– Мне, еще никогда не было так сложно подчинить себе женщину, – пробормотал Ранульф.

– Или так приятно.

– Ну хорошо, хорошо! Или так приятно.

Поджав губы, Пейн снова наполнил кружки и произнес, тщательно подбирая слова:

– Хотя ты уже и владеешь ее замком и землями, все равно есть определённые преимущества в том, чтобы жениться на ней…

– Это еще какие?

– Она может подарить тебе сыновей.

«Она может подарить мне сыновей уже сейчас, – подумал Ранульф с непонятным восторгом. – Только они будут незаконнорожденными».

– А если прошедшие два дня хоть о чем-то говорят, то и брачная постель тебя устраивает.

Ранульф не ответил – в паху сразу стало жарко, и вновь возникли сладкие образы этих дней.

– Подумай об этом, Ранульф, от этого вреда не будет. Ты заработал передышку за все эти годы бешеной гонки. Для разнообразия можно осесть в своем имении, растить сыновей и пожинать плоды своих трудов.

Он помолчал, потом задумчиво произнес:

– В последнее время я и сам чувствую, что хочу… чего-то большего… хочу нежности теплой и любящей женщины, которая всегда будет рядом.

«Нежность. Теплая и любящая женщина». Ранульф невольно подумал об Ариане и внутренне вздрогнул. В его жизни никогда не было ни нежности, ни роскоши, ни покоя. Он этого никогда и не хотел.

Пейн проницательно посмотрел на лорда:

– Неужели в глубине души ты никогда не ощущал тяжести одиночества?

Ранульф, нахмурившись, посмотрел в кружку с элем. Боль одиночества преследовала его всю жизнь, хотя он и не желал признавать это. Тьма, захватившая его душу, опустошила его и сделала холодным, как лед. Ни одна женщина не отогреет его, не развеет мрак у него в душе. Тем более алчная женщина благородных кровей.

Он коротко, неискренне хохотнул:

– Ты говоришь как певец баллад.

– Неужели не ощущал? – настойчиво повторил Пейн.

– Я давным-давно научился не мечтать ни о чем, кроме мести.

– Месть – холодная супруга, друг мой. А когда отомстишь, что останется?

«И в самом деле, что?» – подумал Ранульф. Наверное, он стареет. Слишком часто в последнее время ощущает он глубоко в душе болезненную усталость, и дух его иссушен постоянной борьбой и стремлением самоутвердиться. Слишком часто он стал спрашивать себя, есть ли в этой борьбе смысл. Иногда он завидует даже крестьянам, чьи стремления не идут дальше желания заиметь свинью или корову. Похоже, они довольны своим уделом, как-то находят счастье в таком простом существовании…

Сообразив, насколько мрачными сделались его мысли, Ранульф раздосадовано хмыкнул.

– Кости Христовы, да если бы я хотел обнажить душу, то позвал бы для этого священника!

Напряженность постепенно сходила с лица Пейна, он кивнул и с облегчением вздохнул:

– Ну что ж… если ты сам отказываешься обвенчаться с леди Арианой, будет достаточно благородно отпустить ее на волю – позволить ей выйти за кого-нибудь другого.

Как раз в этот миг Ариана появилась в зале, и у Ранульфа захватило дух. Синее шелковое блио облегало ее высокую фигуру, подчеркивая и облагораживая все женственные округлости, особо выделяя упругую пышную грудь, а золотой кушак, свободно повязанный на талии, прикрывал изящные бедра, так восхищавшие его последние несколько дней. При виде ее роскошных волос, заплетенных в косу и уложенных короной вокруг головы, Ранульфу отчаянно захотелось распустить их и зарыться в шелковистую массу лицом и руками.

Тут Ариана повернула голову, и глаза их на долгий миг встретились. Жаркое желание, промелькнувшее между ними, заставило Ранульфа напрячься всем телом.

С трудом оторвав от Арианы взгляд, Ранульф сделал большой глоток эля и бросил своему вассалу:

– Она моя заложница, и ничего больше.

И ничем большим и не будет, свирепо поклялся он самому себе. Да, он будет лелеять ее прекрасное тело, но не женится на ней. Пусть он хочет Ариану, но ни за что не позволит себе еще сильнее подпасть под ее чары.

Поведение Ранульфа озадачивало. Ночью он был чувственным, страстным любовником ее мечты, днем – почти незнакомцем.

Ариана наблюдала за ним при каждой возможности, отчаянно пытаясь понять, что происходит у него в голове и – что более важно – что за тайны скрыты в его сердце. Со своими людьми и слугами Ранульф всегда пребывал в хорошем, добром настроении. Ариана теперь ясно видела, почему его с такой готовностью слушаются и так высоко ценят и почему он притягивает к себе стольких женщин, не важно, замужних или нет. Ранульф был гордым, энергичным воином, полным жизни и обаяния, он умел вызывать в других восхищение и даже благоговение. Его справедливость и искусное руководство поколебали даже самых его ярых противников. Уильям, юный паж, которого Ранульф пообещал сам обучать, откровенно обожал его, но у него появлялись последователи, один за другим.

Невольники Кларедона полностью признали власть нового лорда, и даже вассалы ее отца пусть и неохотно, но отдавали ему дань уважения и почтения.

