезли среди унылых скал.

Когда последний из них, помахав рукой, скрылся из виду, Дик свернул вдоль реки, направляясь к возвышенности, господствующей над долиной, и ехал вперед, пока долина, расширившись, не превратилась в сравнительно большую луговину. На другой стороне горы Атласа поднимались, словно длинные пальцы, а между ними — он знал это — бесчисленные безымянные горные потоки стремились через препятствия, чтобы слиться с Квед Сус. В дальнем конце луговины извивалась ненаезженная дорога, уходя зигзагами к северу, на Ифгиг и Тизи Маху, а дальше на Марракеш. Дорога была узкой, поднималась на кручи, проходила по узким карнизам и считалась весьма опасной, но это был кратчайший путь в Мекнес.

Просторные, богатые водой луга были излюбленным местом привалов, и Дик, оставив пока Зайдана в покое, расстелил одеяло в тени раскидистого дерева между парой валунов, почти на вершине холма. Он догадывался, что армия Зайдана тоже встанет здесь лагерем — по крайней мере, еще на одну ночь тайного перехода к Агадиру.

Ждать пришлось почти двое суток. Наконец, на закате дня, появилась голова длинной змееподобной колонны, втягивающейся в долину и растекавшейся по лугу. Из своего укрытия Дик видел высокую мощную фигуру самого Зайдана, ехавшего на гнедом коне впереди всех.

Они разбили лагерь почти прямо под тем местом, где он лежал, поставили шатры, расставили часовых и развели костры, намереваясь готовить ужин. Неудивительно, что его товарищи неуважительно отзывались о дисциплине в войске Зайдана — Дик еще никогда не видел такого беспорядка и суеты! Шатры были поставлены полукругом, наподобие полумесяца, рога которого доходили до самой линии часовых. Там же были привязаны и все лошади. Дик с усмешкой смотрел на это, заметив также, что большой черный шатер главнокомандующего, самого Зайдана, установлен далеко слева от центра.

Он выжидал до сумерек, запоминая, где стоит каждый часовой, где кончаются линии пикетов, а когда сгустилась тьма, поднялся, оседлал Шайтана, осторожно свел его вниз с холма к броду, сел в седло и беззаботно, с плеском, поехал через реку.

Добравшись до другого берега, он поехал по направлению к низовьям, проскользнув мимо лагеря за прибрежными кустами. Ивовые заросли образовали здесь густую спутанную чащу. Дик нырнул туда, ведя за собой Шайтана, потом привязал коня в надежно скрывших его кустах и снова выбрался наружу.

Не тратя времени на разведку, он направился к первой линии коновязей и стоявшим рядом шатрам проституток. Коновязи располагались в три линии, в каждой около сорока лошадей. Шагая мимо, Дик ухмылялся. Все складывалось идеально! Из шатров доносилась оглушительная музыка, кони нервничали и рвались, а часовые с линии пикетов ушли поглазеть на танцовщиц. Дик шел не спеша, останавливаясь и наклоняясь у каждого колышка, к которому была привязана лошадь, словно офицер, проверяющий, все ли в порядке. Никто не заметил ножа в его руке. В потрепанном джеллаба и грязном тюрбане он ничем не отличался от прочих.

Подрезав все три линии коновязей с одного конца, он зашел с другой стороны и проделал то же самое, потом сбросил джеллаба, держа его обеими руками, словно плащ матадора, устремился к ближайшим лошадям и резко взмахнул им. Кони шарахнулись и бросились в разные стороны. Он взмахнул еще раз, кони кинулись ко второй линии, перепугав других, потом к третьей. Через несколько секунд все сто двадцать животных метались, ржали, вставали на дыбы и неслись на лагерь.

Мгновенно все смешалось. Одни в панике разбегались в разные стороны, другие, напротив, пытались остановить лошадей. Три шатра рухнули под аккомпанемент диких криков и ругани, а перевернутая лампа в одном из них довершила картину.

Дик проскользнул обратно в кусты и отвязал Шайтана. Никто не заметил его, даже тогда, когда он въехал прямо в лагерь, приблизился сзади к шатру Зайдана, скользнул на землю и привязал повод к растяжке. Вытащив канджар — обоюдоострый короткий меч — он прорезал стенку шатра сверху донизу и вошел внутрь.

В этот момент внимание Зайдана было отвлечено суетой в дальнем конце лагеря: он стоял у входа, вытянув шею и пытаясь рассмотреть, что случилось. Дик хрипло окликнул его:

— Зайдан!

Высокий человек небрежно глянул через плечо, слегка повернулся и, все сразу поняв, подскочил и бросился за оружием.