Опять она. Только не это…

– Предательница! Предательница! – нарушаю молчаливую обстановку я. – Убирайся отсюда. Я видеть тебя не хочу!

Незнакомка-недобомжиха с интересом зыркает на меня, словно пришла в кинотеатр на вечерний сеанс. Сюда бы поп-корна, и картина выглядела бы завершенной.

Я швыряю пустую бутылку в дуб и, поднимаясь на ватные ноги, хватаюсь за волосы. Знакомая боль разливается по венам, как вино по бокалам. Каждая часть тела начинает ныть неприятными ощущениями. Комок в горле вот-вот распадется на слезы.

– Сядь! – несвойственной грубостью прерывает мою истерику молодая женщина.

Я, как собачка, послушно падаю на скамейку, содрогаясь от внутренней резни.

– А теперь выкладывай все. Давай!

Мое пьяное сознание недолго сопротивляется. Душевная слабость дает о себе знать, и я рассказываю ей обо всем, что довелось пережить за этот год. Выливаю на нее помои своего существования.

– М-да… печально. Но твоя история не должна заканчиваться на этом. Рано или поздно она бы ушла. Здесь только вопрос времени. Это было ее решением, это была ее жизнь. Эх! Решения, решения, решения.... Их так много в нашей жизни. Все наше существование – это решения. Нет ни дня, чтобы мы их не принимали, начиная от выбора цвета носков, заканчивая мыслью о смерти. Эгоистично? Да! Но ведь все мы эгоисты! Ты тоже эгоистка.

– Она сбила меня с ног.

– Тебя сбили с ног?! Вставай! Кинули топор в спину? Вытащи его, мать твою, а не ходи с ним со словами: «Ой, мне опять сделали больно». Ты знаешь, что жизнь – та ещё карусель. Так какого черта я вижу слезы на твоих глазах?! Слабых никто не любит, каждый будет пытаться поставить подножку, задеть. Ты же понимаешь, что подобным поведением показываешь свою слабость, да? И если будешь реветь, то станешь легкой мишенью. Ты очень далеко зашла, но еще не поздно все вернуть.

– Не хочу ничего возвращать.

Я ложусь на скамейку и смотрю на луну. Из-за ярких городских огней, ее единственную способно транслировать небо. Никаких звезд, никаких поводов, чтобы загадать глупое желание, предаться глупым мечтаниям. И она, худощавая, в форме серпа в ответ таращится на меня.

– Хочешь! – спустя минуту раздумий, продолжает философствовать собеседница. – В глубине своей натуры ты желаешь вернуться к тому, что тебе было некогда дорого. Ты отвернулась от своей семьи, хотя не должна была этого делать. Ты кинула свою цель, хотя не должна была этого делать. Ты зачеркнула все, что было светлым, теплым и хорошим, хотя не должна была этого делать! Знаешь, сколько на свете людей желает иметь то, что есть у тебя? Так не упускай этот шанс! Забудь прошлое, вспомни о своем будущем. Подумай о нем, дурочка, иначе плохо закончишь. Я повидала таких, как ты – беспечных прожигателей самого ценного ресурса своей жизни. Кто-то из них уже давно гниет под землей, кто-то на пути к этому. Остановись, поверни в другую сторону! Даже когда многое потеряно, еще не поздно начать борьбу за оставшееся.

– Я не смогу без нее сделать и шага вперед. Я ненавижу ее за то, что она сделала, но все же, вопреки этому все еще чертовски сильно люблю. И за это ненависть, ставшая частью меня, еще крепче держит в своих щупальцах.

– Сможешь. Прими ее уход как данность. Смирись, прости и попрощайся.

Глава 5

Она вернулась сама. Почти под утро тихий дом наполнился ее неуверенными шагами. Я слышал, как она прошла мимо моей спальни, лишь на секунду задержавшись у двери. Хотела ли она войти? Что-то заставило ее остановиться?

Где же ты была? Совершила ли ты опять какой-нибудь дрянной поступок, Дакота?

Когда я зашел в ее комнату, она крепко спала. Ее ровное дыхание пощекотало кожу на моих пальцах. Я хотел к ней прикоснуться, но не посмел. Я не знал, какой реакции от нее стоило ждать на этот раз. Лицо целое, руки тоже. Значит, ночью она ни с кем не дралась – уже хорошо.

Я решил сегодня не ехать в офис, чтобы попытаться поговорить с дочерью. Отпустил Ив с миссис Данн по магазинам, а сам принялся за готовку овсяных блинчиков. Дакота любила их.

Когда-то.

Может, сегодня у нас получится обсудить хоть что-то?

Она появляется на кухне ближе к обеду. Впервые я не вижу в ее взгляде гнева. В нем затаилось нечто другое… Кажется, ее бездонные зелено-карие глаза поглотили вселенский масштаб усталости. Она так исхудала! Платье, еле прикрывающее колени, не скрывает шрамы на ногах, полученные в процессе беспорядочных драк. И я так корю себя за то, что не смог уберечь ее от этих отметин!

– Привет, пап, – тихо-тихо шепчет она.

– Здравствуй, родная! Будешь есть? Я тут кое-что приготовил… Надеюсь, тебе понравится.

Даки бросает кроткий взгляд на тарелку и кивает в знак согласия.

Такое впервые!

