— Что это за история с вывозом игрушек? — спросил он. — Бейтс сказал, что звонили из детского приюта.

— Папа! — горячо заговорила Элейн. — Я уже слишком взрослая, чтобы играть в куклы. Я хочу, чтобы ты купил мне письменный стол, настоящий письменный стол, как у взрослых. Я не буду больше называть эту комнату детской, это будет классная комната.

— Неужели! — сказал мистер Данстен. — И кто же принял все эти важные решения?

На секунду наступило молчание, а затем Салли сказала:

— Я думала, Элейн попросила у вас разрешения отдать игрушки. Она действительно слишком взрослая для кукол.

— Слишком взрослая? — подняв брови, переспросил Данстен. — Полагаю, нам с вами, мисс Гранвилл, пора поговорить. Пройдемте в кабинет.

Он повернулся и вышел, не дожидаясь ответа. Салли сказала Элейн:

— Нарисуешь пока то, что ты собиралась? Не думаю, что разговор затянется.

Элейн с понимающим видом ребенка, которого вежливые расшаркивания взрослых не могут обмануть, шепотом посоветовала:

— Не позволяйте ему запугать вас.

— Постараюсь, — кивнула Салли и вышла вслед за мистером Данстеном, высоко подняв голову.

Он сидел за столом, когда девушка вошла, по привычке поднялся и, указав на стул, предложил ей сесть.

— Если не ошибаюсь, вы работаете гувернанткой Элейн уже около трех недель, — заговорил мистер Данстен. — Сожалею, что из-за напряженного рабочего графика не имел возможности обсудить с вами все вопросы воспитания дочери, но я действительно был очень занят. Только теперь я наконец могу уделить внимание тому, что, несомненно, и вы считаете крайне важным: общему направлению воспитания Элейн.

Роберт Данстен взял карандаш и что-то пометил в блокноте, лежавшем у него под рукой.

— Когда я нанял мисс Харрис, я подробно ей объяснил, чего я хочу. Предполагаю, что вам мисс Харрис ничего не говорила об этом. Я благодарю вас, мисс Гранвилл, за то, что вы приступили к работе сразу же, невзирая на отсутствие инструкций. Но у меня есть определенное мнение относительно воспитания Элейн, и, поскольку до сего момента вы работали на свой страх и риск, прошу простить меня, но я не всегда одобрял ваши действия. Самое главное — это то, что Элейн еще маленький ребенок. Не надо внушать ей, что она взрослая, и пытаться ускорять ее развитие.

— Не думаю, что Элейн взрослее своих лет, — возразила Салли. — Во многом она еще совершенный ребенок.

— Вот и отлично. Но я не понимаю, зачем в таком случае понадобилось убеждать ее отдать игрушки.

— Но, мистер Данстен, Элейн все-таки уже выросла из игр с куклами. Я видела очень красивую куклу, которую вы привезли ей из Парижа, но вы не поинтересовались, играет ли девочка с ней. Элейн одиннадцатый год, ей хочется получать в подарок совсем другие, более важные для нее сейчас вещи.

Мистер Данстен положил карандаш и отодвинул блокнот.

— Я абсолютно не согласен с вами, мисс Гранвилл! Элейн — ребенок, и ей нужно развлекаться, как ребенку! А если вы сказали, что она слишком взрослая для игры в куклы, она будет стыдиться. Если же, наоборот, всячески поощрять детские игры, то Элейн будет счастлива, как это и было всегда, и будет играть в свои игрушки, о которых мечтают маленькие девочки.

— Маленькие девочки — да, — ответила Салли, — но не сверстницы Элейн. Кроме того, Элейн — умница, а ее способности, насколько я поняла, никогда не развивали. Что касается обычных школьных предметов, она знает меньше, чем дети ее возраста, но она все схватывает на лету. Я думаю, ей нужно дать возможность развиваться умственно.

Роберт Данстен нетерпеливо взмахнул рукой:

— Я совершенно не согласен с вами, мисс Гранвилл! И так как Элейн — моя дочь, я настаиваю на том, чтобы вы действовали в соответствии с моими указаниями, а не по собственному усмотрению.

Салли пристально посмотрела на него:

— Мистер Данстен, я вас не понимаю. Вы предлагаете, чтобы я искусственно задерживала развитие Элейн?

Роберт Данстен забарабанил пальцами по столу.

— Не совсем, мисс Гранвилл. Боюсь, вы не поняли меня. Я хочу, чтобы Элейн росла как нормальный, обычный ребенок, чтобы она интересовалась тем, чем интересуются дети. Я не хочу искать и развивать в ней блестящий ум или какие-нибудь необычные способности. Я хочу, чтобы она была самой обычной девочкой. Это ясно?

— Вот такой возможности у нее как раз и нет, — решительно заявила Салли.

Роберт Данстен посмотрел ей прямо в глаза. Глубоко вздохнув, Салли начала выкладывать ему все, что давно накипело у нее на душе.

— Вы представляете хоть немного, какова жизнь Элейн здесь? Вы знаете, как с ней обходятся в ваше отсутствие? Думаю, Элейн — самый одинокий и несчастный ребенок, какого мне доводилось когда-либо видеть!

— Несчастный?

Несомненно, все что он услышал, поразило мистера Данстена.

