Он снова поднял почти пустой стакан и уныло уставился в окно, разглядывая проезжих. Медно-рыжая масть. Не такая уж редкая штука у лошадей, не то что среди людей, пусть даже сам жеребец был уникален. За последние полчаса мимо проехало по меньшей мере пять гнедых лошадей. Один мерин, другой — крепкий шотландский пони, запряженный в тележку фермера, три были верховыми, и вид каждой заставлял Тристана приподниматься на стуле. Но Шареба-эр-реха видно не было Вот и сейчас мимо катилась коляска, влекомая гнедым жеребцом отличных статей. Его задние ноги были перебинтованы — должно быть, нарывы. В коляске сидел какой-то простолюдин с сыном-подростком.

Тристан, лорд Уэйбурн, скорчил гримасу и выругался.

С минуту он продолжал смотреть в окно, потом заказал еще сидра.


— Знаете, доктор, что я думаю? Если уж человек вынужден зарабатывать себе на пропитание, лучше ветеринара работы не найти. Ваша жизнь, должно быть, разнообразна и интересна. А чувство выполненного долга! Повторяю, вы просто кудесник! Стоило вам осмотреть ногу Шареба, и раз! — он уже не хромает. Вы просто чудо!

— Благодарю.

— Не только по своим способностям, но и внешне.

Колин лишь с улыбкой покачал головой.

К этому моменту они уже были в пути около часа. Надвигался вечер, солнце садилось, и лучи его то били из-за деревьев, то исчезали, так что веселые солнечные зайчики бегали по лоснящемуся крупу Шареба. Отлогие склоны уходили вниз по обе стороны дороги, за ними вставали другие холмы, кое-где испещренные движущимися точками пасущихся овец или коров за тонкими черточками оград. Лишь немногие облачка нарушали чудесное однообразие синевы над головой.

— Я весьма ценю вашу похвалу, — подумав, сказал Колин, — но моей заслуги нет в том, что ваша лошадь больше не хромает.

— То есть все дело было в повязке?

— Все дело в том, что одному не в меру хитрому жеребцу надоело тянуть экипаж.

— Вы хотите сказать, что он просто разыграл спектакль?!

— И превосходно, должен сказать. Я почти поверил, но, к счастью, он забыл, какая именно нога охромела.

— Перестаньте! Шаребу не пришло бы в голову притворяться. Он ангел!

— Люцифер тоже ангел, только падший.

— Доктор! Прошу вас выказывать больше уважения к своему пациенту. Это же надо — сравнить достойное, чистое помыслами животное с самим Сатаной! Ужасно, не так ли, Шареб?

Жеребец вскинул голову и коротко заржал, словно соглашаясь.

Проехали еще полмили. Мало-помалу нежелание Колина и дальше выслушивать дифирамбы «дорогому Максвеллу», однообразие пейзажа, а также чересчур много эля, выпитого на постоялом дворе, навеяли на Ариадну сонливость, с которой она поначалу попыталась бороться. Интересно все-таки, как ему удалось вылечить Шареба, сонно размышляла она. Конечно, насчет спектакля — это просто шутка, что же еще? Он, должно быть, маг и волшебник. Сначала тот пес, теперь Шареб…

И каким удобным выглядит это широкое плечо… так и манит склониться.

— Доктор!

— Я уже вздрагиваю, когда слышу этот оклик.

— Мне кажется, я слишком много съела и выпила за обедо-о-ом… — Ариадна прикрыла рукой рот, не сводя взгляда с манящего плеча Колина. — Просто засыпаю, и все тут.

Может быть, если вы расскажете о своем жеребце, это поможет мне разогнать дремоту. Он много значил для вас, не так ли?

— Да, — согласился Колин, и лицо его омрачилось.

Ариадна помолчала, стараясь держать глаза открытыми.

Ее мучил вопрос: очень ли доктор рассердится, если она немного поспит у него на плече?

— А как его звали?

— Нед.

— Нед! Какое простое и милое имя! — Она снова зевнула. — Полагаю, он был настоящей тягловой лошадью в отличие от Шареба.

— Да уж. Когда он возил меня, у меня не отваливались руки и плечи!

— Да, но Шареб все же тянет, не так ли?

— Вот именно, тянет. Я все больше подозреваю, что эту лошадь вывели для того, чтобы пахать на ней. Он силен, как дьявол.

Ариадна ненадолго встревожилась. Все эти размышления на тему, для чего был предназначен Шареб, страшно ее нервировали. Рано или поздно Колин все поймет. С тех пор как сняли повязки с передних ног, жеребец шел присущей ему легкой и плавной, «текучей» рысью. Ветеринар не долго останется в неведении.

Хорошо хоть, Колин мог видеть его в свободном галопе, с всадником на спине!

— Мне вас ужасно жалко, — сказала девушка. — Хотите, я вас сменю? Обещаю, что буду стараться изо всех сил.

— Это излишне, я пока еще не умираю от усталости. Наслаждайтесь видами.

Ариадна сделала честную попытку, но неудачно. Виды по сторонам дороги были куда менее занимательны, чем плечо Колина Лорда, и с этим ничего нельзя было поделать.

Потом взгляд сам собой переместился на его лицо. Смотреть на мужчину так долго и так откровенно было в высшей степени неприлично, и Ариадна помнила об этом, но после хорошей порции эля условности уже не казались такими обязательными.

