Сон не шел. Оуэн принялся считать в уме проклятые платья, каждый раз начиная волноваться на цифре пятнадцать. По словам Оливии, именно столько Белл еще осталось сшить.

Время закончит свой бег для Оуэна не через годы, месяцы или недели.

Его время исчислялось платьями.

Глава 15

И все-таки Аннабелл пропустила завтрак. Несмотря на то, что встала вовремя, она решила не обращать внимания на сосущее чувство голода. Аннабелл была внутренне не готова встретиться лицом к лицу с Оуэном, с его сестрами и даже с Деннисоном. Поэтому собрав волосы в тугой узел, она заколола его на затылке, а сверху нахлобучила свой чепец.

При воспоминании о ночи, проведенной с Оуэном, Аннабелл ощутила, что ее бросило в жар. Знакомство с азами наслаждения прошло естественно и оставило после себя чудесное ощущение, на что она и надеялась. Теперь бы сохранить это впечатление чуть-чуть дольше.

Однако они с Оуэном пересекли запретную черту. Как теперь ей себя вести с ним? В присутствии посторонних она должна будет делать вид, что между ними не случилось ничего непозволительного. Мысль о том, что нужно хранить в тайне их связь, казалась ей какой-то неправильной. Это было то же самое, что запереть прекрасную певчую птичку в клетку.

Тем не менее ей и Оуэну, каждому из них, предназначались свои роли, а именно портнихи и герцога. И лучше бы ей об этом не забывать. Аннабелл мысленно добавила еще один пункт в свой список: «Не важно, насколько соблазнительна мечта, до́лжно помнить о границах, за которые нельзя заходить».

Эта мысль засела у нее в голове, и ей стало интересно, как они будут себя вести, оставшись наедине. У нее отсутствовал соответствующий опыт, который мог бы руководить ею. Флирт был бы уместен, если бы она относилась к тем особам, которые любят покрутить хвостом. Увы, Аннабелл была на это не способна.


Конечно, они могли бы мирно беседовать, но вряд ли ему станет интересно узнать, что последним писком моды стали спенсеры[4] из атласа серого или оранжевого цвета, с нашитыми на них пуговицами a la militaire[5]. Точно так же ей не под силу сказать что-либо умное по поводу последних парламентских дебатов. Должно же быть что-то, что они смогли бы обсуждать, помимо чепцов служанок и счетов от доктора. Но что?

Аннабелл не рассчитывала на цветы или заявления определенного рода, но если бы последовал хоть какой-то намек на признание их отношений — это было бы уже что-то. Ей требовалось подтверждение того, что минувшая ночь была не просто приятным времяпрепровождением.

Аннабелл вздохнула и вставила нитку в иголку. В безжалостном утреннем свете мастерская уже не казалась ей уютным уголком, исполненным романтики. Повсюду лежали вороха материи, как напоминание о том, сколько еще платьев предстоит сшить, чтобы завершить сделку. Она с легкостью поверила бы, что прошедшая ночь оказалась сном, если бы не следы застывшего воска на обложке географического атласа. Аннабелл потрогала их — просто чтобы убедиться, что все было наяву.

В дверь постучали, и сердце у нее подскочило.

— Войдите, — крикнула Аннабелл, почувствовав, как краска заливает лицо.

— Доброе утро, дорогуша, — поприветствовала ее миссис Потсбери. — Деннисон сказал, что для тебя утром пришло письмо, но что ты еще не встала. — Прекрасно! Если дворецкий до сего дня не считал ее лентяйкой, то теперь точно изменит свое мнение о ней. — Когда ты не спустилась к завтраку, я решила, что ты приболела. А ведь у тебя действительно жар!

— Я прекрасно себя чувствую. — Аннабелл поняла, что в ту же минуту покраснела еще больше. — Извините, что заставила вас беспокоиться. Я проспала и поэтому решила взяться за работу как можно скорее.

— На тебя это непохоже. — Экономка пристально смотрела на Аннабелл, словно подозревая ее в том, что она скрывает какую-то неведомую хворь. — Как бы то ни было, я сказала Деннисону, что отнесу тебе письмо сама и заодно проверю, как ты себя чувствуешь.

Аннабелл взяла письмо. Адрес был написан рукой Дафны. Она нахмурилась. Если Дафна заплатила посыльному вместо того, чтобы воспользоваться почтой, значит, что-то случилось. Дрожащими от волнения пальцами она развернула листок.

— Так все в порядке? — задумчиво спросила экономка.

— Да, спасибо, что принесли письмо.

— Ну, тогда прекрасно. Проверю, чтобы ты спустилась к ленчу. Смотри, не простужайся. — Позванивая ключами на поясе, миссис Потсбери удалилась.

Мысленно коротко помолившись, чтобы мамочке не стало хуже, Аннабелл сделала глубокий вдох и принялась читать.


Дорогая Белл,

Не могу ждать твоего следующего приезда, чтобы сообщить о том, что случилось сегодня утром. Как обычно, я проснулась в своем кресле, и когда поглядела на мамочкину кровать, в ней никого не было. Мамочка стояла рядом. Сначала я перепугалась, увидев, как она шатается на нетвердых ногах. Мне показалось, что она вот-вот упадет и ушибется, поэтому я велела ей, чтобы она не вздумала двигаться без моей помощи.

