Хотя день был в самом разгаре, в коридоре царила кромешная тьма. Кэм осторожно постучал в дверь каюты. Не получив ответа, постучал сильнее. Лишь спустя несколько минут до него дошло, что следовало барабанить в дверь кулаком – только тогда Пенелопа могла бы хоть что-нибудь услышать. Но зачем стучать?..

Собравшись с духом, Кэм повернул латунную ручку. И тотчас же, едва лишь он переступил порог каюты, его окутал чудесный фиалковый аромат, исходивший от Пенелопы – сладкий, женственный и влекущий…

Прикрыв глаза, Кэмден напомнил себе, что пришел лишь для того, чтобы приободрить свою спутницу.

– Что тебе нужно? – резко спросила Пенелопа.

Когда глаза Кэма привыкли к полумраку, он увидел, что Пен сидела, забившись в устроенный в стене альков. А он-то думал, что она лежала в постели. Впрочем, едва ли это было возможно – ведь яхта постоянно кренилась то на один, то на другой бок.

– Хотел посмотреть, все ли у тебя в порядке! – Кэмдену пришлось повысить голос, чтобы перекричать вой и грохот вокруг. Он протянул руку и захлопнул дверь каюты в надежде, что станет немного тише. Но тише не стало.

– Конечно же я в порядке.

Кэмден невольно поморщился. Какой же он глупец, если решил, что Пенелопа пожелает его видеть.

– Тогда пойду к себе, – сказал Кэм.

Он развернулся к двери и уже схватился за ручку, когда за его спиной раздался тихий голос:

– Нет, останься.

Менее всего Кэм ожидал услышать подобное… Медленно повернувшись, он проговорил:

– Я не хочу нарушать твое уединение.

– Господи, Кэм, не будь таким тупицей. Еще никогда мне не было так страшно, как сейчас…

– О, дорогая…

Ласковые слова сорвались с его губ, прежде чем он успел осознать, что произносит их вслух. И теперь ему оставалось лишь надеяться, что из-за шума и воя ветра Пенелопа их не услышала. Сделав несколько неуверенных шагов, Кэм сократил разделявшее их расстояние и, понимая, что совершает непоправимую ошибку, заключил Пен в объятия. Она вскинула голову, и молния, сверкнувшая в этот момент за окошком, ярко осветила ее лицо.

– Кэм, что ты делаешь? – В голосе ее прозвучала настороженность, но все же она не смогла скрыть пылающего в ее глазах жара страсти.

– Удерживаю тебя от падения, – отозвался Кэм. Они находились в небольшом алькове, с одной стороны которого располагалось окно, с другой – вся остальная каюта, и это узкое пространство создавало иллюзию относительного покоя.

Кэмден окинул взглядом каюту. Отчего все вокруг него вдруг закружилось? Из-за раскачивавшей яхту непогоды? Или виной всему – прикосновение к этой женщине? Кэмден еще крепче обнял ее, стараясь сделать вид, будто желает лишь уберечь ее от качки.

Едва заметно усмехнувшись, она сказала:

– Тебя должны наградить за это медалью. – По умению мрачно шутить она могла бы потягаться с самим Джоном Макгрегором.

– А вместе с медалью полагается поцелуй?

Очередная молния осветила лицо Пенелопы как раз в тот момент, когда она нервно облизала губы. При этом она попыталась отпрянуть, но альков был слишком мал, и ей некуда было деваться.

– Кэм, как ты можешь флиртовать, когда мы стоим на краю водной могилы?

– А почему бы мне не пофлиртовать? – Голос Кэмдена стал хрипловатым от едва сдерживаемого желания. – Если яхта пойдет ко дну, – то будь я проклят, если отправлюсь в водную могилу без твоего поцелуя.

Пен внимательно посмотрела на него, но теперь уже не пыталась отодвинуться.

– Это будет ошибка, Кэм.

Он рассмеялся, хотя и не знал, что в словах Пенелопы могло его развеселить. Возможно, его обрадовала ее смелость. Ведь любая другая женщина дрожала бы от ужаса, попав в такой шторм. Но отважная Пенелопа Торн смотрела в лицо бушевавшей стихии и желавшему ее мужчине с высоко поднятой головой и улыбкой на устах. И если бы он, Кэм, был способен на любовь, то в этот момент непременно вообразил бы, что любит ее.

– Знаешь, меня давно уже мучают мысли о поцелуе, – сказал он почему-то.

Тут руки Пен вдруг обвили его шею. Но для чего?.. Она просто держалась за него?.. Или желала его? Впрочем, Кэму не было до этого никакого дела, коль скоро она оставалась рядом.

– Я думала, Кэм, тебе наскучило путешествие.

Он фыркнул в ответ.

– Мы давали отпор негодяям в горной гостинице, а также лавинам, скверным дорогам, назойливым англичанам и огромным, точно кошки, вшам. Скука принесла бы мне огромное облегчение.

– Но ты вел себя как утомленный скукой человек.

Кэмден еще никогда не видел Пенелопу такой. Казалось, она тосковала по его прикосновениям точно так же, как он – по ее. И сейчас желание бушевало в крови Кэма все сильнее – даже сильнее, чем шторм за бортом. Где-то совсем рядом прогремел гром.

– О, проклятье!.. – Кэмден со стоном сжал талию Пенелопы; шторм за окном являлся лишь слабым подобием того шторма, что бушевал в его крови.

В следующее мгновение, снова застонав, он впился в губы Пенелопы неистовым поцелуем.


