– Да, поэтому я и уехала рано.

– На кой леший ты туда ездила?

Допрос явно затягивался, и я решилась на применение слезоточивого газа.

– Последний раз мы туда ездили вместе с дедом, – с трудом выдавила я.

В ту же секунду бабушка стихла и, отвернувшись к печи, засопела.

– Ну ладно-ладно, мам, – вмешался в разговор дядя Жора.

Он встал и, подойдя к бабушке, обнял ее. Каждый из нас замолчал о чем-то своем и стал думать об одном.

– Пап, а ты взял мой надувной круг? – разрядила атмосферу снова вошедшая в дом Элен.

– Не знаю, вроде взял. В багажнике смотрела?

– Я везде уже посмотрела! Я так и знала – все забыли! – чуть ли не плача, произнесла она.

– Лен, перестань! Я весь твой гардероб привез, подумаешь – круг забыли!

– Теперь я все лето не буду купаться!

– Пора бы уже плавать научиться – не маленькая! – отрезал дядя Жора.

Кстати сказать, Элен умела плавать, просто в своем белоснежном купальнике, опоясанная надувным кругом зеленого цвета, она знала, что была неотразима и смотрелась на воде как распустившаяся кувшинка.

– Разрешите откланяться, товарищ капитан! – сказал дядя Жора и протянул мне огромную широкую ладонь.

– До свиданья, дядя Жора! Берегите себя! – ответила я и, встав со стула, пожала ему руку.

– Так точно!

Он выкатил грудь и ударил друг о друга пятками.

– Мож поешь че на дорожку? – спросила бабушка.

– Нет, мам, поеду, – ответил он и чмокнул ее в лоб.

Когда дядя Жорин Мерседес скрылся за поворотом, из-за того же поворота вырулил Антон на своем велосипеде. Бабушка еще стояла какое-то время у обочины дороги, подняв прощальную ладонь в воздух, мы же с Элен сидели на лавке возле палисадника и объедали недозревшую смородину. Я заметила его издалека. Он ехал медленно и, не поднимая глаз, смотрел в пространство перед собой. По всему было видно, что он о чем-то глубоко думал, и это настолько тяготило его, что даже крутить педали было непосильным.

– Здравствуйте, – качнув головой, сказал он, когда поравнялся с бабушкой.

– Драсьте, – ответила та и с подозрением окинула его взглядом.

В одну секунду Элен перестала жевать смородину и, схватив обеими руками пряди своих длинных черных волос, бросила их себе на грудь и пальцами подкрутила кончики.

– Здравствуйте! – кинула она громкое Антону вслед.

Он резко обернулся и, затормозив, спрыгнул с велосипеда. Я отвернулась к изгороди, чтобы набрать еще смородины.

– Привет, – оживленно прозвенел Антон.

– Иди сюда – мы тебя угостим.

– “Сколько же можно его угощать?” – думала я и тянулась за смородиной.

Держа руль обеими руками, он подкатил свой велосипед к Элен.

– Я – Элен, а это – Кэт, – представилась она и ткнула меня в живот пальцем.

Я набрала полную горсть ягод, сжала их в кулаке и повернулась к Антону.

– Антон, очень приятно, – вежливо и ласково сказал он, глядя прямо мне в глаза. – Кэт – то есть Катя?

– Нет, не Катя! Кэт! – повторила я слова Элен.

Протянув руку, я разжала кулак перед самым его носом.

– Хочешь?

– Спасибо, нет.

– Небось только что позавтракал? – спросила я его и предложила ягоды Элен.

– Вроде того, – иронично произнес он и улыбнулся.

– Да, отстань ты со своей смородиной, – капризно бросила Элен и тыльной стороной ладони отвела мою руку в сторону.

– Как хотите!

Я нарочито широко открыла рот и одним махом вывалила в него ягоды.

Элен все никак не могла оставить в покое свои волосы и, заметно нервничая, теребила их, то сваливая на бок, то откидывая за спину. Ее гибкое тело самопроизвольно изогнулось в местах, нужных и подходящих по ситуации. Она положила ногу на ногу, что заметно укоротило подол ее лимонного платья, и подала вперед свои молочные круглые плечи. Ее дыхание стало глубоким, и проступившие ключичные косточки вывели на ее груди соблазнительный рельеф.

– У тебя красивый велосипед, – сказала она и слегка ударила ножкой по тугой шине.

– Хочешь прокатиться?

– Я не умею!

– “Блестяще!” – думала я и дивилась незаурядным талантам моей Элен.

Она умела кататься на велосипеде, и он у нее даже когда-то был. Оставив его однажды на дороге, она уехала с Витьком из соседней улицы на его отцовском “Урале”, который был починен на скорую руку единственно с этой целью. Одурманенный ее красотой Витек увез Элен за далекие километры к пионерлагерю, где его “Урал”, конечно же, заглох. Только под вечер он вернул ее на прежнее место и поклялся найти украденный велосипед. Больше мы не видели ни велосипеда, ни Витька, а его наглухо закрытый с тех пор гараж стал мучить мое воображение догадками.

– В этом нет ничего сложного. Если хочешь, я научу тебя, – предложил Антон.

– Как это любезно с твоей стороны! – громко, не к месту воскликнула Элен. – Ты только посмотри на него, Кэт!

– Смотрю! – отозвалась я.