Однако потом до меня дошло, что она в первый раз за несколько недель сама поднялась с постели. На мой вопрос, зачем она встала, мамочка сказала, что проголодалась и не хотела меня будить. Представляешь, она проголодалась! К ней вернулся аппетит — просто чудо какое-то! Более того, к ней вернулся интерес к окружающему миру.

Ты всегда подтрунивала над моим вечным оптимизмом. Мне кажется, ты согласишься с тем, что улучшение ее состояния достойно того, чтобы отпраздновать это. Мы должны поблагодарить твоего щедрого герцога и, конечно, доктора Локстона. Надеюсь, я когда-нибудь смогу простить доктора Конвела, только пусть этот день наступит попозже. А пока я сосредоточусь на мамочкином выздоровлении.

Я понимаю, что тебе захочется самой увидеться с ней и убедиться в чудесном превращении, но поверь мне — ее состояние кардинально улучшилось за последние два дня.

Только благодаря твоей отваге и самопожертвованию мамочка выжила и мы больше не голодаем. Надеюсь, что у тебя все в полном порядке и что мы скоро увидимся и порадуемся вместе.

Твоя любящая сестра

Даф.


Аннабелл перечитала письмо еще раз, чтобы убедиться, что все правильно поняла.

Мамочка встала с одра!

Ей стало лучше!

Письмо выскользнуло из рук Аннабелл и упало на пол. На глаза навернулись слезы. Сердце от радости так заколотилось в груди, что ей стало страшно, что оно разорвется. Она глядела на темно-серые тучи за окном и думала, что еще никогда не видела такого прекрасного пасмурного дня. Кому оно нужно, это сияние солнца или нескончаемое пение птиц? И как много можно сказать о таком тихом, непритязательном на первый взгляд, чудесном в своей обыденности дне.

— Аннабелл?

Она отвернулась от окна и увидела стоявших рядом Оливию с Роуз. Обе с тревогой смотрели на нее. Должно быть, вид у нее жуткий. Слезы текли по щекам, и, хотя ей нужно было успокоить сестер, она не могла вымолвить ни слова. В горле стоял ком.

— Что случилось? — спросила Оливия.

Покачав головой, Аннабелл подняла письмо и протянула Оливии. Роуз тоже стала читать. Когда девушки закончили, то весело заулыбались.

— Твоей матери стало лучше, — обрадовалась Оливия. — Это ты от счастья плачешь?

Чувствуя себя полной идиоткой, Аннабелл все-таки кивнула.

Роуз сцепила руки под подбородком, у нее влажно заблестели глаза. Оливия воскликнула:

— Это же прекрасно!

Потом они все вместе уселись на кушетку у окна. Девушки обняли Аннабелл и тоже разревелись. Ни у кого из них не нашлось носового платка, поэтому они плакали, пока слезы не кончились сами по себе.

Неожиданно Аннабелл громко икнула, и все рассмеялись.

— Давайте устроим примерку платьев. Тогда будет очевидно, что я работаю, и меня не уволят.

— Давай, — подхватила Оливия. — Увольнение испортит тебе такой чудесный день, и это будет полный стыд после такого многообещающего начала.

Аннабелл обняла каждую из сестер, а потом началась примерка.

Если прошедшая ночь была волшебной, то утро оказалось чудодейственным.

Аннабелл с нетерпением подгоняла время, чтобы поскорее узнать, что принесет с собою вечер.


Сразу после пятичасового чая Аннабелл встретилась в холле с Оуэном, чтобы тот отвез ее домой. Наклонившись над золоченым столиком, он перебирал письма и визитные карточки, разложенные на серебряном подносе. При виде него у Аннабелл перехватило дыхание. Черные волосы падали на прямые брови, тонко вырезанные черты лица были одновременно суровыми и прекрасными. Он стоял почти не двигаясь, но его тело словно лучилось жизненной энергией, которая заряжала Аннабелл.

Оливия уже сообщила брату, что матери Аннабелл чудесным образом стало лучше. Кроме того, она настояла, чтобы Оуэн проводил Аннабелл до дому. Аннабелл не хотелось устраивать еще один перерыв в работе, как не хотелось и отнимать время у Оуэна. Все же она уговорила себя, что поездка не затянется надолго. Вдобавок можно было воспользоваться таким удобным случаем, чтобы прояснить для себя правила поведения в их столь невероятных, но абсолютно реальных отношениях. Стоило ей подумать о том, как она начнет разговор на эту тему, как сердце ее затрепетало. Еще нужно было побеседовать с Оуэном об Оливии и Роуз. То, что она сказала ему ночью в мастерской, даже для ее ушей звучало как-то уж очень дипломатично. Правда, из того диалога она не могла вспомнить ни слова.

При ее приближении Оуэн обернулся, и широкая, неторопливая улыбка осветила его лицо.

— Вы готовы?

Она подумала, что — да. Только вот было страшно трудно сохранять спокойствие и делать равнодушный вид, стоя так близко к нему. Деннисон закатил глаза, подавая ему шляпу.