Они еще не обсуждали это в деталях, но было очевидно, что мистер Данстен вполне примирился с тем, что рано или поздно его дочь должна оказаться среди своих сверстниц.

«Он странный человек, — думала Салли, — но он мне нравится».

Она снова взглянула на картину над камином. Пейзаж напоминал ей об отце. Именно отец помог ей, ее отец, который знал так много о человеческой натуре. Он прекрасно понимал, что все люди испытывают потребность в тепле и участии, а это может дать только любовь.

Вдруг Салли подумала: «Какая я везучая! Мне есть, кого любить, и меня есть, кому любить!»

Она подумала о сестрах, обо всех, кто помогал ей в Лондоне: о мистере Данстене, о герцогине и супругах Джарвисах, которые дали им кров. Без доброты просто невозможно жить. Вот и сейчас в критический момент рядом с ними Дэвид, любящий, все понимающий Дэвид, про которого медсестра сказала, что он тоже член нашей семьи.

«Да, я везучая», — подумала Салли, удобно устроившись в стареньком, потертом кресле Дэвида.

14

Цветы наполняли ароматом всю палату. Букет был так великолепен, что Энн никак не могла поверить, что цветы предназначены именно ей. Она и не представляла, что люди могут быть так добры к ней.

В огромной вазе стояли гвоздики, которые прислала герцогиня. Великолепные гладиолусы в красивой коробке были от Бена, а букетик анемонов — от миссис Джарвис. Слуги с Баркли-сквер прислали бархатцы, а Энн и в голову не приходило, что они вообще замечают ее. Букет гардений принесла Салли, зная, что сестре нравятся чистые строгие линии лепестков и аромат этих цветов.

Мэриголд купила для Энн виноград, хотя это наверняка стоило очень дорого. Но все-таки больше всего Энн поразила огромная корзина орхидей от Элейн и ее отца.

Орхидеи! Они стояли в палате, как экзотический символ роскоши, о которой девушка знала так мало.

«Как добры люди! Невероятно добры!» — повторяла про себя Энн. Да, стоило заболеть, чтобы узнать, как щедры и любвеобильны люди, и близкие, и чужие.

Она чувствовала себя лучше. Дэвид и мистер Дрейсон были довольны. Но предупредили, что улучшение временное и необходима срочная операция по поводу аппендицита. На минуту это известие ошеломило Энн. Ей стало страшно, но она взяла себя в руки и тихо сказала:

— Если вы считаете это необходимым…

— Боюсь, это в самом деле необходимо, — проговорил мистер Дрейсон и улыбнулся Энн своей знаменитой обаятельной и успокаивающей улыбкой. — Но мы будем хорошо заботиться о вас, правда, Дэвид?

Дэвид кивнул:

— Энн знает, что это так.

— Вы очень добры, — отозвалась Энн. Когда мистер Дрейсон ушел, она спросила Дэвида: — Насколько все это дорого, Дэвид? Мы не можем себе позволить больших расходов.

— Боюсь, придется это сделать, Энн. На здоровье нельзя экономить. Но не волнуйся, Салли говорит, мы справимся.

— Это значит, что она и Мэриголд все истратят на меня. Это несправедливо, Дэвид, — вздохнула Энн.

— Лечение будет не так уж дорого, — ответил Дэвид. — Я все объяснил Дрейсону, а он невероятно достойный и порядочный человек.

Энн с минуту помолчала, а потом очень тихо спросила:

— Дэвид, сколько стоит эта палата?

Дэвиду не хотелось называть истинную цену, но что-то во взгляде девушки подсказывало, что не стоит ее обманывать.

— Восемь гиней в неделю. Это обычная плата за отдельную палату.

Энн глубоко вздохнула:

— Пусть меня переведут в общую.

Дэвид сел напротив нее и взял ее руки в свои.

— Послушай, Энн, я понимаю тебя, но я искренне тебе говорю: мы справимся — Салли и я!

— Нет, Дэвид, — твердо заявила Энн. — Я хочу, чтобы меня перевели в общую палату сейчас же!

— Не усложняй все, Энн.

— Я не усложняю. Я знаю, что мне нужно, и хочу, чтобы это было сделано. Ты очень милый, Дэвид, и не думай, что я не ценю твою помощь, но я слишком хорошо знаю, как тяжело твоей семье.

— Они готовы отдать все до последнего пенни, лишь бы ты поправлялась. И я тоже.

— Я ни за что не приму твои деньги, у тебя их не так уж много. Ты же не зарабатываешь столько, сколько предполагал, потому что работаешь в лаборатории сэра Хьюберта. Ведь так?

Дэвид горько усмехнулся:

— Черт возьми, Энн! Ты знаешь обо мне, пожалуй, больше, чем я сам!

— Твой отец — милый старик, которому половина Корнуолла должна деньги, и вряд ли он когда-нибудь их получит.

Дэвид кивнул, соглашаясь.

— Мы беднота, Дэвид, и не нужно нянчиться со мной. Я могу полежать и в общей палате, честное слово.

— Ты не имеешь представления о том, что это такое.

— Значит, как раз время получить представление об этом. Ничего не говори Салли. Ты прекрасно знаешь, что она будет против.

— Я ничего не стану предпринимать, не посоветовавшись с Салли, — честно сказал Дэвид.

