Тот стоял спокойно, полный достоинства, и выглядел невинным, как новорожденный жеребец. Но он был слишком счастлив, чтобы долго сдерживаться, а потом оскалился Колину в лицо и заржал, словно расхохотался.

Ариадна хихикнула и поспешно прикрыла рот рукой. По ее мнению, Шареб был совершенно прав, потому что лишь заплатил унижением за унижение, не более того, но ветеринар выглядел так, словно подумывал об убийстве. Шареб заржал снова, с вызовом. Колин пожал плечами и полез в свой сундучок. Достал гребень и начал водить им по волосам. Те немногие участки, что избегли беды, вскоре были закрашены.

— Зачем это? — удивилась Ариадна.

— Это легче и проще, чем отмывать испачканное, — со вздохом ответил Колин.

К тому времени, как путешественники вернулись в кабачок, чтобы поужинать, небо было совершенно черным от туч и висело, казалось, над самой землей. В зале было полно народу: почти каждый проезжий спешил найти кров, прежде чем небеса разверзнутся. В камине весело потрескивал огонь, дым сигар струйками поднимался к потолку. Гости смеялись, играли в карты, в изобилии поглощали пищу и напитки. Поскольку помещение было небольшим, шум стоял такой, что едва можно было расслышать собственные мысли. Однако скрипка была слышна вопреки всему.

Колин от души пожалел, что услышал ее.

— Что это? — воскликнула Ариадна с простодушным восторгом. — Скрипка? Прелесть какая!

Она указала на старика у камина, который наигрывал старинную матросскую песенку и раскачивался в такт мелодии.

Колин убрал со лба волосы, теперь темно-каштановые, и ощутил, что пальцы дрожат. Музыка затронула глубины его души, пробудила давнюю боль, оживила воспоминания.

Скрипач играл мастерски и с таким пылом, словно мелодия была ему привычна. Колину не нужно было видеть его, чтобы понять, что это бывший моряк, но все же он посмотрел в указанном направлении. На старике под сюртуком была поношенная тельняшка, а на руке, сжимавшей смычок, виднелась татуировка в виде якоря.

Пять лет прошло с тех пор, как сам он навеки простился с морем, но боль была свежа. Леди Ариадна с ее детским восторгом ничего не знала об этом и не могла знать. Но старик в тельняшке был членом великого братства людей, обрученных с морем, людей, которые узнают друг друга не по одежде.

Когда мелодия стихла и толпа разразилась рукоплесканиями, он остановил взгляд на Колине. Лицо его не было знакомо ветеринару, но могло статься, что старик видел его поднимающимся на трап корабля во всем великолепии мундира, с кортиком у пояса, в фуражке офицера. Так или иначе, он слегка склонил голову, отдавая ненавязчивую дань уважения.

Колин подавил вздох, борясь с отчаянным желанием купить старику скрипачу кружку эля и до ночи разговаривать с ним о море и о кораблях.

— Приветствую, капитан, — произнес старик негромко, когда они проходили мимо.

Колин кивнул и улыбнулся в ответ, очень надеясь, что Ариадна не расслышала. Похоже, так оно и было, потому что она вдруг возмутилась:

— Это заведение… Боже мой, неужели тут некому убрать? А вонь какая! К тому же лица не внушают мне доверия. Мне страшно за Шареба.

Снаружи послышался раскат грома. Гроза ходила кругами, то надвигаясь, то удаляясь в сторону.

— Да, конечно… — рассеянно откликнулся Колин, чтобы сказать хоть что-то.

— Что с вами?

Девушка ухватила его за рукав и повернула к себе. Он, как мог, изобразил улыбку. И повернулся спиной к скрипачу, словно тем самым мог отвернуться и от своего прошлого.

— Со мной все в порядке. И прекратите волноваться за эту чертову лошадь!

— Я не могу!

— Так чего вы хотите? Чтобы я держал над ним зонтик?

Не дай Бог на вашу драгоценность упадет пара-тройка капель!

— Очень смешно! Вы язвите, потому что злитесь на него.

Если хотите знать, я бы на вашем месте все-таки завела его в амбар.

— Я бы тоже завел, если бы все стойла не были заняты или если бы хозяин позволил привязать его среди мешков с зерном. Хочу напомнить, что он не под открытым небом, а под навесом, — Вы такой сердитый, Колин! Мне тоже жаль ваши волосы… правда жаль, хотя я и смеялась. Если гроза кончится до вечера и мы покинем это гадкое заведение, давайте разыщем ручей и…

— Наплевать на волосы!

— Но вы расстроены! Заметно, хотя вы и стараетесь это скрыть. Если не волосы, то что тому причиной? Я? Я ничего такого не делала. Ни разу до вас не дотронулась!

Колин наконец посмотрел на Ариадну. Она выглядела всерьез озабоченной.

— Вы тут ни при чем, как и мои волосы. Просто… — Он умолк.

— Что просто?

— Тени прошлого.

Колин постарался все обратить в шутку. Они обогнули группу фермеров, оживленно споривших, каким навозом лучше удобрять, коровьим или лошадиным, и уселись на скамью у приоткрытого окна. Сверкнула молния, преломившись в шестиугольных стеклышках. Немного позже оглушительно громыхнуло. Подвыпившие посетители захлопали в ладоши и разразились одобрительными криками, от которых заложило уши. Кружки были дружно подняты, потом со стуком опустились на столы, но и этот грохот не мог заглушить печальный голос скрипки.