— Да, несчастный! Няня очень любит девочку, но она слишком стара. Слуги ленивы, они делают, что хотят. Да и вообще, вы что, считаете прислугу подходящей компанией для десятилетней девочки? У Элейн нет друзей, она ничем не занята, у нее нет увлечений. Так отчего же она может быть счастлива? Она любит вас, но как часто вы видитесь с дочерью? — Салли замолчала на секунду и добавила: — Она ужасно тоскует по матери.

Роберт Данстен резко поднялся из-за стола и отошел к окну. Салли помолчала еще немного, но, поскольку мистер Данстен ничего не говорил, продолжила:

— Я хотела поговорить с вами, мистер Данстен, потому что уверена: лучший выход для Элейн — отдать ее в школу. У нее должны быть подружки ее возраста. Ей нужна другая обстановка. Когда я пришла сюда в. первый раз, то сказала вам, что девочка испорченна. Это не так. Она просто одинока и не умеет разобраться в своих чувствах. Мне жаль Элейн, мистер Данстен, мне жаль ее больше, чем нищих грязных детей, играющих на улице.

Салли говорила быстро, на щеках ее пылал румянец, руки были крепко сжаты. Ей казалось, что она сражается с превосходящими силами противника. О, Роберт Данстен производил впечатление такой силы и непоколебимости, что Салли сделалось страшно. Она замолчала. В кабинете стало очень тихо. Со стороны Парк-Лейн доносился шум машин. Девушке казалось, что слышно, как громко стучит ее сердце, а молчание длится уже вечность. Наконец Роберт Данстен отвернулся от окна и заговорил:

— Вы очень откровенны, мисс Гранвилл, — сухо произнес он и подошел к столу. — Если Элейн пойдет в школу, что будет с вами?

— Найду другую работу. Сейчас я думаю только о ней.

— Возможно, вы удивитесь, но я о ней тоже думаю, — несколько язвительно заметил мистер Данстен. — Вы великолепно изложили свою точку зрения, но нисколько не убедили меня.

— Думаю, вы все-таки согласитесь со мной, — быстро ответила Салли, — если все обдумаете, найдете возможность проводить с дочерью больше времени и убедитесь, как она одинока и насколько безрадостна и пуста ее жизнь.

Роберт Данстен снова взял карандаш, медленно вертя его в руках. Салли разглядывала своего работодателя и думала, что он был бы очень красив, если бы не чрезмерно строгое, даже суровое выражение лица.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Элейн тоскует по матери? — вдруг спросил Данстен.

— Возможно, мне не стоило говорить об этом, но, когда я пришла в дом, я заметила, что о матери Элейн никогда не упоминается. Девочка ненавидит все разговоры о матерях и детях. Ей не хочется пойти в гости к другим детям или пригласить их к себе, потому что у них есть мамы, а у нее нет.

Они долго молчали, потом заговорил Роберт Данстен.

— Я понятия не имел о том, что Элейн помнит мать.

— Она помнит. Видите ли, мама значит очень много в жизни ребенка.

— Некоторые, возможно, — ответил Роберт Данстен. Последовала недолгая пауза, а затем, глядя прямо в глаза Салли, он сказал: — Я принял решение, мисс Гранвилл, которое, возможно, покажется вам жестким, но, по-моему, оно единственно верное. Вы слишком юны и впечатлительны для того, чтобы быть подходящей гувернанткой для Элейн. До вашего появления в этом доме Элейн всегда была всем довольна, а теперь? За короткое время вашего пребывания здесь вы добились радикальных изменений, и я сомневаюсь, что можно будет вернуть ребенка к прежнему состоянию. Тем не менее, надеюсь, все еще поправимо. Буду очень обязан, если вы прекратите исполнять свои обязанности сегодня же. Жалованье, конечно, вы получите за весь месяц.

Салли, пораженная, смотрела на Роберта Данстена, а потом сказала тихо и спокойно:

— Я вас понимаю. Но мне жаль Элейн. Я привязалась к ней, а она, похоже, успела полюбить меня.

— Уверяю вас, нет причин беспокоиться об Элейн, — с достоинством ответил мистер Данстен. — До свидания, мисс Гранвилл.

Он протянул ей руку, но Салли проигнорировала этот жест. Она так рассердилась, что, дойдя до дверей, почувствовала, что дрожит. У двери ее остановил голос мистера Данстена:

— Я полагаюсь на ваш здравый смысл, мисс Гранвилл. Надеюсь, вы не станете расстраивать Элейн?

— Вам придется самому сообщить ей о своем решении. Я уйду через полчаса и не скажу девочке, что не приду завтра утром.

— Спасибо, мисс Гранвилл.

Салли вышла из кабинета. Ей хотелось сказать ему что-то резкое, но она чувствовала, что вот-вот расплачется. Элейн радостно подпрыгнула, когда Салли появилась в детской.

— А вот и вы! Вас долго не было. Я так волновалась, что папа будет слишком строг с вами!

Салли обняла девочку за плечи.

— Покажи свой рисунок, — попросила она, стараясь говорить ровным, спокойным голосом.

— Вот! — с гордостью сказала Элейн.

Оставшиеся полчаса тянулись для Салли бесконечно. Когда наконец пришло время уходить, она обняла Элейн и крепко прижала к себе.

— Ты была сегодня очень хорошей девочкой. Помни, что я тебе говорила: будь доброй к другим людям и никогда не груби.