— Но я самая старшая, хватит мне выполнять распоряжения Салли. В конце концов, она еще ребенок.

— Салли — ребенок? — удивленно протянул Дэвид. — Временами мне кажется, что она моя прабабушка.

Это было сказано так искренне и непосредственно, что они оба рассмеялись. Но уже через секунду взгляд Дэвида снова стал озабоченным.

— Я не знаю, что с тобой делать, Энн. Право, не знаю.

— Делай, как я говорю, иначе я стану очень капризной и требовательной.

— Я поговорю со старшей сестрой, — пообещал Дэвид. — Но боюсь, в ближайшие дни не будет свободной койки.

— Я перейду в общую палату, как только освободится место.

— Хорошо.

Дэвид постоял еще немного у постели Энн, внимательно глядя на нее.

— Надеюсь, где-нибудь на земном шаре есть еще три такие же красавицы, как сестрички Гранвилл, но, боюсь, мне не посчастливится встретиться с ними.

— Не надо льстить, Дэвид, — улыбнулась Энн. — Мы не всегда такие милые, какими кажемся.

Дэвид взял Энн за руку и сказал:

— Благослови тебя Господь, Энн! Ты — удивительный человек.

Он ушел, а Энн, оставшись одна, размышляла, чем обернется для нее принятое решение. Все ее существо содрогалось при мысли, что ей придется находиться рядом с другими больными. Но девушка твердо сказала себе, что приняла единственно верное решение в данных обстоятельствах.

«Ну почему, почему я заболела именно сейчас? — спрашивала себя Энн, но потом, глядя на окружавшие ее цветы, успокаивалась. Ну как можно отчаиваться, когда в мире столько доброты? — Я везучая, — думала Энн, — ужасно везучая».

Она закрыла глаза, но вдруг в дверь негромко постучали, и вошла медсестра.

— Вы хорошо себя чувствуете? К вам посетитель.

— Конечно, а кто это? — спросила Энн.

— Некий джентльмен, — ответила медсестра и вышла.

Через минуту, к большому удивлению Энн, на пороге появился Роберт Данстен. Это было настолько неожиданно, что несколько секунд Энн молча смотрела на него. Когда он подошел ближе, ужасная мысль пришла ей в голову: что-то случилось с Салли!

— Я был здесь неподалеку, мисс Гранвилл, и решил зайти, чтобы узнать о вашем состоянии. Ваша сестра сказала, что вам лучше, но Элейн хочет знать все подробно.

Энн с облегчением вздохнула, конечно, у нее просто разыгралось воображение. С трудом она подала руку мистеру Данстену и улыбнулась.

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Данстен. Присаживайтесь.

Роберт Данстен пододвинул стул и удобно уселся.

— Я хочу поблагодарить за чудесные цветы, которые прислали вы и Элейн, — смущенно сказала Энн.

— Рад, что они вам понравились.

— Я первый раз в жизни получила орхидеи.

Роберт улыбнулся:

— Я рад, что нам удалось подарить вам что-то особенное, ведь я вижу — мы далеко не единственные!

— Да, многие были очень добры ко мне. Мне даже стыдно лежать здесь, когда всем остальным приходится трудиться из-за меня еще больше.

— Ваша сестра очень хорошо работает. Не знаю, что бы мы без нее делали, — с уважением произнес Роберт Данстен. — Элейн пошла сегодня вместе с ней к герцогине. Моя дочь называет ее «герцогиня Энн».

— Она наверняка будет рада. Я очень волнуюсь о герцогине. Так много еще нужно бы доделать.

— Могу заверить вас, мисс Гранвилл, что пока вы пробудете здесь, обо всем позаботятся.

Было в его голосе что-то странное, незнакомое, но Энн теперь точно знала, что и Роберт Данстен — добрый человек, и вся ее робость исчезла.

«Не такой он и грозный», — думала Энн, вспоминая его появление в их крошечной комнатке. Сейчас она видела, что он еще совсем молодой человек с очень серьезным симпатичным лицом. Мистер Данстен внимательно разглядывал фотографию ее отца.

— Несомненно, мне знакомо это лицо, — сказал он.

— Это мой отец.

— Его зовут А.К. Гранвилл?

— Да, Артур Кристофер.

— Странно! Я знал его. Только мне и в голову не пришло связать вашу фамилию с фамилией блестящего корнуоллского историка.

— Действительно, мой отец опубликовал несколько книг о Корнуолле. Где вы с ним познакомились?

— Он приезжал в Лондон читать лекции, и мне повезло получить приглашение на ужин, там мы и познакомились. У нас тогда состоялся очень интересный разговор. Приблизительно через год я обнаружил в книге вашего отца ссылку на пьесу одного испанского писателя, которую я очень хотел прочитать. Она не издавалась у нас в стране, и я написал вашему отцу, чтобы узнать, нет ли у него экземпляра этой пьесы и не одолжит ли он мне ее на время. Я отправил письмо через его издателей. Помню, в адресе был указан городок, название которого начиналось с Сент…

— Сент-Читас.

— Да, да! Он прислал и книгу, и комментарии к пьесе, которые мне очень помогли.

— Думаю, я хорошо помню книгу, о которой вы говорите, — медленно произнесла Энн. — В ней еще были довольно забавные иллюстрации испанского художника по фамилии де Перес.