Я и не ожидал, что нечто подобное произойдет, поэтому в моем сердце загорается маленькая искорка надежды на хорошее.

Дочь бесшумно усаживается на стул и берет один блин. Я пододвигаю ей клубничный джем, она его принимает.

Господи, спасибо тебе за это!

Моей радости нет предела! Подумать только, я радуюсь тому, что она ест без укоров, упреков и ругани то, что я ей предлагаю!

– Чем думаешь заняться? – осторожно спрашиваю я.

– Не знаю.

– А чего бы ты хотела? Я сегодня выходной взял, может, сходим куда-нибудь?

– Нет, пап. Я не хочу. Как-нибудь потом…

Что ж, не все дается сразу, но ее спокойный настрой все-таки угомонил мою встревоженную душу.

Это маленький шаг вперед, маленькая победа. Я не хочу ее спугнуть, поэтому напирать не стану.

***

Я хочу плакать. Но только так, чтобы после извержения слез стало легче, а не больнее. А всегда происходит именно так: в момент слабости я не чувствую освобождения от бремени, я ощущаю его крепко привязанным тугим узлом у себя на шее.

Как же я хочу плакать по-другому!

Прошло пару дней после беседы с незнакомкой у моста. Я не знаю почему, но со мной что-то произошло. Несколько психологов пытались неделями вбить мне то, что случайный собеседник смог донести за один вечер.

Нормально ли это? Реально ли такое?

Оказывается, реально… Меня как будто окатили холодной водой, окунули в ледяную прорубь, обуздали монстра простым разговором, не прибегая к сильнодействующим успокоительным. Он сейчас тихонько посапывает где-то в глубинах сознания, поэтому я не знаю, что происходит со мной. Кто я? Что это за человек? Нет желания грубить, ругаться, громить мебель, разбивать лица.

Впервые за долгое время я посмотрела на отца как-то по-другому. Он изменился. За этот год он постарел, как за пять лет. На лице появилась щедрая россыпь морщин, на волосах заблестели десятки седых волосинок. А ему и пятидесяти еще нет…

Это моя вина. И только моя! Он столько всего вытерпел, пережил. И ни разу, черт возьми, ни разу не повысил на меня голоса!

Как принять все это? Как разгрести последствия стихийных бедствий? Столько крушений, столько потраченных безвозвратно нервных клеток. Если я и зла, то только на себя. Сгусток гнева на мать остался, но больше не способен померяться своей мощью. Теперь в этом мире я ненавижу исключительно себя.

– Даки? – Дверь распахивается, и оттуда выглядывает маленькая голова младшей сестры.

Она ни разу ко мне не заходила. Когда-то давно я ей запретила появляться в своей комнате. Грубо и очень настойчиво указала податься восвояси. От того истерического голоса из прошлого пробегают мурашки по коже.

Бедная Ив, ты не заслужила такого обращения. Как же мне стыдно! Я оттолкнула тебя в самый тяжелый момент вместо того, чтобы прижать к себе крепче. Я пропустила твой день рождения и не поздравила с шестилетием пару месяцев назад. Я не сказала ни одного доброго слова… Какая же я тварь!

Хочется врезать себе со всей силы, чтобы изуродовать каждый дюйм тела! Моя внутренняя сущность должна совпадать с внешней.

Я уже было сжала кулаки в желании выместить очередную порцию нахлестнувшей агрессии, как вовремя очнулась, вспомнив про ребенка. Ивонна все так же стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь войти.

– Папа сказал, что мне можно тебя навестить… Ты уже выздоровела? – Ее чистенький голосок вызывает умиление.

«Выздоровела»…

Да, наверное, он сказал, что я больна. И я понимаю, что это не только глупая отмазка для шестилетнего дитя. Это сущая правда. Я действительно психически нездорова. И место такому пациенту в психушке, а не рядом с нормальными людьми.

– Почти выздоровела, сестренка… – Чувствую, что задыхаюсь. К глазам подступают слезы и вот-вот выпросятся наружу.

Она осторожно подходит, и ее маленькая ладошка касается моей, сжатой в кулак, руки. Легонькое прикосновение приятно расходится по всему телу теплой пульсирующей волной. Я уже и забыла подобное чувство…

Мигом падаю на колени и крепко прижимаю сестру к себе, вдыхая лавандовый запах ее кудряшек. Ее сильные ручки обнимают меня за шею и взрывают каменные завалы в сердце. Темно-русые вьющиеся волосы Ив унаследовала от мамы, но вот глаза у нее – отцовские: почти зеленого цвета. И именно они сейчас внимательно разглядывают мое скуксившееся лицо.

Моя родная девочка, прости меня за все. Прости за то, что ты видела. Я показала тебе страшного монстра. Но обещаю, что больше никогда не позволю встретиться вам снова. Никогда.

– А ты отвезешь меня в парк? Я так хочу покататься на карусели! Папа не сможет, а миссис Данн очень занята, – спрашивает она с небывалым огоньком надежды в глазах.

– В парк? Хорошо, давай съездим в парк. Я отвезу тебя в самый лучший парк, на самые лучшие аттракционы, куплю тебе самую вкусную и самую сладкую вату. Я сделаю для тебя все, что ты захочешь!

Ив радостно взвизгивает и целует меня в щеку. Я чувствую, как она начинает гореть. Приятно гореть…

Не плачь, Коуэн, не плачь. Не спугни ее.

***