От этих ее высокопарностей Антон сразу как-то растерялся.

– Дак да или нет? – решил прояснить он.

– Что ты думаешь, Кэт?

– Хорош собой!

Антон брызнул довольным смехом.

– Опять ты со своими дурацкими шутками! – вскрикнула Элен. – Я тебя о езде на велосипеде спросила.

– А, конечно, соглашайся, – снова ответила я.

Элен повернулась к Антону и внимательно посмотрела ему прямо в глаза.

– Только учти – я плохая ученица, и ты должен быть со мной терпеливым.

– Все в порядке, моего терпения хватит на двоих, – сказал Антон и стрельнул в меня глазами.

– “Бабник!” – подумала я.

В тот момент я в полной мере осознала, как весь год скучала по безумным авантюрам Элен. Казалось, было невозможным постигнуть то, как у нее всегда получалось так легко морочить ребятам голову, и время, которое так щедро было подарено этим летом нам обоим, я решила потратить на постижение этой науки. Я, в отличии от Элен, была хорошей ученицей.


Биология


– Ну, и жара, – на выдохе сказала Элен и упала на кровать.

Я поставила у двери последние пакеты с вещами и, встав посередине комнаты, уставилась на нее. Она лежала, изгибаясь полумесяцем, ее глаза были закрыты, а лоснящиеся черные волосы разметаны по постели. На ней было платье желтого цвета с кислинкой, широкие складки подола которого срастались на ее талии в узкое устье мелкой драпировкой. То ли от неловкой позы, то ли от духоты она медленно и глубоко дышала. Тугой корсет платья сдавливал ее грудь, и та вспухала на каждом вздохе, как размоченный в молоке хлебный мякиш.

– Что ты стоишь, как статуя? Иди ко мне, садись, – сказала Элен и стряхнула свои волосы с края кровати.

Я послушно подошла и села возле нее. Она взяла мою руку и, опять откинувшись на подушку, закрыла глаза.

– Ты изменилась, Кэт, – сказала она после пары глубоких вздохов.

– Ты тоже, Элен, – тихо ответила я.

Хоть военный городок и находился не более, чем в ста километрах от нашей деревни, встречались мы с Элен только раз в году на несколько жарких летних недель. Первое время после нашей долгой разлуки я не могла насмотреться на нее и все время ловила себя на том, что снова и снова разглядывала ее с головы до ног. Я была неизменным преданным поклонником Элен, она это знала и всегда мне подыгрывала. Замечая на себе мой пристальный взгляд, она отводила свой в сторону или вовсе, как сейчас, валилась на кровать, закрывала глаза и не мешала моему восхищенному любованию.

А еще мы мало говорили, то есть Элен могла болтать часами, особенно когда была весела, и когда день сулил ей свиданье, но для этого ей не нужна была ни я, ни кто бы то ни было еще. Те слова нужны были ей просто, чтобы утяжелять и упорядочивать ее несущиеся со скоростью ветра воздушные мысли. Настоящих же слов, полновесных действительных, она произносила мало, а иногда и вовсе предпочитала им смыслотворящее молчание. Я прекрасно освоила этот ее язык и всегда безошибочно угадывала моменты, когда он звучал.

Вот и теперь она держала мою руку и говорила со мной о том, как сильно скучала, о том, что у нее уйма планов на это наше короткое лето, и о том, что она заметила, как я повзрослела. Впрочем было в этом моменте и что-то еще, чем дышали ее жесты, и что печалило ее красивое лицо, какая-то невообразимо прекрасная, но безрассветная ночь.

– Как школа? – спросила ее я.

– Я провалила выпускные экзамены, – спокойно ответила она.

– А почему? Было трудно?

– Нет, я просто на них не ходила.

– Как так не ходила? – удивилась я.

– А зачем?

– Ну как зачем? Чтобы быть кем-то в жизни, нужно учиться.

Элен открыла свои светлые глаза и посмотрела на наши плотно сцепленные руки.

– Я бы хотела научиться быть собой для начала, – сказала она и примерила свою открытую ладонь к моей.

– Я тебя не понимаю. Что значит – быть собой? Ты всегда ты. Разве есть какая-то другая Элен, которой нужно учиться быть?

– Конечно, есть, глупенькая.

Она просунула пальцы своей руки между моими и сдавила их тесным замком.

– Вот ты думаешь, что знаешь меня, а это не так. Ты знаешь только ту Элен, которой я научилась быть, но это не все, что есть в нас. Мы с тобой, Кэт, гораздо больше, чем нам кажется. В том, чтобы быть здесь и одновременно еще где-то там, откуда ты выше и больше себя настоящей, и состоит наука. Наука, которой в школе не научат.

После этих слов она разжала свою руку, потянулась всем телом и перевернулась на живот. Я расправила складки ее платья и тихо позвала ее по имени:

– Элен…

– Мм, – отозвалась она.

– Я бы хотела показать тебе одно место.

– Опять твой сеновал?

– Нет, на этот раз не сеновал. Это красивое место, тебе бы там понравилось, вот только…

Я замолчала. Элен убрала с лица волосы и внимательно посмотрела на меня одним глазом.

– Что только?

– Ехать придется далеко. Нужен велосипед, которого у тебя теперь нет.

– А мотоцикл подойдет? – спросила она и хитро улыбнулась.