Какой у него аристократический профиль, думала девушка в сладком полузабытье. И как жаль, что он всего лишь простолюдин.

Коляска катилась, деревья мелькали по обеим сторонам дороги, и все это убаюкивало, убаюкивало…

— Доктор!

— Да?

— Мне и правда не следовало столько пить.

Колин повернулся. В глазах его была теперь тревога.

— Вам нехорошо?

— Я просто засыпаю. Дома я любила вздремнуть после обеда, тем более что все самое интересное в обществе: балы, званые вечера — происходит довольно поздно. К тому же я не спала всю ночь, если помните, а коляска так покачивает… Словом, простите, что я в таком состоянии.

— Ничего страшного.

Ариадна протянула руку и легко коснулась ладонью плеча Колина. Оно было твердым, но она решила, что это не помешает ей уснуть.

— Доктор… если вы не против, я бы поспала немного у вас на плече.

— Может, остановимся на ближайшем постоялом дворе, чтобы вы могли поспать в постели?

— Нет-нет, нам все равно придется останавливаться на ночлег, так что не стоит терять время. Я хочу оказаться как можно дальше от Лондона и от моего брата. Однако вы… не ответили на вопрос.

— Я не возражаю, — коротко ответил Колин.

Благодарно улыбнувшись, Ариадна покрепче обняла Штурвала, чтобы тот не свалился с коленей, и преклонила голову на плечо ветеринара. День выдался жаркий, Колин был в одной рубашке, пахнувшей чистой одеждой, ветром, солнцем и мужчиной. У девушки вырвался удовлетворенный вздох… и тут же очередная выбоина так стукнула ее о твердое плечо, что клацнули зубы. Она сделала еще одну попытку, на этот раз с большим усилием. От плеча исходило восхитительное тепло, и в нем отдавался стук сердца Колина Лорда. Все это было так… так…

С этой незавершенной мыслью Ариадна уснула.

И тотчас проснулась на новой выбоине. Голова соскользнула. Она недовольно замигала, потом раздраженно уставилась на освещенный солнцем пейзаж.

А еще чуть позже рука Колина обняла ее и притянула, уложив голову в какую-то непостижимо удобную выемку плеча, словно созданную для того, чтобы покоиться на ней во время сна. Теперь тепло и мощь струились отовсюду, обволакивали и баюкали, и ничто уже не могло потревожить сон.

Стук его сердца был слышен яснее и тоже баюкал. Благородное сердце, подумала Ариадна, уплывая по волнам дремоты.

Короткий начальный сон заставил ее тело дернуться, потом оно расслабилось и отяжелело.

Окружающее исчезло, но девушка еще успела подумать, что теперь-то уж все в порядке.


Чем дальше от Лондона, тем меньше попадалось встречных повозок. Показалась подвода, влекомая парой битюгов, которых Шареб проигнорировал, потом верховая лошадка, которая, напротив, вызвала у него живой интерес, так что Колин вынужден был слегка хлестнуть его вожжами по крупу, чтобы вернуть к действительности. Позже дорогу медленно перевалило стадо коров. Немолодой пастух устало щелкал кнутом, его собака взлаивала без особого пыла, но наконец последнее животное спустилось с обочины и можно было продолжать путь. Когда на небе заалел закат, Колин подумал о ночлеге.

Ее милость леди Сент-Обин крепко спала у него на плече; ее маленькая рука самым невинным образом покоилась у него на бедре. За прошедший час он сотню раз бросал на нее взгляд, и каждый раз сердце давало крен.

Он понимал, что это всего лишь сладкое заблуждение, но не мог избавиться от мысли о том, как уютно она устроилась в его объятиях. Девушка пахла так волнующе, и таким волнующим было тепло ее тела! Она спала мирно и спокойно.

«Кто бы ты ни был. Максвелл, я тебе завидую».

От Ариадны попросту невозможно было оторвать глаз.

Как странно! Все поэтические сравнения и метафоры, до сих пор казавшиеся Колину надуманными, вдруг обрели смысл. Он начал понимать, за что воспевали и воспевают прелесть женского пола, и что такое внезапно утратить душевный покой, и что это за болезненный и сладкий голод, который только крепнет, когда надежды нет. Странная тяжесть росла в его груди, и все: изгиб щеки и форма носа — казалось значительным, пока наконец Колин не наклонился и не поцеловал Ариадну в лоб.

Это было поразительное ощущение, но насладиться им помешало громкое хихиканье. Выпрямившись, он увидел двух девушек верхом на пони, которые перешептывались и показывали на него пальцами. Только тут до него дошло, как все это должно выглядеть со стороны.

— Это мой сын! — раздраженно бросил Колин непрошеным свидетелям, но покраснел при этом так, что вызвал настоящий взрыв хохота.

— Глупые гусыни! — процедил он сквозь зубы.

Шареб-эр-рех фыркнул от души.

— Что, ты тоже насмехаешься? — рассердился Колин. — Вот получишь вожжей, бестолковое животное!

Раздражение заставило его передернуться, и Ариадна завозилась. Глаза ее открылись, и он решил, что она сейчас выпрямится. Но девушка осталась в той же позе.

— Что случилось, доктор?

— Ничего, — буркнул Колин.

— Я храпела, да? Или разговаривала? Или пускала слюни во сне? Боже, только не это! Я бы умерла со стыда, если бы так опозорилась на ваших глазах.