Ариадна сидела в такой позе, словно принимала гостей на светском рауте с своем особняке, — выпрямившись и аккуратно сложив руки на коленях. Она не сводила взгляда с Колина. Наконец тот приподнял бровь, молча вопрошая, в чем дело.

— Вы меня беспокоите, Колин. Порой вы настолько уходите в себя, словно вообще никогда не собираетесь возвращаться! Когда вам грустно, грустно и мне, и тут уж ничего не поделаешь. Простите, если я вас обидела своим замечанием насчет бедняги Грома. Он в своем роде тоже особенный… для вас, и мне следовало об этом помнить.

— Миледи, перестаньте искать вину в своих словах и действиях. — Колин улыбнулся, снова поддаваясь ее юному очарованию. — И не печальтесь из-за меня.

— Как я могу? Вы так благородны в своем стремлении спасти каждое страдающее животное! Поверьте, вы заслуживаете мое вечное уважение.

— Неужто вечное? — с мягкой иронией осведомился Колин.

— Оно никогда не умрет; — торжественно заверила Ариадна.

— Миледи…

— Что, доктор?

— Вам бы стоило немного ссутулиться и повесить руки.

Ваша поза настолько выбивается из остальных, что вон тот тип на вас косится.

— О!

Ариадна немедленно прониклась игрой. Небрежно нахлобучив шапочку пониже на лоб, она сползла по сиденью, вытянув и скрестив ноги.

— Так пойдет?

— Гораздо лучше.

— Может, мне еще рыгать и почесываться?

— Я бы не осмелился предложить, но идея неплоха.

— Доктор! — возмутилась Ариадна, схватила салфетку с ближайшего стола и швырнула в него.

Колин не выдержал и прыснул, и вскоре они уже дружно смеялись. Но потом взгляды их встретились, и смех умолк.

Ариадна отвернулась к окну, Колин принялся тщательно вытирать салфеткой влажный след от кружки на столе.

— Знаете, Колин, такой цвет волос не для вас, он не подходит к глазам.

— У каждой медали есть две стороны, миледи. По крайней мере я теперь замаскирован не хуже этой проклятой лошади!

— Кстати, о лошади! Как по-вашему, с ней все будет в порядке?

Оттуда, где они устроились, в приоткрытое окно были видны зады амбара. Поскольку Гром был всего лишь мерин, его поместили в просторный загон с другими лошадьми, для которых не хватило места на крохотной конюшне заведения. Он был счастлив хрустеть своим сеном и нимало не интересовался кобылами. Шареб, напротив, ни о чем другом и думать не мог. Он не притронулся к овсу и ходил кругами по своему тесному загончику с высоко поднятым хвостом и раздутыми ноздрями. Время от времени он пускался вприпрыжку и порывы ветра раздували его черную гриву — одним словом, он являл собой великолепное зрелище, к которому четвероногий прекрасный пол не оставался равнодушным. Вот он издал долгое ржание, метнулся в угол изгороди, круто повернулся и вскинулся на дыбы.

Тревога смешалась в Ариадне с восхищением. Она бросилась к окну и растворила его, чтобы лучше видеть своего любимца, не обратив никакого внимания на служанку с чайным прибором.

— Смотрите, Колин! Он устроил целое представление ради этих кобыл!

Сверкнула молния, омыв строение и загон фиолетовым сиянием и на миг придав им сказочную красоту. Облака зловеще клубились над головой; было ясно, что гроза все же разразится рано или поздно.

— Боюсь, миледи, не только для них, — заметил Колин хмуро, — но и ради соперника. Взгляните туда!

За то недолгое время, которое они провели в кабачке, кто-то успел поставить в соседний загончик другого жеребца. Тот был массивнее Шареба и столь же откровенно досадовал на свое одиночество.

Колин с подчеркнутым спокойствием понюхал молоко, чтобы определить свежесть, потом налил чаю. В душе он был озабочен ситуацией и благодарил Бога за то, что самый большой загон разделял забияк.

— Бог с ним, с другим жеребцом! Смотрите на Шареба!

Разве он не великолепен? Он рвется в бой, а все из-за своей горячей южной крови! Признайтесь, в нем воплотилось все лучшее, что свойственно лошадям!

«Горячая южная кровь». Колин отметил это про себя.

Его догадка подтвердилась.

Очередная молния была ветвистой и ослепительной. Это еще больше возбудило жеребцов. Они носились взад-вперед по своим тесным загонам, вставали на дыбы и бросали друг другу вызов пронзительным ржанием.

Кобыла в главном загоне начала проявлять беспокойство.

Один Гром не обращал на суматоху никакого внимания, поглощенный ужином.

Другой жеребец приостановился и время от времени коротко ржал, словно вскрикивал. Хорошо зная лошадей, Колин понял, что он осыпает соперника оскорблениями. Шареб ответил диким воплем ярости. В этот момент небо располосовала такая молния, что прежние просто в счет не шли.

Хуже момента для этого было не придумать. Шареб шарахнулся в сторону и налетел боком на дальнюю часть изгороди, всхрапнул и рванулся вперед бешеным галопом. Колин привстал на скамье, уверенный, что он на полной скорости сейчас налетит грудью на высоченную ограду. Однако тот взмыл над ней крылатым Пегасом и очутился по другую сторону, в главном загоне. Там он не промедлил и секунды, несмотря на призывное ржание кобыл. Он рванулся вперед, как демон, одержимый одним желанием — отомстить за оскорбление.