Яхта металась по волнам точно взбесившийся дикий зверь, в то время как Кэм с дикой и необузданной страстью терзал губы Пенелопы. А та, ошеломленная происходившим, была не в силах отстраниться; на нее раз за разом накатывали неведомые ей доселе ощущения.

С ранней юности она представляла себе поцелуи Кэма, однако реальность оказалась гораздо более чувственной, более страстной и более возбуждающей, нежели самые откровенные из фантазий. Губы Кэмдена оказались горячими и требовательными, а руки – беспощадными и настойчивыми, так что Пенелопа, оказавшаяся в самом эпицентре бури, уже не понимала, где именно она бушевала – за бортом или в ее душе.

Пен уже давно не была той наивной девятнадцатилетней девушкой, которая отвергла предложение Кэмдена, и она знала, как должен вести себя мужчина по отношению к женщине, которую уважает. В поцелуях же Кэма не было ни осмотрительности, ни ласки.

Едва слышный внутренний голос говорил Пенелопе, что она должна воспротивиться – ведь Кэмден сейчас обращался с ней как с продажной девкой из доков. Но как она могла ему отказать, когда все ее тело было охвачено чувственным пламенем, а до этого – всю свою жизнь – она ощущала лишь ледяной холод.

Тут язык Кэмдена раздвинул ее губы, и Пенелопа, не в силах более сдерживаться, стала отвечать на его поцелуи – на поцелуи мужчины, которого хотела всю свою жизнь. Прижимаясь к нему все крепче, она отчетливо ощущала его возбужденную плоть, упиравшуюся ей в живот, и мысли о том, что он сейчас страстно желал ее, необычайно возбуждали.

Все сильнее чувствуя пульсацию в лоне, Пенелопа выгнулась, касаясь Кэмдена бедрами, и он принялся тереться о нее, имитируя чувственное единение. Дыхание Пенелопы участилось, и она, закрыв глаза, всецело отдалась охватившим ее чудесным ощущениям – никогда еще она не испытывала ничего подобного.

А руки Кэмдена тем временем блуждали по ее телу, но Пенелопа не слышала, как разорвалось платье, только вдруг с изумлением ощутила коснувшуюся обнаженной груди прохладу. Когда же ладони Кэма обхватили груди, она вскрикнула, отдаваясь на волю судьбы. Мгновение спустя его пальцы уже теребили и пощипывали соски Пенелопы, а в глазах друга детства она разглядела все то же желание, что и несколько недель назад.

Удовольствие, которое она сейчас испытывала, граничило с болью, и все же ничего более восхитительного Пенелопа никогда еще не переживала. И никогда еще ее чувства не были так обострены.

Конечно, Кэмден вовсе не пытался быть нежным, но Пен не было до этого никакого дела; она готова была позволить ему что угодно – лишь бы он продолжал целовать, прикасаться к ней и обжигать дыханием страсти ее шею. И ей ужасно хотелось дотронуться до него, хотелось посостязаться с ним в умении возносить партнера на вершину наслаждения.

Собравшись с духом, Пен опустила руку и обхватила пальцами возбужденную мужскую плоть, оказавшуюся весьма внушительной и даже вызывавшую благоговейный страх. Пенелопа невольно содрогнулась, почувствовав неистовую пульсацию. При мысли о том, что такая мощь окажется в ней, у нее закружилась голова.

– Черт возьми, Пен!.. – простонал Кэмден, кусая ее за плечо.

Пенелопа замерла на несколько мгновений. Необузданность Кэмдена повергала ее в смятение, пугала и вместе с тем подогревала возбуждение до такой степени, что оно становилось непереносимым.

– Мне остановиться? – спросила Пенелопа, покрывая поцелуями шею Кэмдена. – Вели мне остановиться.

– Проклятье, нет, – со стоном ответил Кэм и тут же принялся теребить и покусывать ее набухшие соски.

Пенелопа тихо вскрикнула – очередная порция боли превратилась в пьянящее удовольствие. Чтобы разделить с Кэмденом эту сладостную боль, она снова обхватила пальцами его пульсирующую плоть. А он тем временем продолжал терзать ее соски.

Жар волнами струился по телу Пенелопы, и в какой-то момент сквозь окутывавший ее горячечный туман она внезапно ощутила руку Кэмдена на ноге поверх чулка. В это мгновение корабль в очередной раз тряхнуло, и ладонь Кэма накрыла ее лоно. Прикосновение оказалось настолько чувственным, что она снова вскрикнула. Когда палец Кэмдена погрузился в нее, она громко застонала и тут же вонзила зубы ему в грудь. Он вздрогнул, а потом одарил Пен ответным укусом в шею, а затем вдруг увлек подальше от окна. Судно же так сильно раскачивалось, что у Пенелопы закружилась голова. Хотя, возможно, виной тому была страсть.

Через несколько секунд Пен поняла, что Кэм пробирался вместе с ней к шикарной кровати, на которой она в одиночестве спала в течение последних двух недель, мучаясь от мысли, что любимый-то находился совсем рядом…

Задыхаясь от возбуждения, Пенелопа упала на матрас и тут же почувствовала, что Кэмден лег поверх нее. И тяжесть его тела оказалась такой незнакомой, такой завораживающей… О, как же ей хотелось, чтобы Кэм быстрее взял ее! Пенелопа схватилась за его сорочку и разорвала ее, умирая от желания прикасаться к нему обнаженному. Она была в эти мгновения такой же необузданной, как и он, но даже теперь, когда стало ясно, как сильно он ее желал, Пен боялась, что счастье закончится еще до того, как она успеет досыта им насладиться.