Однако с Арианой Ранульф вел себя холодно и отстраненно, за исключением тех мгновений, которые они проводили в постели. Было совершенно ясно, что он до сих пор ей не доверяет. Ранульф отдавался ей телом, но, похоже, старательно уклонялся от более тесной духовной близости.

Ариане казалось, что он сознательно проявляет эмоциональную сдержанность. Неужели это попытка уберечь от нее свое сердце? Защитить раненую душу от новой боли? Да, вероятно, Пейн не ошибся в своих предположениях – Ранульф заковал свое уязвимое сердце в непроницаемую броню, чтобы оно больше не страдало. И пока Ариана не сумела отыскать способ пронзить ее.

Как-то вечером, придя в отчаяние, она вытащила красивые резные шахматы своего отца и полированную деревянную доску. Взгляд Ранульфа просветлел, но в нем тут же появилось сомнение:

– Ты умеешь играть?

– Говорят, что немного умею. Я постоянно играла с отцом.

И по вечерам после ужина у них появилось новое развлечение. Ранульф выигрывал у нее четыре партии из пяти, но все же Ариана побеждала его достаточно часто, чтобы игра превратилась в состязание. Честно говоря, эти сражения умов только добавляли пикантности пылким физическим отношениям.

Но Ариана хотела большего. Нелепо, но она хотела угождать Ранульфу, хотела стать для него источником радости. Она мечтала завоевать его уважение и доверие больше, чем когда-либо. И безнадежно хотела, чтобы он относился к ней с нежностью, чтобы взгляд его смягчался от любви.

Но Ранульф сопротивлялся любым попыткам Арианы охотно служить ему и заботиться о его нуждах. Каждая победа доставалась ей с трудом – в точности так же ей приходилось бороться за уважение отца. Но с Ранульфом было значительно труднее, чем с лордом Уолтером. Когда Ариана попросила разрешения привести в порядок большой зал, он посмотрел на нее с подозрением.

– Зачем это? – настороженно спросил Ранульф.

– Зачем? – в изумлении повторила Ариана и обвела взглядом закоптелый зал, вспоминая, как тот выглядел при матери. Леди Констанция ни мгновения не потерпела бы такой грязи. – Потому что здесь необходима уборка. Тростник на полу не менялся с самого вашего появления. А из-за дождей он так отсырел, что уже воняет.

– Об этом может позаботиться кто-нибудь другой.

– Никто не сделает этого так тщательно, как я. Слуги выполняют свои обязанности кое-как, не обращая внимания на основную грязь.

– Ох, какое преступление! – бросил Ранульф, привлекая Ариану к себе.

Его янтарные глаза потеплели и поддразнивали.

Она разозлилась на такое легкомысленное отношение. Ее сильно раздражало, что Ранульф отказывается признать ее хозяйственные способности, в точности как в свое время отец.

Ариана уперлась ладонями в грудь Ранульфа и поставила ему ультиматум:

– Если ты хочешь, чтобы я и дальше делила с тобой постель, милорд, то позволишь мне привести зал в подобающий порядок. Я не намерена терпеть грязь.

Блеск в его глазах ясно дал ей понять, что он расценивает эту угрозу как вызов. Ранульф прильнул к ее губам и таким образом одержал временную победу.

Но позже он все-таки сдался. Воспользовавшись его разрешением, Ариана заставила слуг вынести грязный тростник во двор, сжечь его и нарвать новый. Деревянные полы подмели и отскребли с уксусом, а потом посыпали болотной мятой от блох, ромашкой и лавандой, чтобы освежить воздух. А, закончив с полами, побелили стены большого зала, чтобы скрыть сажу и пятна копоти, оставшиеся от прошедшей зимы.

Вскоре Ариана намекнула, что хочет вести домашнее хозяйство, и этот спор перерос в крупную ссору.

– Все будет гораздо проще, если ключи окажутся у меня, – заявила Ариана, когда Ранульф проворчал, что она слишком много думает о делах замка. – Я смогу привести все в порядок, не спрашивая у тебя позволения на каждую мелочь.

Ранульф недоверчиво поднял брови:

– Ты что, и вправду думаешь, что я могу отдать ключи тебе? Моей заложнице?

– Может, ты сам хочешь поиграть в хозяйку дома, милорд? – сухо отозвалась Ариана. – Что-то я плохо представляю тебя в этой роли.

Губы Ранульфа дернулись, но он сумел сохранить холодное выражение лица.

– Мне не нужно, чтобы кто-то вел мое домашнее хозяйство. Для этого существует управляющий.

– За ним требуется присмотр. Женский присмотр.

Ранульф с подозрением нахмурился:

– Ты опять пытаешься хитростью добиться моей благосклонности, лисичка? Это что, попытка убедить меня жениться на тебе?

Он был очень близок к правде, но Ариана только небрежно пожала плечами.

Раньше Ариана ходила в лес дважды в месяц, а сейчас не была там уже несколько недель. До того как Ранульф захватил Кларедон, достаточно было ненадолго забежать в восточный лес, чтобы помочь тамошним обитателям, но теперь все настолько усложнилось, что они наверняка остались почти без еды.

Ариана никому не могла доверить это дело, разве только Гилберту, но даже и в нем сомневалась. Только сама Ариана и еще два человека знали тайну леса – отец и его старший вассал, Саймон Креси, и обоих здесь не было. Так что позаботиться о тамошних обитателях могла только Ариана, и ждать больше было нельзя.